Вот уже несколько дней шли дожди, Александр Иванович лежал на диване и в третий, а может, в пятый раз читал «Трех мушкетеров», Хотелось работать, хотелось куда-нибудь идти, но делать за городом в такую погоду нечего, и каждый вечер он отправлялся к Елене Викторовне пить чай. Так они сидели вечерами, разговаривали: мол, лето выдалось неудачное и град побил деревья. Генриетта Амаровна вспоминала как работала в институте и как студенты списывали на экзаменах. Александру Ивановичу нравились эти простые, ни к чему не обязывающие разговоры, и чай с мятой, и засахарившееся клубничное варенье. Но было так холодно, что даже чай не помогал. Спать за городом ложатся рано, и уже в десять Александр Иванович, как правило, был дома. Он забирался под одеяло и открывал какой-нибудь старый, найденный в кладовке журнал, но от холода, сразу засыпал.
Оставаться на даче в такую погоду не хотелось и было? Решено перебраться, в город. Ехать решили на машине все вместе: Александр Иванович, Елена Викторовна, Генриетта Амаровна. Дорога была размыта, и, подъезжая к шоссе, застряли. Колеса так глубоко увязли в хлипкой жиже, что, если бы не лесник, который оказался тут случайно, наверное, так и провели бы целый день под дождем на проселочной дороге. Лесник толкал машину, а Елена Викторовна с Генриеттой Амаровной стояли под дождем. Промокли до нитки.
Всю дорогу ехали молча: как-то тоскливо было, неуютно. Но как только въехали в город, сразу стало веселее, потому что в городе даже в плохую погоду кипит жизнь.
У подъезда встретили Евгения Николаевича, который как раз шел с работы. Он расцеловал Елену Викторовну и Генриетту Амаровну и, пожав руку Александру Ивановичу, принялся рассказывать новости. Мол, Марина так и живет у Юли, так что хорошо, что Александр Иванович вернулся. А на работе неприятности. Но это ничего: главное — чтобы дома было все в порядке. Дом — это главное.
— А я, наверное, на работу выйду, — сказала Елена Викторовна, когда они вошли в лифт. — На даче в такую погоду делать нечего, а дома — скучно.
— Я тебя понимаю, — согласился Александр Иванович. — Я, когда без дела сижу, тоже по работе скучаю.
— Это правда.
На втором этаже Александр Иванович вышел и разговор прервался.
Вечером, Марина собрала вещи и перебралась домой.
— Ты оставайся, если хочешь, — сказал Александр Иванович, когда она уходила. — Все-таки втроем веселее. Правда оставайся, а?
Но Евгений Николаевич был прав: у Марины есть дом, не может же она тут вечно жить. И она ушла.
— Пап, — спросила Юля, когда они сели ужинать, — у тебя есть женщина? — Александр Иванович нервно заерзал на стуле.
— Только честно.
— Я понимаю, — смутился Александр Иванович. — Ты уже большая.
— Вот именно. Поэтому ты честно скажи, хорошо?
Александр Иванович ничего не ответил, только плечами пожал.
— Так есть?
— Нет. Сейчас нет.
— Выходит, вы поссорились?
— Нет.
Их глаза встретились, и Александру Ивановичу стало неловко. Он боялся этого разговора: знал, что однажды это случится, и все равно боялся.
— Просто расстались — и все.
Юля задумалась, а Александр Иванович вздохнул было с облегчением. Он хотел перевести разговор на другую тему, но, как на зло, в, голову ничего не приходило.
— А я знаю, КТО это. Это Саша, медсестра.
Надо было что-то ответить, и Александр Иванович сказал:
— Это раньше было. Давно.
Он как-то боком, словно боялся, что его ударят, посмотрел на Юлю, и только теперь она заметила сколько было любви в этих глазах и сколько страха. Это он ее боялся, боялся с тех пор, как не стало мамы. Любил и боялся. Ему казалось, это он виноват, что мама умерла, и что котлеты они едят из кулинарии, и что с работы он приходит поздно. А тут еще это…
— А мне она нравилась, — сказала Юля задумчиво, как будто пыталась вспомнить, как выглядит эта самая Саша. — Жалко.
И снова наступила пауза. Тут бы и вспомнить какой-нибудь анекдот, историю какую-нибудь, но ничего у Александра Ивановича не выходило, и только какие-то глупые, бессмысленные слова вертелись на языке: «Ну, это, значит, того…»
— Пап, ты ее любил?
— Наверное, нет.
— Значит, есть другая женщина, так?
Александр Иванович молчал.
— Она замужем?
— Почему ты так решила?
— Ну раз она не с тобой, значит, замужем.
— Знаешь что, давай есть.
— Пап.
— Что?
— Обещай мне одну вещь.
Юля пристально смотрела на отца, и от этого взгляда у него мурашки бежали по спине.
— Если у тебя появится женщина, не ври мне, ладно? Терпеть не могу, когда врут. Ты лучше женись, только не ври.
— Ну уж нет, — улыбнулся Александр Иванович, и столько всего было в этой улыбке: и боль, и страх, и любовь. — Разве нам плохо вдвоем? А тут появится в доме чужая женщина…
— Пускай появится. Я не против.
— Странно.
— Что?
— Ты стала взрослой, а я не заметил: Давай есть — котлеты остынут.
И Александр Иванович отломил вилкой кусок «Богатырской» котлеты. Он ел и думал о той женщине, о том, что ей уже сорок и мужа она не бросит. Поздно им пускаться в любовные приключения.
А еще Александр Иванович думал о Юле. Надо же, как время летит. Она уже большая — скоро замуж выдавать…
— Пап?
— А?
— А она красивая?
— Ешь.
И Юля молча принялась за котлету.
Однажды в жизни дочери появится другой человек, и тогда Александр Иванович будет ей не нужен. Так уж устроен мир, что делать. Только бы она была счастлива. А ему поздно свою жизнь менять. Это ничего. Так лучше.
— Пап.
— Ешь.