АББА или Чай с молоком

19

Мама так часто плакала, что оставаться дома было невозможно. Генриетта Амаровна тоже плакала и говорила:

— Так я и знала. Так и знала! Как в воду глядела! Марина позвонила Юле.

— Сегодня идем на американские горки, — сказала та.

— Зачем? — не поняла Марина.

— Помогает, — объяснила Юля. — Адреналин!

Смысл этого загадочного слова был Марине не вполне ясен, но она поняла главное: это помогает. — Глупо, — сказала мама: — Это самоубийство.

— Мама, пожалуйста. Не тут же сидеть: бабушка плачет, ты плачешь. А этот халат? А тапочки? Так же можно с ума сойти!

— А деньги? — грустно сказала Елена Викторовна. — У меня сотрудница, Мария Сергеевна, дочку замуж выдает: мы собрали, кто сколько мог. В долг, конечно. А до получки еще десять дней.

Елена Викторовна вышла в коридор и достала из сумочки кошелек. Но Марина ее остановила: — Не надо. У меня есть.

— Есть?

— Папа дал.

Елена Викторовна подняла на Марину грустные заплаканные глаза.

— Раньше, — объяснила Марина. — Ну, я пойду?

— Иди.

— Мам, — сказала Марина, когда она была уже на лестнице. — Знаешь, как я тебя люблю?

— Как? — улыбнулась Елена Викторовна.

— Больше всего на свете!

Начинать нужно с малого. Самые маленькие американские горки были на ВДНХ — и они отправились туда.

Была суббота, но утром народа в парке оказалось немного.

— Может, лучше на колесе? — осторожно спросила Марина. — Вон оно какое огромное. Разве не страшно?

— Страшно, — деловито сказала Юля, — но не так. Горки — лучше.

Вот так же, наверное, говорил Александр Иванович, совершая утренний обход: «А почему норваск не принимаем? И что за упрямый народ! Надо норваск принимать. А витамины тут ни при чем. Как дети, честное слово».

— Негр, — сказала Марина.

— Что негр? — не поняла Юля.

— Там негр работает. Вон он, у входа.

— И что?

— Не знаю. Плохая примета.

— Во-первых, — сказала Юля и по крутила пальцем у виска, — такой приметы нет. А во— вторых, Я бы, тебе не советовала называть его негром, потому что он как представитель афро-негроидной расы может обидеться. Марина, это мавр!

И как только Юля запоминает все эти слова. Однажды, пересказывая Кахоберу Ивановичу параграф из учебника, Марина пыталась вспомнить слово «абориген» — и не смогла.

— Марина, это мавр! — сказала Юля. — И он красив как Бог.

— Эй! — Марина толкнула ее в бок. — А Коля?

— Вместо того чтобы сеять вражду между дружественными народами, — тихо сказала Юля, — подумай о подруге. Потому что я тоже боюсь.

Миновав ряд заграждений, они оказались за высокой оградой.

— Юля! Я боюсь.

Табличка, прикрученная проволокой к металлической решетке, гласила: «Билеты возврату не подлежат!»

— Я не хочу! — И, как зверь, за которым захлопнулась дверца клетки, Марина бросилась к выходу, но, если ты уже проходишь через турникет, вернуться назад нельзя.

— Здеся, — сказал «мавр», и это означало: садитесь в эту кабинку.

— Мы что, вдвоем поедем? — спросила Марина. Пускай они умрут. Но почему вдвоем?

— Дывоем, дывоем, — сказал мавр, показав ослепительно белые африканские зубы. — Дывоем! Хоросо!

— Нет! — успела сказать Марина.

— Мама! — сказала Юля.

— Мама! — сказала Марина.

Ей казалось, что вместо головы у нее живот, а голова, наоборот, — в животе.

Все вокруг грохотало и кружилось. Пронеслись мимо облака, дома и деревья. В толпе мелькнуло круглое улыбающееся лицо.

— А-а-а…

Кто это? Нет, она не ошиблась: это он, Витамин.

— А-а-а…

«Смотри, — хотела крикнуть Марина, — Витамин!» Но вместо этого из груди вырвался слабый стон:

— Ви-а-та-а-а…

— Ну как? — спросила Юля, когда, покачиваясь из стороны в сторону, они шли по улице, натыкаясь на прохожих.

— Голова кружится, — сказала Марина.

— У меня тоже кружится. Я вообще спрашиваю как?

— Хорошо, — улыбнулась Марина. — Хочется петь и танцевать. Но ноги не держат.

— Я же говорила: адреналин!.

В метро они ехали молча ехали — и улыбались. «Витамин! — хотела сказать Марина: — Он был там!» А может, ей показалось?

Коля Ежов уже давно стал для Марины родным человеком. С утра до вечера она слушала рассказы о Коле. Благодаря этому она смотрела на Колю глазами подруги. Старая вражда была забыта, и теперь Коля предстал. перед ней героем. Коля пригласил Юлю в кафе. Коля вернул велосипед. Наконец, Коля любил Юлю — и только за это Марина была готова простить ему все.

Думая о Коле, Марина снова вспомнила Юрия Петровича, и ей стало грустно. Он никогда не сможет ее полюбить. Потому что он женат. Потому что ей четырнадцать, а ему — тридцать пять. Потому что она — Муся, а он — Петрович.

— Знаешь, — сказала Марина, когда они перешли на другую сторону улицы и повернули в арку, я тебе завидую.

Но ей никто не ответил.

— Юля?

И снова молчание.

— Юля!

Было уже одиннадцать — и Марина в третий раз позвонила Юле. Но Юля домой не пришла. Она не пришла вечером и не пришла утром — она вообще не пришла. Юля исчезла.