Грир
Настоящее
Не знаю, как долго нахожусь на лодке. Я сопротивляюсь и борюсь, пока меня затаскивают на нее, пинаюсь, кусаюсь и кричу, хотя знаю, что ближайший дом находится в полумиле отсюда, и меня точно не услышат из-за звука разбивающихся волн. А затем я чувствую острую боль в плеч — укол иглы с последующим жжением, и мир исчезает.
Когда я прихожу в себя, меня несет на руках «Не-Дэрил» на другой док. Солнце яркое и горячее, поблизости кричат птицы. Я хочу пить, так ужасно сильно хочу пить, и чувствую себя такой слабой, словно мои мышцы сделаны из морских водорослей. Я пытаюсь пошевелиться, пытаюсь сопротивляться или хотя бы заговорить, но ничего не получается. Меня снова окутывает тьма.
Когда я, наконец-то, окончательно просыпаюсь, то, к счастью, не связана и без кляпа во рту, сижу в самолете в отдалении от других. Он маленький, вокруг все обшарпанное и скромное, здесь только «Не-Дэрил», трое других мужчин и я.
«На рейсе «Похищение» нет бортпроводников, но довольно чисто, — думаю я, устало. — Две звезды».
Я поворачиваю голову, лежащую на спинке сидения, и смотрю в окно. Под нами мелькают горы, в основном низкие и зеленые, со случайными участками скал то здесь, то там, далеко впереди я вижу, что горы становятся выше, темнее. Я знаю, что эти горы пережили войну, по всем тем фото, документальным фильмам и дрожащим кадрам с камер на шлемах, снятыми солдатами.
Карпатия.
На одно лишь мгновение я позволяю себе не думать о том, что нужно бороться. Позволяю страху отступить. И думаю лишь о своей свадьбе. Это был мой последний день на свободе, а я даже не догадывалась, и насколько уместно, что свой последний день свободы был тем днем, когда я охотно отдала свою свободу Эшу.
Просто из-за мысли о нем у меня начинают гореть веки, и я быстро закрываю глаза, боясь расплакаться около этих людей. Эш в смокинге, надел кольцо мне на палец. Эш удерживал меня в объятиях, пока мы танцевали под песню Этты Джеймс «At Last», под песню, под которую танцевали они с Эмбри. Эш шептал что-то Эмбри, пока ласкал его, шептал что-то мне, пока они с Эмбри трахали меня. Мы, втроем, держась за руки, давали обещание… важное обещание. Любить. Попытаться. Сдаться на милость беспомощных чувств, которые все мы испытывали друг к другу.
Всего лишь на один эгоистичный момент я позволяю себе побыть «девицей в беде». Позволяю себе быть бесцельной плаксивой «девицей в беде». Я тоскую по своей жизни до похищения, по вчерашнему дню… или это было два дня назад. Я тоскую по своему свадебному платью и по вуали, по церкви, украшенной цветами, по моему жениху и по шаферу. Тоскую по нашей первой брачной ночи, по брачной ночи, которую я чувствую даже сейчас из-за болезненной чувствительности в некоторых местах. Тоскую по ощущению зажатости между двумя телами, которые люблю больше всего в этом мире, ощущению их потной кожи, твердых мускулов и укусов, которые они использовали, когда не могли найти правильных слов и прошептать их мне.
Всего лишь на мгновение я позволяю себе потворствовать мысли, что они придут за мной. Что, в тот момент, когда приземлится этот самолет, мой король и мой принц будут там, готовые унести меня из этого странного места и от людей, которые причинят мне вред. Что в этот самый момент Эмбри и мой муж летят ко мне. Я позволяю себе надеяться на это, ведь это единственное, на что я могу надеяться. Что они найдут меня любой ценой, и все будет в порядке.
Большим пальцем провожу по тонкой полоске металла на безымянном пальце, той, что спрятана под ослепительным обручальным кольцом, которое подарил мне Эш. На короткое мгновение я благодарна, что его не украли, что мне позволили сохранить хотя бы одну вещь, отобрав мою наготу, мою свободу или мое достоинство. Но благодарность угасает по мере того, как я провожу пальцем по кольцу, когда вспоминаю, что оно собой символизирует.
Я вышла замуж за Эша. Я торжественно обещала ему мою верность (какой бы сложной ни была эта концепция между Эшем и мной), мою честь, мое уважение и мою любовь. Но это еще не все, потому что Эш — это не просто Эш, он — президент Соединенных Штатов. Он возглавляет самую мощную военную силу в мире, крупнейшую экономику планеты. Капитан корабля, на котором находится триста двадцать миллионов душ. Это означает, что я вышла замуж за эту ответственность, я пообещала свою честь и свое уважение к его должности и к его обязанностям.
Дедушка Лео, будучи моим опекуном, вырастил меня патриотической девушкой. Но теперь я реально чувствую всю силу выражения «страна на первом плане». Я — первая леди. Я обещала сделать все, что в моих силах, чтобы наша нация стала сильнее, обещала помочь Эшу в его стремлении осуществить это.
А противоречие между «страна на первом плане» и желанием быть спасенным является очевидным и непреодолимым. Конечно, Эш не может прийти за мной. Это логически смешно и морально неправильно. Он не может поставить под угрозу страну или использовать ресурсы, доступные только для его офиса, чтобы меня найти. То же самое касается Эмбри. Рыцари больше не спасают дам в беде, не потому, что они менее храбры или преданы, а потому, что для таких вещей существуют специальные системы.
Дипломатические системы.
Военные системы.
Интеллектуальные системы.
Проблема в том, что я не знаю, как эти системы смогут меня спасти. Дипломатия нуждается во взаимной энергии, а я сомневаюсь, что Мелвас заинтересован в чем-то, помимо возвращения к войне. Эш не хотел бы войны, как и я.
А значит остаются только интеллектуальные системы. ЦРУ. Спецназ. Тайные вещи, которых никогда не видело и никогда не знало большинство американцев. Вещи слишком непонятные даже для меня, чтобы можно было на них рассчитывать.
Поэтому ответ ясен. Отставить сопли. Мне нужно спастись самой.
Я сажусь прямо и снова оглядываю салон самолета, присматривая, что мне может помочь. У меня шумит в ушах, а это значит, что мы снижаемся, но я рискую и встаю.
— Мне нужно пописать, — объявляю я «Не-Дэрилу».
— Садись, — пренебрежительно говорит он. — Мы скоро приземлимся.
— Мне нужно пописать прямо сейчас, — говорю я, повышая для эффекта голос. Я имею в виду, мне действительно нужно пописать, так что это — не ложь… не то, что я лгала прямо сейчас. — Я описаю не только себя, но и этот самолет, если я не смогу пойти в уборную.
«Не-Дэрил» ругается, встает и пихает меня в плечо к задней части самолета. Он заталкивает меня в крошечную уборную, но когда я пытаюсь закрыть дверь, ставит ногу, легко блокируя хрупкую складную дверь.
Я уже знаю ответ, но все равно спрашиваю.
— Я могу получить немного уединения?
Он не отвечает, просто удерживает ногу в дверном проеме и одаривает меня таким же тяжелым взглядом со сжатой челюстью. Я вздыхаю и проделываю большую работу по сохранению своего халата, чтобы скрыть нижнюю половину тела, когда сажусь на туалет. Полный злобы взгляд проходит по обнаженной линии моих ног, оценивая. Я чувствую, что в любой другой ситуации на карту было бы поставлено гораздо больше телесных повреждений, но здесь что-то не то.
— Мелвас хочет меня только для себя, не так ли? — спрашиваю я, когда глаза «Не-Дэрила» поднимаются с моих голых ног к моему лицу. — Тебе не разрешено прикасаться ко мне.
— Я могу прикоснуться тебе так, как захочу, — говорит «Не-Дэрил». — Президент Кокур только сказал, чтобы тебя доставил к нему без «отметин». Хотя… — на его лице появляется зловещая улыбка. Не сексуально-зловещая. А выворачивающая-на-изнанку-желудок злая. — …я заметил, что тебя уже очень хорошо пометил твой собственный президент.
Я почти ощущаю вес его надменности по отношению ко мне, из-за моего тела, из-за того, что я позволяю делать, из-за того, что терплю, или, чем наслаждаюсь.
Я смотрю на него. Я смотрю на него так холодно, как только могу, действуя, как дедушка Лео, когда сражался со своими политическими оппонентами одной лишь силой воли. Я вкладываю в свой взгляд каждую унцию моего необычного воспитания принцессы Демократической партии, своей личности, в качестве маленькой принцессы Эша, в качестве королевы. И хотя я сижу на туалете с голой задницей и в халате, хотя по всем видимым метрикам он контролирует здесь всю власть, улыбка «Не-Дэрила» исчезает, и он отводит взгляд. Он убирает ногу и с громким хлопком закрывает дверь в ванную.
Я выигрываю.
На данный момент. Потому что я не могу силой воздействовать на этих людей. Не могу от них сбежать. И после того как заканчиваю писать, мою руки, возвращаюсь на свое место, смотрю в окно и вижу, куда они меня доставили, то осознаю, что не смогу убежать.
Ладно.
Я найду другой путь.
Самолет улетает от массивных коттеджей в близлежащую долину, где приземляется на маленькую взлетно-посадочную полосу. И вот меня снова связывают и пихают в покрытый грязью «Range Rover», и мы поднимаемся в горы. Коттедж, массивный и черный, появляется в поле зрения, мелькает сквозь деревья во время поворотов на дороге. Он похож на замок графа Дракулы, зловеще возвышаясь над каменными зубцами Карпатских гор, и я понимаю, что мы, вероятно, недалеко от исторических земель Трансильвании.
Я бы предпочла встретиться с вампиром.
Но это больше, чем коттедж; мы проезжаем периметр за периметром мимо чрезвычайно современной системы безопасности. Мимо заборов, ворот, патрулей и камер, установленных повсюду. Над головой летают дроны. Это место так же защищено, как и загородная резиденция президента США Кэмп-Дэвид. И внутри меня все сжимается еще больше, хотя я отказываюсь отпускать флаг своей решимости. Я буду притворяться, что я — королева Гвиневра, переживающая все то, о чем я рассказываю на лекциях, которая недостижима, величественна и сдержанно спокойна, даже когда ее похищают снова и снова.
Сам коттедж был менее утилитарный, чем казался на большом расстоянии: вдоль стен, выходящих на долину, выстроились большие окна, и когда меня затаскивают внутрь, я замечаю толстые деревянные балки, массивный камин и много кожаной мебели. Дом определенно мужественный, но, учитывая интерьер, это место, явно предназначено для наслаждения, а не для плена. Это впечатление еще больше подкрепляется той комнатой, в которую меня приводят. Просторная, с прекрасным видом на долину, с кроватью с балдахином, словно из Версаля, и с ванной комнатой, которая кажется больше, чем сама комната, с глубокой ванной и душевой кабиной. Меня освобождают и приказывают принять душ. «Не-Дэрил» указывает на шкаф в дальнем углу комнаты.
— Там есть новая одежда.
— Новая одежда?
Прежде чем у меня получается его остановить, он стаскивает мой халат. Я не забочусь о том, чтобы прикрыться, отчасти потому, что он уже видел меня голой, а отчасти потому, что не хочу приносить ему удовлетворение от мысли, что он меня расстроил.
Он снова улыбается, и вдали от унизительных обстоятельств самолета я, наконец-то, могу нащупать связь, которой не замечала раньше. Я знала, что он был на Карпатском дипломатическом ужине, но эта улыбка… он также был тем мужчиной, с которым Абилин провела остаток выходных.
Абилин. Именно из-за ее смс-сообщения я отправилась в вестибюль. Неужели каким-то образом этот человек использовал ее в своих интересах? Из-за ее связи со мной? Или же она — соучастница всего этого?
Неужели моя лучшая подруга меня предала?
Не могу думать об этом прямо сейчас. Я не думаю об этом. Я ухожу от «Не-Дэрила» в ванную и делаю то, что было приказано, не потому, что мне приказали, а потому, что душ — это комфортные условия, которых сейчас я очень жажду. И пока принимаю душ, собираюсь с мыслями и все обдумываю, разбираю эту ситуацию, словно читаю средневековый текст, разыскивая разгадку, значение и подтекст. Словно я сейчас вместе с дедушкой Лео на вечере по сбору средств, и он просит меня шпионить для него, чтобы разузнать все тайны, скрывающиеся в словах и в лицах политических деятелей.
Прежде всего, оставив меня без контроля и несвязанной, они уверены в том, что я не причиню себе вред. Я не уверена, Мелвас считает все это чрезмерно рискованной авантюрой, или же оверит, что если я причиню себе вред или убью себя, то это все равно послужит его целям. Самоубийство не является моей целью, но угроза совершить самоубийство может стать хорошим рычагом давления.
Во-вторых, мне выделили комнату с окнами, где я могу наблюдать за дорогой и дронами, а еще смогу отмечать прошедшие дни. Они предоставляют мне много информации, которую я могу использовать… К тому же, Мелвас высокомерно полагает, что я не смогу убежать? Или, что меня не смогут увидеть те, кто может попытаться меня спасти? Или же, и мой побег, и мое спасение послужат его целям?
В-третьих, когда я заворачиваюсь в полотенце и иду исследовать шкаф, то понимаю, что есть только очевидные причины, почему Мелвас хотел бы, чтобы я была чистой и нарядной. Чтобы сделать меня привлекательной для него, чтобы заставить меня чувствовать себя комфортно, возможно, чтобы создать для меня иллюзию, что я, своего рода, гость…
Итак, какие же причины менее очевидны? Мелвас не казался мне хитрым человеком, но он, все же, использовал Абилин и тщательно подготовился к моему похищению, так что он, безусловно, умный. Здесь переплетены случайности и планы, которые не могу понять, и пока нет ясности, лучше всего действовать осторожно.
Я тщательно прихорашиваюсь, учитывая ограниченные инструменты, которые мне дали (расческа, фен, а также лак для волос). Губная помада и тушь для ресниц. Здесь нет никаких заколок для волос или ножничек для ногтей, или чего-то подобного — ничего, что я могла бы использовать в качестве оружия.
В шкафу висит какое-то возмутительно кружевное женское белье, все именно моего размера, и тут на меня накатывает. Я опускаюсь по стенке шкафа и стараюсь унять свой дрожащий подбородок.
Сейчас я должна находиться в медовом месяце. Рядом с Эшем. С Эмбри. Мы должны были наслаждаться друг другом, пить вкусные коктейли из высоких стаканов, которые запрещаем себе пить в другое время. Но этот стакан вырвали из моих рук. Все, что у меня есть, это — холодные, грозные горы и потенциальный насильник.