Ами-Де-Нета [СИ]

Глава 21

Утром Неллет узнала, что отец забрал Агейю. Веа Клодэй сказала об этом за завтраком, и Неллет медленно поставила на стол недопитую чашку с молоком. Веа говорила торжественно, с улыбкой призывая детей порадоваться за их теперь уже бывшую соученицу, но Неллет не могла забыть отчаяния в лице Агейи, с которым та смотрела на себя — так похорошевшую в зеркале. Они виноваты в том, что джент Теннет решил забрать дочь. Но что в этом плохого? В конце-концов, сны Неллет не всегда буквально соотносились с реальной жизнью, а иногда вывертывали ее наизнанку, будто пытаясь говорить с ней на каком-то другом языке, которого она не понимала. Да и точно ли он был, этот язык снов?

На отдыхе после дневных занятий Неллет ушла с большого двора, поднялась на второй этаж и постучала в кабинет веа. Вошла, становясь у двери, под благожелательным взглядом за стеклами очков в тонкой красивой оправе.

— Ты пришла проведать Иссу? Ее нет, а времени на вызов у тебя немного, скоро сигнал к обеду. Но если…

— Джент Теннет. Веа-мисери, он хороший человек?

Глаза за стеклами насторожились. Вычурное автоматическое перо легло поверх исписанного листа.

— К чему этот вопрос, принцесса? А своим ощущениям не доверяешь? Вчера он танцевал с тобой.

— Я не знаю, — Неллет развела руками, пытаясь объяснить, — он… он…

— Подойди ближе. И прикрой двери, как следует.

Веа подняла толстую стопу бумаг, вытаскивая папку с защелкой.

— Он кажется таким, спокойным и положительным. Вежливый. Но я не знаю…

Неллет не хотела обижать чужого человека, только потому что в танце ей показалось что-то. И сон. Ну мало ли — сон… Но все равно она закончила, пока веа открывала глянцевые обложки.

— В нем что-то плохое. Может быть. Но я вдруг ошибаюсь?

— Ты добрая девочка, Неллет. Боишься обидеть человека, которого так мало знаешь. Я понимаю. Джент Теннет — уважаемый высокородный. Его владения очень далеко, на самом западе материка Зану. Там его родовая усадьба. И теперь юная миссе Агейя станет хозяйкой владений. Любая женщина не только материка, но и Острова может позавидовать ей. Жена богатого, уважаемого человека, в перспективе — одного из вечно-живущих.

— Как жена? — сбитая с толку Неллет уставилась в печальное лицо веа Клодэй, — жена? Его жена?

— В традициях Зану выбирать себе невест с пяти лет, с возможностью свадьбы, когда девушке исполняется десять. Думаю, высокородный джент именно поэтому появился на празднике Мэйо.

— Но биологически, мы же учили! Веа-мисери, она младше даже нас с Натен! А мы считаемся девочками и разрешенные браки — только с шестнадцати лет!

— У нас да. Зану — другое дело. Не возмущайся, Неллет. По традиции муж не имеет права заставить молодую жену исполнять все супружеские обязанности. Он будет ждать, пока Агейе не исполнится четырнадцать. Если она сама не решит иначе. Законы иногда кажутся более нелепыми, чем они есть на самом деле.

Рука веа, украшенная тяжелыми кольцами, лежала на раскрытой тетради, не давая увидеть пришпиленные к ней снимки.

А Неллет по-новому переживала последние воспоминания. Как она похорошела, с удовлетворением говорил джент, и ушел, извинившись. Забрал Агейю. Ждал, когда она станет похожа на мать!

— Антейя, — внезапно сказала, и рука веа дрогнула на блестящих листках.

— Откуда ты знаешь?

— Она кто?

Веа Клодэй внимательно смотрела на свою ученицу, будто решая — сколько можно рассказать. Отвечала медленно, выбирая слова, и рука отодвигалась, показывая ошеломленной Неллет верхний снимок, очень яркий.

— Антейя Териз, бывшая жена джента Теннета, его вторая жена. Мать нашей Агейи. Могу я узнать, откуда ты знаешь? Неужели девочка сама рассказала тебе?

— Сон, — коротко ответила Неллет, не в силах отвести глаз от прекрасного лица, схваченного под маленьким подбородком ремешком чеканного шлема. Высокий султан, венчающий бронзу, падал на плечо алой волной.

Она только собралась спросить веа, неужто мать Агейи была королевой степей, о которой сложено столько легенд, но снимок скользнул в сторону, открывая следующий. То же лицо, но обрамленное зелеными прядями, такого же цвета огромные глаза, чешуя на покатых плечах.

— Она была актрисой великого Театра Зану. Из-за нее джент Теннет расстался с первой женой, высокородной, как он сам. Но не женился на Антейе, почти до самой ее смерти, и вдруг. Когда ее болезнь подходила к концу…

Веа Клодэй развела руками, кладя их на подлокотники.

— Передумал. Это ущерб для репутации, но он поступил честно, хоть и в самом конце. Агейя? Она не его дочь. Возможно, из-за нее он и не хотел связывать себя законом. Сначала. Неллет, я сказала достаточно. Агейи нет, переход совершен ранним утром, думаю, они уже приходят в себя и скоро отправятся в усадьбу. Иди, милая. У вас много работы сегодня.

Неллет послушно направилась к двери. Встала, держась за ручку.

— Веа-мисери, а что будет, если Агейя не захочет… ну, делать то, что положено настоящей жене? Даже потом?

— Боюсь, у нее теперь нет выбора. Только если джент сам обратится к суду и расторгнет брак. Иди, милая.

На крыльце дома навстречу Неллет поднялся Калем, он сидел на ступеньках вместе с Натен.

— Ты не убивайся так. Посмотри, что Нати нашла, когда девочки убирали шкафчик Агейи. Под матрасом.

В руках Неллет оказалась пачка смятых листков, сплошь исписанных линиями и словами.

— Она рисовала наши вассы, — хмуро сказал Калем, пока девочка перебирала бумаги, — все, что мы делали, все тайные. И подписывала. Зачем, как думаешь?

— Ясно же, — сердито вмешалась Натен, — хотела их показать кому-то. Может быть, веа Клодэй. Или инспектору по учебе. Тогда было бы нам паршиво. А мы ей верили.

— Я не знаю, — Неллет перебирала рисунки, с холодком внутри читая подробные записи, сделанные ломким, еще детским почерком, — может быть… я не знаю! Но вдруг тут что-то другое! Если веришь человеку, нужно верить всегда. До конца. А не понимаешь — спросить его самого.

— Ее теперь не спросишь, — Натен забрала из рук Неллет рассыпающиеся листки, складывая их в бумажный пакет, — даже ты не можешь отправиться так далеко, не посещая центр перехода. А тебя туда не пустят, без разрешения взрослых.

— Я научусь, — Неллет хмурилась, накручивая на палец длинную прядь, — обязательно научусь. Я знаю, что Агейя не хотела плохого.

Но прошло еще два года, прежде чем сила Неллет позволила ей совместить нереальность сна с реальностью материка, о котором она знала лишь из учебников и рассказов учителей. Если бы Агейя хоть что-то рассказывала нам о своей прошлой жизни, думала она, раз за разом пытаясь и терпя поражение за поражением. Если бы. Я бы знала, куда направить усилие.

Нужный сон явился на исходе второго лета. Кончался месяц отдыха, через неделю начинались занятия. По утрам в саду стояла зябкая прохлада, но днем солнце палило, выжаривая траву до тончайшего звона. Калема и Натен не было в пансионе, они уехали домой еще месяц назад. Да почти никого не было, и Неллет гуляла одна, много читала и думала. Стараясь то отогнать мысли о том, что происходит за океаном, и дальше, за огромными пространствами материка, уводящими туда, на западное побережье, где садится солнце. То наоборот принималась мучительно и непрерывно думать именно об Агейе, будто стараясь сплести огромную невидимую вассу, которая будет способна удержать ее на своих нитях, как летучая паутинка держит паучка-путешественника. И перенесет в богатую усадьбу высокородного джента.

— Астен, — сказал ей сон, мягко укладываясь в голове плотными витками, — я пришел, асстенн… и я ухожу.

Неллет знала, месяц созревания плодов, и правда, скоро закончится. Астен-месяц, в зное которого спрятаны непременные утренние холода скорого будущего. Один из месяцев конца, которых четыре в году.

Во сне Астен-месяц был облаком, переливался, набухая темным исподом, но сверкал белоснежными горбами макушки. Неллет молча поднялась с постели, оглянулась на себя — лежащую навзничь, с руками поверх одеяла. И шагнула в облачную муть, от которой сладко першило в горле.

Шла наугад, протягивая руки, по пальцам скатывались мелкие капли влаги.

— Одно желание, — шептала влажная взвесь, забираясь в уши и горло, — одно для каждого, кто увидел меня во сне, кто — верит. Потом я уйду.

— Зану, — сказала Неллет, стараясь не раскашляться от сладкой щекотки в горле, — Агейя. Зану. Агейя!

Руки провалились в сверкающую пустоту.

— Ты нашла мои рисунки?

Неллет оглядывалась, пытаясь удержаться в пустоте, которая нестерпимо сверкала, не позволяя рассмотреть себя. Ноги стояли на чем-то, руки скользили, взмахивая, как крылышки бабочки. На секунду она стала чем-то, пришпиленным к жесткой подложке, ноги повисли, рот приоткрылся, не для слов, а — вдохнуть. Но голос снова требовательно ударил в уши и морок прошел.

— Рисунки. Ты нашла их?

— Натен, — ответила Неллет, падая и оказываясь в дальнем уголке сада, стояла перед друзьями, листая помятые разрисованные листы, — их нашла. Принесла нам. Ты где?

Свет померк, как бывает, если прикручиваешь ночную лампу. Шорохи бились в уши. Это вечерние мотыльки, вязко подумала Неллет, пытаясь скорее различить то, что медленно проявлялось перед ней, они, когда прилетают на свет, трепыхают крыльями. Шепчутся ими.

Агейя выпрямилась, вытирая мокрые руки. Бросила мягкое полотенце на спинку резного стула.

— Пойдем. Не упади в воду. Рыб нужно кормить два раза в день. Девушки и без меня могут, но мне нравится. Особенно по вечерам.

Теперь Неллет видела стеклянные стены, в которые бились закатные лучи, зелень листвы на ползучих ветках вдоль легких рам. Зеркало темной воды справа, под каменным бортиком бассейна. В темноте, влажно блестя, плеснул радужный плавник, ударил хвост, осыпая руку Неллет мелкими теплыми каплями, и она засмеялась от неожиданности. Агейя повернулась, на тонком лице застыла терпеливая улыбка.

— Прости. Прости, Агей, что я так долго. Я не могла суметь раньше.

Говоря, Неллет не отводила глаз от бывшей подружки. Как она изменилась! Темные волосы узлом отягощали затылок, шелковый воротник открывал тонкую шею. Руки прятались в широких рукавах светлого одеяния, расписанного вышитыми завитками. И лицо. Такое — прекрасное, сумрачное, с большими темными глазами и маленьким ртом, подкрашенным вишневой помадой.

— Неважно, — девочка кивнула, направляясь к выходу из огромной оранжереи, — у тебя будет много времени, вечно-живущая Неллет. У меня тоже. Ты знаешь, что джент скоро совершит изменение? И будет ждать, когда мне исполнится шестнадцать. Чтобы забрать меня в долгую жизнь. Мой муж, высокородный джент Теннет. Супруг Тенни-Ли.

Она усмехнулась, идя рядом с Неллет широкой галереей, через стеклянную крышу которой падали теплые солнечные лучи.

— Так он просит называть его, когда возвращается по вечерам.

— Куда мы идем, Агей?

— Ты боишься проснуться? — девочка подняла руку, широкий рукав соскользнул, открывая надетый выше локтя браслет. Пальцами другой руки нажала, и снова поправив рукав, подала на ладони перламутрово-поблескивающий шарик.

— Положи под язык. Это поможет тебе продлить сон. Не бойся, я не сделаю плохого. Тебе — нет.

Неллет помедлила. И сделала, как велела Агейя. Шарик шевелился, щекоча рот крошечными пузырьками. А вокруг все сразу стало режуще ясным. Плиты пола, уложенные ярким рисунком, стеклянные стены, за которыми — причудливые строения с острыми крышами перемежались с густыми деревьями, роняющими желтые и красные листья. Темный просторный проем под резной аркой.

Там был большой зал, полный длинных столов и вычурных стульев, со стен глянули на девочек сумрачные портреты. Но Агейя свернула вдоль стены, ныряя в узкую дверцу. Неллет поспешила следом по крутой каменной лесенке, ведущей вниз.

Тут они шли молча, шурша шагами, на которые отзывалось тусклое эхо, ему тесно, думала Неллет, некуда улетать. Каменные стены касались локтей. Звякнула тяжелая щеколда.

И Неллет, ошеломленно оглядываясь, оказалась в дальнем уголке сада, том самом, буйно заросшем кустами смородины. А вот ниша, спрятанная под густыми плетями дикого винограда.

— Джент не знает, что тут. Большой дом — это хорошо, если хочешь спрятать что-то. Да?

Агейя прошла к нише и села на каменную скамью, укладывая руки на колени. Неллет устроилась напротив. Потрогала камень стены.

— Оно настоящее?

— Нет. Настоящее там, у вас. Это моя игрушка.

Агейя сорвала лист, вернее, отломила его от ветки, смяла, показывая изломанный комок.

— Это пластик. Джент славится своими изделиями, которые производятся в его лабораториях. Правда, совсем настоящие? Только неживые.

— Аги. Давай поговорим о важном!

Тонкие брови поднялись на невозмутимом лице:

— О чем? Начинай ты.

Неллет замялась, выбирая главный из множества вопросов, которые мучили ее по ночам в пансионе. Хорошо ли живется Агейе в доме ее мужа? По лицу видно — не очень-то хорошо. Хотя, как говорила веа, у нее теперь есть все. И что толку спрашивать, счастлива ли она.

— Чего ты хочешь, Агей? Как будешь жить дальше?

— Я думала, ты спросишь о рисунках.

— Ты важнее, — возразила Неллет.

Агейя кивнула задумчиво.

— Наверное, так. Когда моя мать умирала, а это длилось очень долго, потому что она не хотела оставлять меня одну, она умоляла хэго не дать мне ее красоты. Если станешь такой же, говорила она мне, джент возьмет тебя и заставит жить его жизнь. У тебя не будет своей. Я поэтому не хотела. Нет! Я хотела! Она была такая красивая. Я хотела быть такой же. Но не могла. Вы разрешили мне, и мне было очень хорошо. Только жалко, что совсем немножко. Одна всего ночь.

— Бедная Агей. Прости нас. Мы не знали.

Агейя кивнула. Сплетая и расплетая пальцы, продолжила:

— Если б я хотела остаться некрасивой, я б вам рассказала. И вы не трогали бы. Мои волосы. Платье это. Наверное, я сама хотела. Чтоб наоборот. Я так устала, Нель. Как я хочу жить? Одна. Совсем одна. Пусть у меня маленький домик. Чтоб утром я проснулась — и нет никого, и не нужно думать, говорить или молчать. А еще…

Она подняла на Неллет темные глаза.

— Я не хочу долгую жизнь. Совсем не хочу! Давай останемся в этой, Нель!

— Я умру.

— Ну и что? Мы умрем, да. Зато мы будем вместе. Ну, ты там, а я отдельно, но все равно — вместе. Ну…

— Я поняла, да. Но я умру очень быстро. Мое тело и душа создавались для долгой жизни. Если в шестнадцать я не пройду изменение, я проживу год или два. Буду болеть. И умру.

— Я не знала…

— Я тоже, — улыбнулась Неллет, — мне рассказал джент Кассиус, он приезжал навестить и передать приветы от родителей. Ой, я была такая злая, когда узнала! Кричала на него так, что позвали веа Клодэй и она…

Неллет замолчала. Агейя смотрела на стену за ее плечом, кусая губы. Улыбнулась, вытирая уголок глаза запястьем.

— Ничего. Знаешь, я уже настоящая жена джента Тенни-Ли. Весь последний год. Нет, я захотела сама, не жалей меня. Ну, не очень сама.

Она снова подняла руку, трогая пальцем толстый браслет.

— Жемчуга покоя и мягких желаний. Одна жемчужинка в день и мир вокруг такой приветливый. Это тоже из лабораторий джента. Он следит, чтоб я была счастлива.

— Рисунки, — Неллет сменила тему, потому что не хотела снова ахать и смотреть на девочку с нестерпимой жалостью, — ты спросила. Я тоже хотела спросить. Зачем ты рисовала наши вассы?

— А! Вот! — Агейя нагнулась, вытаскивая из-под скамьи деревянный ящичек. Расправила в руках свернутый в трубку лист.

Две головы склонились над линиями и буквами.

— Видишь? — тонкий палец вел вдоль одной линии, — если знать, как, вассу сперва можно нарисовать, и записать нужными словами. Тогда она умеет больше. Не просто защитит сны. Ты загадываешь желание и пишешь его в вассу. Потом сплетаешь. И р-раз, желание исполняется.

Неллет недоверчиво посмотрела на вдруг разгоревшиеся щеки и блестящие глаза.

— Ты уже пробовала? Исполнилось?

Палец опустился, рукав прикрыл кисть руки.

— Нет. Я не умею сама. Я там писала, чтоб вам показать, чтоб мы попробовали вместе. Я плохо рисую, неточно. Это Калем умеет рисовать. Натен правильно плетет. А ты собираешь их вместе, чтоб все получилось.

Неллет молчала в ответ. Она была старше. И умела намного больше, чем ее друзья. Но даже она не могла бы заставить легкое плетение из мягких шерстяных и блестящих ирисовых нитей исполнять желания по выбору плетельщика. Бедная Агейя. Совсем одна в огромном богатом доме. Маленькая жена холодного джента, который вырастил себе вторую возлюбленную вместо той, что решила уйти от него в смерть. У Агейи теперь есть красота — для него. А для себя — игрушки. Как этот неживой уголок сада. Из пластика и синтетической бумаги. И — отчаянное желание делать вассы для исполнения своих желаний. Наверное, поэтому она придумала, что вассы не работают, если нет тройки друзей. Ведь ей не собрать всех троих рядом с собой.

Агейя прервала молчание. Заговорила горячо и быстро. Но Неллет с испугом поняла — не разбирает слов, они сливаются в трепещущее гудение. Рисунок в ее руках сворачивался и тут же развертывался сам, потолок дышал, опускаясь и поднимаясь. Радужная рыба плеснула сильным хвостом, окатывая Неллет почти горячей водой, пахнущей цветами и сыростью.

Она выпрямилась, пытаясь через брызги разглядеть лицо Агейи. У той волосы распускались, падая на плечи, сами сворачивались в тонкие тугие шнуры, росли, змеясь по груди. Глаза тускнели, щеки теряли румянец, делая девочку похожей на Агейю десяти лет, еще до того памятного бала.

— Еще, — севшим голосом потребовала Неллет, проглатывая последние капли сладко щиплющей небо слюны, — еще мне надо. Шарик. Один. Жемч…

— Нельзя! — голос прорезался, ударяя в уши, — возвращайся, Нель! Проснись. Нельзя больше!

— Еще! — она хотела объяснить, что должна выслушать, должна договорить и придумать, что делать дальше. Горло и язык требовали добавки, в сердце поднималась беспомощная злость. Ей нужно съесть еще. Для важного!

— Нет! Я должна, — ей казалось, голос звучал убедительно, но Агейя качала головой, вытаскивая из скрюченных пальцев мятый рисунок.

— Пора вернуться. Уходи.

Неллет нагнулась, выплевывая из пересохшего рта остатки слюны. Держа рукой бумкающее сердце, плюнула снова, харкая и кашляя до боли в горле. Выпрямилась, с лицом, покрытым ледяным липким потом.

— Провались они. Джентовы жемчуга. Я сама. Могу!

Агейя замолчала, держа ее за плечи и всматриваясь в сердитое лицо. Неллет высвободилась из ее рук, откинулась на каменную фальшивую стенку.

— Так… — голос звучал хрипло, но это был ее голос, и Агейю она видела теперь ясно, — я скоро проснусь, но сама. Я запомнила, что нарисовано. Покажу им. И я скоро приеду к тебе, Агей. Не смей делать ничего плохого, ясно? Жди меня.

Стенка проваливалась, уходя куда-то, скамья стала мягкой, на темном потолке засветила большая круглая лампа-нашлепка.

— Ясно? — снова сердито вопросила Неллет. И проснулась, садясь в постели и прижимая к груди ладонь.

В окно светила полная луна. Круглая. Через три пустых кровати ворочалась, иногда всхлипывая, новенькая из младшего класса. Все они спали сейчас в одной спальне, пока в других спешно завершался ремонт.

Васса, быстро подумала Неллет и встала, покачиваясь и еще не проснувшись. Нельзя просыпаться совсем, она может забыть показанные Агейей переплетения. На тумбочке нашарила карандаш и быстро стала рисовать, придерживая потной рукой листок бумаги. Ничего, что криво, Калем вернется уже сегодня. Нарисует по-настоящему. Главное, чтобы Агейя дождалась визита Неллет. Настоящего, не во сне.

Но время снова медлило, не пуская Неллет к умению сотворить задуманное. Длинный год шел и шел, отсчитывая дни осени, переходя в зиму, а после — в яркую нежную весну. И никак не хотел кончаться.

Вечерами после занятий трое убегали в уголок сада, пока там еще не осыпались листья. А после, поздней осенью и холодной бесснежной зимой, кусающей зябкими ветрами, собирались или в тайной каморке сенного сарая, где когда-то обитала кошка Исса. Или же прокрадывались в запертый класс в самом конце большого корпуса, полный сломанных столов и хромых стульев. За окнами свистел ветер, царапая стекла холодными коготками, а на полу под горой сваленных парт был расстелен линялый вытертый коврик. Светила в плошке свеча, маленькая, чтоб свет не пробивался в коридор и с улицы сторож не увидел мерцания. Трое сидели, прижимаясь плечами друг к другу. Калем рисовал, показывая Неллет, та смотрела молча, вертела рисунок, прикрывая глаза и шевеля губами. Если решала, он может сработать, держала перед Натен, а та, поглядывая на извилистые линии, накидывала на пальцы петлю за петлей. Потом опускала руки, путая нитки.

— Нет. Не выходит. Нель, ты уверена, что получится?

— Да, — шепотом отвечала Неллет на шепот подруги. Хотя совсем не была уверена в том, что они делают. И сердце исполнялось благодарности к друзьям, которые не бросали ее, пытаясь сплести нужную вассу снова и снова.

Перед самым летом, в разгар мэйо-месяца Неллет поднялась в кабинет веа Клодэй, подошла к столу, прижимая руку к груди в знак уважения.

— Веа-мисерис, я могу выбрать место, куда поеду после окончания года?

— Конечно, — удивленная веа закрыла толстый журнал, укладывая рядом перо, — как все вашего класса. Вы учились, пора применять полученные знания.

— Я отправляюсь на материк Зану. В усадьбу джента Теннета.

Веа снова взяла в руки перо. Покрутила, разглядывая, и подняла глаза на принцессу.

— Какая ты. Упорная. Не пора ли оставить Агейю в покое? Уже три года прошло.

— Я обещала ей. И Зану — лучшее место, чтоб проверить, хорошо ли я умею совершать переход.

— Ты могла бы посетить несколько островов Ценеи. Они сказочны. Впрочем, что я. Ты все равно отправишься, куда решила.

Неллет кивнула. Веа молчала, обдумывая. Потом бережно положила перо рядом с тетрадями.

— Первое. Я поеду с тобой в центр перехода, чтоб убедиться — все пройдет хорошо. Второе: у всех будет две недели на практические занятия. Тебе на путешествие в обе стороны я выделяю три дня. Молчи! Я ответственна перед королевской четой. Кто знал, что ты выберешь себе именно переходы! Могла бы — медицину. Или музыку. Или изучала политику! Тебе предстоит править страной!

— Еще очень нескоро, — утешила ее Неллет, — Ами и Денна не собираются оставлять правление.

— Знаю! Но все равно. Третье… — она задумалась, будто прикидывая, чем еще озадачить упрямую воспитанницу. Но видимо, ничего важного не приходило в голову, украшенную сложной прической с гребнями и шпильками.

— Третье, — веа вдруг улыбнулась, — ваша неугомонная Исса снова принесла котят, и явилась показать их мне. Во всяком случае, мне приятно думать, что так она и хотела. Вчера вечером они пищали у себя в коробке.

Неллет заулыбалась, прижимая к груди кулаки. Исса гуляла сама по себе, и появлялась внезапно и очень нечасто.

— А сейчас? Мисери-веа!..

— Пойдем, — директриса встала, поправляя длинный подол шелкового платья, — и не шуми.

Она приоткрыла дверь в соседнюю комнату. Вытащив из кармана, поднесла ко рту маленький свисток. Несколько тихих нот поплыли, сплетаясь в несложную мелодию. Сунув игрушку в карман, усмехнулась, открывая двери:

— Один мой год в школе был посвящен мелодиям заклинаний. И у меня хорошо получалось.

Неллет уже сидела на корточках рядом с большой коробкой, накрытой картонной крышей. Гладила Иссу по голове, трогая пальцем котят, а те ползали, тыкаясь мордочками куда придется.

— Итак, третье, — веа присела рядом, шурша подолом, — этого рыжего героя возьмешь с собой, и подаришь Агейе. Зовут его — Ариска. Так твоя практика станет более полной. Переход с ведомым, пока что — просто со зверенышем.

Она остро глянула сверху на радостно-тревожное лицо Неллет.

— А для тебя это существо так же важно, как человек. Вот и неси ответственность. Справишься.

Так пятнадцатилетняя Неллет оказалась в светлых покоях центра перехода, с пропуском, выписанным ей твердым почерком веа-мисери Клодэй. И с запечатанной коробкой, на крышке которой была нарисована яркая птичка.

Укладываясь в саркофаг, Неллет успела порадоваться, что правильно выбрала время. Когда она вернется в школу через три дня, там уже будут Калем и Натен. Значит, можно сразу попробовать сделать новую вассу. Не по памяти сна, а по рисункам, которые она привезет с собой от Агейи.