Ами-Де-Нета [СИ]

Глава 1

Женщина обвела глазами полукруг девушек и жестом велела приступать к сервировке. Те молча принялись за работу, скользя между колонн и мелькая за ажурными перегородками, где раскинулся низкий стол, изгибаясь широкой поверхностью так, что можно было сидеть на подушках и коврах в уютных углублениях изгибов или на их вершинах.

Самый большой изгиб охватывал двойное место с заботливо прислоненными к стене узорчатыми подушками так, чтобы пара едоков была почти окружена плоскими тарелками и высокими серебряными сосудами.

Илена, поднося длинные блюда с нарезанным салатом, всякий раз быстро взглядывала на подушки, пытаясь угадать по вмятинам и углублениям на переливах цветного шелка, как именно полулежала за едой принцесса, и где рядом с ней расположился ее весенний муж Даэд, который так неожиданно для всех не исчез, проводив великую жену в летние сны, а остался, по ее приказу.

Но подушки после каждого обеда и ужина тщательно проветривались и заново взбивались, она сама уносила их чистильщикам, которые прополаскивали нежнейшее перо, заново набивая цветные чехлы. Так что, лежали всякий раз как новые, круглились узорами и рисунками.

— Илена, — строго напомнила старшая, — жаркое. Помоги подругам.

Девушка поправила плоский подносик с горкой пахнущих свежим дождем листочков и ушла, не оглядываясь, за полукруг колонн к загородке, где на вычурном кованом очаге томилось в бронзовом котле горячее мясо.

За обедом Даэд сам подавал Неллет блюда, на которые она указывала. Принцесса медленно ела, прикрывая глаза, вдумчиво пробовала, макая в пряную подливу тонкие хлебные пластинки. Кивала ему, приглашая отведать всего, что стояло на изогнутом низком столе. За колоннами текла, изредка умолкая, тихая музыка, выпевали тоненько дудочки, их сменяли дрожащие звуки тугих струн ашели.

Устав от работы, когда с самого утра после легкого завтрака принцесса рассказывала, а Даэд записывал, они почти не разговаривали. И глядя, как опускаются веки, опушенные темно-золотистыми ресницами, Даэд знал, после десерта и напитков принцесса заснет, а он отправится в свою маленькую келью на витке советников. Там все стены заставлены полками, туго набитыми свитками и переплетенными вручную книгами. Шло яркое лето, полное солнечного зноя и тяжелых грозовых облаков, и Неллет все чаще засыпала надолго, просыпаясь, рассказывала о снах, их записывал дежурный страж, и Даэд тоже писал, в отдельные свитки. Их он уносил с собой в келью, перечитывал, вписывая чернилами другого цвета в специально оставленные пустоты свои воспоминания и замечания.

— Добавь в хомм щепотку соли.

— Что?

Неллет указала на ряд серебряных солонок с горками от белого, как снег цвета до почти черного с буроватым оттенком.

— Возьми розовую. Соль первого зимнего месяца, из сердца холодного урагана. Того, что случился пятнадцать лет назад. Немного, на кончике ложки.

Даэд послушно зачерпнул крошечной ложкой с витой тусклой ручкой, всыпал в кубок, и оранжевая жидкость вспенилась, роняя на скатерть легкие хлопья. Отпил, жмурясь. Язык защипало, в глаза кинулись слезы.

Неллет рассмеялась, когда он откашлялся, промычал что-то и снова хлебнул, уже от души.

— Вкусно.

— Хорошо. Ты наелся?

Он обвел глазами стол, полный тарелок. Кивнул, немного помедлив.

— Ты хочешь чего-то еще? — она уловила паузу.

— Рыбы, — Даэд не хотел говорить, но сказалось само, — той, что жарили мы на костре. Рыба и сок тех плодов, помнишь, желтые такие. Соленые с кислым. Извини.

— Я понимаю. Там осталась настоящая роскошь, да? Но подумай сам. Там было еще богатство. Мое здоровое и сильное тело. А здесь, чтоб насытиться ощущениями, мне нужно получать их. В других видах. Я не могу побежать босиком.

Она отвечала шепотом, хотя их совместные, уже не весенние, а летние трапезы, не сопровождались вниманием стражей дневных и вечерних часов. Сейчас Даэд ударит в гонг, потянув за шелковую веревку, и это будет значить, что трапеза окончена, принцесса покидает пиршественный покой на руках мужа, и девушки могут заняться уборкой, а страж займет свое место напротив шатра, нацелив перо в развернутый свиток.

— Прости, — снова сказал Даэд, отставляя пустой кубок, — все было очень вкусно. Давай, я отнесу тебя в постель.

— На моем столе вещи и еда трех миров, Дай. Металлы островного королевства, изначальные злаки и семена. А еще — подарки небесной пустоты. Подарки первого ряда, как эта свежайшая крольчатина. Второго ряда: хомм, свани, синий го — выращены из семян, принесенных ветрами. И третье — подарки из мира снов. Как этот желтый цитрон, от которого ты смешно морщился.

— Значит, все тут не просто так, — Даэд склонился, удобнее устраивая принцессу на постели, уложил по шелку бледно-золотистые пряди волос, блестящие так же, как драгоценная вышивка. Вчера он сам вымыл их, осторожно перебирая прядку за прядкой.

— Даэд…

— Что, мой лепесток?

— Посиди рядом, держи мою руку. Я буду спать новый летний сон. Еще трижды по три заката и, может быть, я… нет, мы с тобой…

Шепот становился тише и тише, потом исчез, став меньше, чем еле слышный шелест муаровых занавесей.

— Да будут сны великой Неллет легки и бестревожны, — Даэд наклонился, касаясь губами бледной щеки с пятном легкого румянца.

— Да будут сны великой Неллет легки и бестревожны, слова весеннего мужа перед ложем принцессы, — подхватил за колыханием ткани ломкий голос кенат-пины, — он уходит, оставляя принцессу наедине с летним сном двадцать пятого дня месяца грозовых облаков Джунна, первого месяца лета.

В свое маленькое жилище Даэд спустился, не заметив, шел ли по внешним ступеням или в одно мгновение пролетев шахту подъемника. Закрывая дверь, окинул невидящим взглядом уже привычные полки у стен, цветочные горшки с лианами, сползающими к самому полу, небольшой столик, над которым висело полотно с искусно нарисованным внешним небом, полным ярких облаков, и тяжелую штору, скрывающую узкую койку.

Потеснив тугие свитки, бережно уложил новый. И откинув штору, сел, а потом, скидывая мягкие сапоги, лег навзничь, устраивая затылок на согнутых руках. В летние сны принцесса все чаще уходит сама. Иногда ему позволено лечь рядом, но чаще улыбка и кивок отсылают его в келью, и ему только ждать, когда же призовет обратно. Пройдет лето, осенними днями она станет просыпаться все реже, а после наступит зима. Бывали зимы, когда принцесса не просыпалась ни разу. И это хорошо для Башни, потому что зимнее пробуждение связано с кошмарными снами Неллет. А потом придет весна. Новая.

Даэд резко сел, потирая горящее лицо, намеренно сильно, до боли прижимая к скулам пальцы. Мог ли он хоть что-то изменить в заведенном устойчивом распорядке, который длится так долго? Он и сам был рожден этим распорядком, но вырвался из него, чтобы уйти с Неллет в самое начало, и там, сломав прежний порядок, совершить главное изменение. И теперь оно превратилось в размеренный свод правил и ритуалов, и он снова заключен в неумолимый круг, который не разорвать! Скорее разорвется голова, мрачно усмехнулся, вспоминая, сколько мыслей он обдумал, отвергая одну за одной в попытках найти выход. Потому что теперь, после жизни на острове, ему отчаянно хотелось вырваться в какую-то, не прежнюю и не теперешнюю, а совершенно другую, новую жизнь. С Неллет. Лучше всего такой, какой она была там. Но даже если нет, все равно!

В голове снова прозвучали ее уже сонные слова. Может быть, я. Или нет, мы с тобой… Может быть. О чем хотела сказать, но не стала? Время летит так быстро.

Сидя на краю койки и расставив босые ноги в холщовых широких штанах, Даэд представил, как они с Неллет бросаются с края Башни, туда, в небесную пустоту. Вест говорил когда-то, никто не знает, что там внизу, под иглой, в нижнем тумане…Кое-что об оставленной земле Даэд узнал. Неважно, что это оказалось страшнее любых кошмаров. Важно другое — она там есть, земля. Была когда-то и где-то. А значит, упрямый болтун Вест в чем-то был прав. Есть возможность жить другой жизнью. Может быть, страшной, но главное — другой. Выбор есть.

— У меня, — вслух ответил он своим мыслям, — а у нее?

Он снова лег, глядя через ресницы на невысокий мерцающий потолок. Усталый от работы со свитками, от тяжелой учебы и обыденных бытовых дел в покоях принцессы, от собственных переживаний и попыток придумать выход для них обоих, почти засыпал, и как всегда, в голову пришел голос Неллет, повторяя то, что она ежедневно рассказывала ему для тайных записей в книге об острове Ами-Де-Нета.

— Нет, — прервала Неллет свои слова, хотя Даэд молчал, послушно записывая, — не магия. Наука. Поэтому верховную власть принимали в свои руки женщины, они по природе своей более благоразумны и устремлены к безопасности и комфорту. А мужчины занимались науками. Практически не отвлекаясь. Что же касается государственного устройства, боюсь, я знаю об этом намного меньше моей матери, я ведь не просто принцесса королевского рода, я — выродок, существо, созданное с другими целями. Вернее, помесь будущей королевы с теми достижениями, которых добились в лабораториях Ами-Де-Нета. Но тебе достаточно посмотреть вокруг, на жизнь Башни, и будь уверен, любое стабильное государство функционирует примерно так же. Есть земледельцы и пастухи, люди земли. Есть ученые и техники, люди металлов. Есть те, кто следит за дисциплиной и претворяет в жизнь своды законов. Пока все идет естественно, соотносясь с обычными нуждами обычного народа, все государства похожи, как братья. Лишь страшные потрясения, природные катаклизмы, или же чья-то отдельная безумная воля могут сломать порядок вещей и тогда оптимум превращается в диктатуру. А вот она принимает любые формы, вплоть до самых уродливых.

Неллет приподняла руки, сплетая тонкие пальцы в неестественный узел.

— Как тесный сосуд или тугие веревки, что, сдерживая нормальный рост, уродуют природную форму. Но для удержания такого уродства необходимы постоянные усилия, жесточайшие рамки. Стоит им ослабеть…

Пальцы расплелись, руки упали поверх одеяла.

— Созданное рассыплется, ввергая все в длительный хаос. Или же погибнет, лишенное собственной жизнеспособности. Это один из аргументов диктатуры, без меня, уверяет жестокий властитель, вы умрете, не сумев выжить. И умираете. Поверив, люди сами склоняют головы, умоляя надеть рабские ошейники. Но я отвлеклась. Уверена, ты и сам знаешь это, элле умеют обучать тех, кто хочет учиться.

— Да, — отозвался Даэд, привычно вписывая нужное и поднимая перо, когда Неллет говорила ему, а не бумаге, — только… ты не выродок, Нель.

— Это просто слово. Первое его значение. Я продолжу.

Даэд оторвал взгляд от ее лица, такого серьезного, уже немного утомленного, и снова уставился в развернутый на коленях свиток. Он хотел знать, что было, и одновременно тоскливо не желал слышать о том, как молодая королевская чета вывернула мир чудовищной изнанкой наружу, без всякой жалости к собственной дочери.

— В пятнадцать лет принцесса Ами совершила первый обряд инициации будущей королевы. Отец, державный знаток пространства и времени, отвел ее в покои невесты, где Ами могла познакомиться с кандидатами в будущие мужья. Тогда она родила меня в первый раз.

Неллет слегка улыбнулась удивленному виду Даэда.

— Не забывай, то, что я говорила об устройстве государства, касается именно народа и его жизни. В самом же дворце все происходило не так, по-другому. И оставалось в пределах дворца. Представь себе огромное помещение, светлое, с окнами, затянутыми тугой матовой пленкой, чтоб ни единый образ не нарушал стройности вычислений. Кресло на возвышении в центре. Молодую девушку с обручем на голове, с геммами, прижатыми к вискам. Поручи и браслеты, начиненные датчиками и считывателями. И перед ее глазами, прямо в неподвижном воздухе — фигуры молодых мужчин, сперва зыбкие, потом все плотнее. Сначала видят глаза, потом нос ловит запах, рука ощущает касание, а уши слышат слова. За полукруглой стеной перед большими экранами — свита короля Олема, внимательно следят, кто из юношей впечатлит принцессу сильнее. Те, кто оставил ее равнодушной на этом этапе, расплываются зыбкими тенями, уходят из поля зрения. А те, что остались, замирают, умолкая. Принцесса глядит, слушая информацию, что подается в маленькие уши. И на втором этапе уходит еще один и еще, — когда геммы на висках и запястьях показывают ее недовольство услышанным. Бабушка Тэм рассказывала мне, что ее любовь, знатный джент Олем, чья династия несколько веков владела лабораториями пространства и времени, мгновенно остался один и они быстро сыграли свадьбу. Повезло девчонке, смеялась веа-мисери Тэм, не пришлось проживать те жизни, которые мне не нужны. Не так было с Ами. Четверо остались рядом с ней. Все данные, считанные с датчиков, оказались ужасающие ровными, до тысячных долей. Ничего не изменилось даже тогда, когда все четверо мужчин были представлены принцессе лично, и каждый из них провел с ней неделю, ведя беседы, совершая прогулки, посещая увеселения, фермы, заводы и лаборатории.

Поэтому высокородной Ами пришлось приступить к третьему этапу инициации. Теперь в покоях выбора стояли два кресла, опутанные проводами. Четырежды Ами садилась на свое место, а кресло рядом занимал один из четверых. И перед закрытыми глазами развертывалась их теоретическая будущая жизнь, созданная на основании миллионов данных. Оптимум, вычисленный без малейших сомнений.

Четыре жизни прожила принцесса Ами, сидя неподвижно, вложив свою руку в ладонь сидящего рядом мужчины. Четырежды она рожала детей, старилась и умирала в положенный срок. И случилось так, что во всех четырех жизнях среди прочих детей появлялась я. Неллет-константа, существо неумолимой судьбы. А еще произошло странная, доселе не случавшаяся вещь. В одной из жизней мужем принцессы стал джент Денна, наследник династии биологических изменений. С ним у будущей королевы была всего одна дочь — я. Что не слишком хорошо для нормального правления. Денна должен был исчезнуть из списка кандидатов. Но в третьей теоретической жизни вдруг вместо правильного кандидата снова появился он. Нарушая все каноны, смеясь, прижал к груди возлюбленную, завертев мироздание сверкающим фейерверком. Это его я помнила потом, наслаивая воспоминания, приходящие ко мне во снах на реальность, которая была совершенно другой. Или это было переплетением реальностей?…Мне было одиннадцать. Отец взял меня с собой, в поездку на сбор урожая. Несколько дней мы провели вместе, как друзья. Носились наперегонки, нахлестывая горячих коней, сидели в тени густых деревьев, распевая протяжные песни. Засыпали у пастушьих костров.

Неллет улыбнулась, но уголок рта задергался, и она нахмурилась, прикусывая губу мелкими зубами. Подняла руку к лицу и бессильно уронила снова.

— Он чистил мне спелые гранаты. Смеялся, вытирая мои щеки шелковым платком. Я думала сначала, это просто сон. Но он повторялся, обрастая подробностями. Прости, я забегаю вперед. Не думаю, что именно его шальной проступок на испытаниях покорил мою мать, скорее, там было другое. Большее. Его безмятежная сила, направленная на нее. Ласка и любовь. Верность. Готовность идти до конца — только с ней. Такая мощная, что позволила ему играючи вторгнуться в течение не его жизни, вытеснив соперника. Нечеловечески сильная верность и готовность. Видишь, мне в нем нужен был именно человек. А для Ами главным стало — нечеловеческое.

Так состоялся очередной королевский брак.