АББА или Чай с молоком

8

Никогда раньше Юля не жила одна. Теперь, когда папа уехал, она вдруг почувствовала себя маленькой и одинокой.

Юля поставила на плиту кастрюлю с водой и включила телевизор. Рискуя своей карьерой, доктор Росс настояла на пересадке сердца и так спас ребенка. Юле нравился Джордж Клуни и его герой доктор Росс. В ее комнате над пианино висел цветной плакат с изображением Джорджа Клуни в фильме Квентина Тарантино «От заката до рассвета». И когда она сидела в кресле или разыгрывала этюд Шопена, их взгляды встречались. Он смотрел на нее одобрительно и улыбался, а ей казалось, что нет у нее никого ближе. «Он такой красавец», — думала Юля. На его фоне Коля Ежов явно проигрывал. Она старалась избегать подобных сравнений, но это было не так просто, потому ЧТО Коля ни на минуту не выходил у нее из головы.

«Подумаешь, доктор, — сказала себе Юля. — И даже не доктор, а так, детский врач — это все равно, что фельдшер или ветеринар».

Тут как раз закипела вода, и Юля бросила в кастрюлю пельмени. В этот момент в дверь позвонили.

Юля на цыпочках подошла к двери и посмотрела в глазок.

— Марина?!

«Она не в духе», — подумала Юля, разглядывая ее раскрасневшееся, мокрое, от слез лицо. Так она стояла, припав к двери, но потом подумала, что Марине с той стороны видно, что в глазок смотрят. Юле стало неловко, и она открыла.

Как ни странно, Марина не бросилась на Юлю с кулаками и не заплакала, а только тихо спросила:

— Можно?

Вид у Марины был грустный и испуганный.

— Марина, что случилось?

Глупый вопрос. Разве это не она обещала Марине, что сегодня с Александром Ивановичем приедет на дачу.

— А я как раз пельмени варю, — сказала Юля, — Будешь?

Она честно разделила пельмени пополам и достала из холодильника сметану.

— Что-то случилось? — спросила. Юля, чтобы как-то начать разговор.

— Нет, ничего. — И Марина задумчиво отправила в рот дымящийся пельмень.

— Ты из-за меня приехала?

— Из-за тебя. Хотела, чтобы ты знала, что я о тебе думаю, — улыбнулась Марина.

Откуда это спокойствие? Юля проглотила пельмень, и обожглась.

— Черт!.. Кто-то умер?

Марина часто плакала по поводу и без повода — это было обычное для нее состояние. Но теперь она была спокойна, слишком спокойна. Выходит, что-то случилось.

Но Марина не ответила, а вместо этого спросила:

— Ты сегодня видела моего отца?

— Видела, — сказала Юля и немного смутилась.

Она действительно видела сегодня Евгения Николаевича — И он шел с женщиной. Наверное, это была его сотрудница, а может, двоюродная сестра из Самары, потому что Юля слышала, что в Самаре у Марины есть двоюродная тетя. Но почему-то Юля решила не говорить, что он был не один. Может, это была паспортистка? У нее похожая прическа. Ерунда. Юля видела Евгения Николаевича со спины, но в женщине, которая шла с ним рядом, она без труда узнала Людмилу Сергеевну. Можно сколько угодно себя обманывать и уверять, что это была паспортистка и Евгений Николаевич случайно встретил ее во дворе, — И все-таки это была Людмила Сергеевна, она же Кошкина Л. С., или просто Кошка. Это была она.

Людмила Сергеевна Кошкина, завуч и страшная зануда, считала школу, где она преподавала физику, уникальной, а свои заслуги в сфере образования выдающимися. Однако Юля так не думала. Она всегда терпеть не могла Людмилу Сергеевну, а та, в свою очередь, не любила Юлю.

Юля, староста класса, всегда и со всеми была в хороших отношениях — к этому ее обязывало положение, а может, это просто были свойство ее характера. Но на Людмилу Сергеевну это ее качество не распространялось. Юля была воспитанной девочкой, но на уроках физики она не просто разговаривала вслух и грубила Людмиле Сергеевне: она как ни в чем не бывало могла встать посреди урока и, не говоря ни слова, выйти из класса, а потом, также не говоря ни слова вернуться. Людмилу Сергеевну это приводило в бешенство, и она хотела отомстить. Но ставить Юле двойки были не за что. Юля щелкала задачки как орешки. При этом становилась все более неуправляемой.

«А что я могу сделать? — говорил директор, когда Людмила Сергеевна приходила жаловаться на Юлю. — У нее хорошая успеваемость. Она — староста класса». И Людмила Сергеевна уходила ни с чем. «А что думает об этом Кахобер Иванович? — спрашивал директор. — Кахобер Иванович — опытный педагог, дети его любят. Поговорите с ним».

«Людмила Сергеевна, дорогая, — говорил Кахобер Иванович, расплываясь в улыбке, отчего его усы шевелились — вы — жертва своей красоты». Он объяснял это так: Юля видит в Людмиле Сергеевне соперницу, потому что Коля Ежов в нее влюблен. Людмиле Сергеевне нравилось такое объяснение, но оно ее не вполне устраивало. И тогда Кахобер Иванович предложил научную версию. «Свойственная этому возрасту раздражительность, — как-то сказал Кахобер Иванович, с важным видом прохаживаясь по классу и по привычке, унаследованной от предков, стараясь произвести впечатление на Людмилу Сергеевну, — неуверенность в себе, тяжелые разочарования — ребенок пытается как-то это объяснить. А чтобы объяснить, он находит врага, человека, в котором видит причину своих несчастий, — так легче. Вы — ее враг». — «Я — враг?!» — И, хлопнув дверью, Людмила Сергеевна выбежала из класса. Оставшись один, Кахобер Иванович улыбнулся в усы, сложил в портфель тетради и отправился домой. Он плотно поужинал, открыл «Психологию подростка» и предался раздумьям. А между тем он мог бы не тратить времени впустую, а просто спросить у Юлю, что она обо всем этом думает. И она бы ответила без церемоний: «Кошкина — стерва». Как раз об этом думала сейчас Юля, забыв про пельмени и про Марину, которая сидела напротив грустная и, как ей казалось, никому ненужная.

— Знаешь, — сказала Марина, — можно, я сегодня у тебя останусь?

— Конечно — спрашиваешь. А папа не обидится?

— Марина равнодушно пожала плечами, и ее лицо изобразило презрение.

Евгений Николаевич не знал, что она собирается в город. Нельзя сказать, чтобы он обрадовался ее приезду: сначала он как будто даже не хотел пускать ее в дом, а потом, затолкав на кухню, нервно смеялся и говорил неестественно громко. Марина сказала, что приехала из-за Юли.

«Вот и хорошо, — обрадовался папа. — Юля наверняка дома. А мама знает, что ты сегодня не приедешь?»

«Что?!»— сказала Елена Викторовна, когда Марина объявила, что едет в город. Она лучше собственноручно убьет свою дочь, чем позволит ей на ночь глядя ехать одной в электричке. «Я позвоню папе; и он меня встретит». — «Хорошо. Но чтобы завтра ты была тут». — «Я приеду через неделю», — сказала Марина.

Елена Викторовна чуть не упала в обморок.

Ей здорово влетело — и все-таки Марина уехала. Папа не слишком ей обрадовался, и это расстроило ее окончательно. Наконец она отправилась к Юле. «У нее Ежов, — думала Марина, пока спускалась с пятого этажа на второй, — ей не до меня. Никому я не нужна».

И она села на ступеньку, закрыла лицо руками и заплакала.

— Знаешь что, — предложила Юля, — оставайся у меня.

Марина смотрела на нее с недоумением. Разве они только что не договорились?

— На все это время, — объяснила Юля, — пока нет папы. Будем жить вдвоем.

— Вдвоем?

В половине первого Марина позвонила папе и сказала, что, пока Юля одна, она будет жить у нее: — Что за идиотская идея?

— Пожалуйста, — перебила его Марина, — когда мама позвонит, скажи, что я пока поживу тут, хорошо?

— Во-первых, мама не разрешит, — сказал папа, — а во-вторых, две маленькие девочки не могут жить вдвоем. И я тоже не разрешу. — Он немного смутился. — Я не разрешаю.

— Во-первых, — ответила Марина, — мы не маленькие.

«А во-вторых, — хотела сказать она, — я не спрашиваю твоего разрешения».

Хотела сказать, но не сказала.

— Пожалуйста. И потом, ты же все время будешь рядом.

— Марина, у тебя есть дом.

— Папочка, пожалуйста.

— Хорошо, — согласился Евгений Николаевич. — но каждый день буду вас навещать.

— Ура! — закричали Юля и Марина.

А Евгений Николаевич сел смотреть футбол — один.