Аромат теней

20

Прошел час, прежде чем удалось успокоить Теклу. Потом Чандру отправили предупредить всех, что тренировка в Саду Сатурна откладывается, и мы все собрались в кабинете Греты, которая занялась приготовлением чая, хотя руки ее еще дрожали и она нервно поглядывала на меня. Очень долго Уоррен вообще не смотрел на меня.

Мы пытались разобраться, что произошло с Теклой. Я почувствовала себя лучше, потому что все видели Тульпу, взиравшего на меня с пустого лица Теклы, но облегчение было недолгим: даже Уоррен не мог ничего объяснить. Но когда я рассказала о предыдущей ночи, о том, как сон перешел в кошмар, в котором Тульпа разговаривал со мной отчетливо, как по телефону, причина Уоррену стала ясна.

— Очевидно, Аякс сообщил ему о тебе. — Уоррен отодвинул чашку. — Он знает, что ты его враг, новый Стрелец. И дает понять, что ты стала его целью.

— Он хочет отомстить за предательство Зои, — вздрогнув, негромко сказала Грета.

— Ну, ладно, — согласилась я. Мне это не поправилось, но ход мыслей я уяснила. — Но как он попадает в мои сны? В убежище?

— Ну, на самом деле он не в убежище, моя дорогая, — заметила Грета, несколько успокоившись после моих объяснений. Подозрения, вызванные обвинением Теклы, рассеялись, хотя и не были забыты. — Сон — это просто психическая энергия, а твой сон прошлой ночью связан с испытанной травмой. Я считаю, что у тебя был очень тяжелый день и ты, как и Текла, раскрыла перед ним свое сознание и попала под его влияние.

— Значит, он может добраться до меня? В любое время?

— Не физически, — покачал головой Уоррен. — Здесь ты в безопасности.

— Так почему женщина с лицом демона душила меня, Уоррен? — резко спросила я.

Па его лице ясно читалось подозрение.

— Послушайте. — Я поднялась так быстро, что чуть не перевернула стул. — Я этого не делала! Я даже не притронулась к ней. Я назвалась, и она набросилась на меня. Она посмотрела прямо на меня и сказала…

Я запнулась, вспомнив, что она мне сказала.

— Сказала, что видит тебя, — почти неохотно закончила за меня Грета. — И назвала тебя предателем.

Да, назвала. И хоть Уоррен молчал, когда мы ушли от Греты и направились в Сад Сатурна, ему ничего не нужно было говорить. Его гнев острым копьем врывался в меня, горел белым пламенем, рвался наружу, умирая в моих конечностях. И оставалась тщательно спрятанная оболочка вины, которую гнев окружал, словно защитной оболочкой.

Когда мы начали подниматься по лестнице, Уоррен бросил на меня быстрый взгляд, он стиснул зубы, и ощущение гнева и вины сразу ослабло.

Я сделала вид, что ничего не заметила, но про себя подумала: «В чем он чувствует себя виноватым?»

Когда мы достигли верха, перед нами оказалась дверь, и Уоррен отступил, чтобы я могла заглянуть в нее. И, несмотря на все, спустя несколько мгновений я начала улыбаться. В помещении были люди; одних я узнала, других нет, но улыбалась я не поэтому. В белоснежной комнате на полу лежали маты, они же висели на низких стенах, на стальных балках напротив друг друга были развешаны боксерские груши. Вдоль дальней стены стояли корзины с веревками, щитками, боксерскими перчатками; корзины были полны доверху. Да, помещение в форме пирамиды, и стены зеркальные, но все равно это школа боевых искусств. Впервые за все время я почувствовала себя дома.

Группа жестких людей — а они жесткие, судя по сдержанному выражению лиц, скрещенным на груди рукам и внимательной настороженности, — по-видимому, ждала нас. Я посмотрела на них — в зеркальной комнате казалось, что их гораздо больше, чем на самом деле, — и чай Греты у меня в желудке превратился в кислоту. Мне даже принюхиваться не нужно было, чтобы понять, что Чандра уже рассказала всем о том, что случилось в больнице.

— Прошу внимания, — без всякой необходимости произнес Уоррен. — Это Оливия, новый Стрелец Зодиака.

На кивки и негромкие приветствия я ответила своим кивком. Я покосилась на Чандру, которая начала хмуриться, как только мы вошли, и остановила взгляд на лице Ванессы, открытом и дружелюбном, хотя и в нем я заметила настороженность, которой не было в комнате с сейфами.

Майках сидел в углу на скамье, которая, казалось, в любой момент может рухнуть под его тяжестью. Феликс делал упражнения на растяжку; он помахал мне рукой со своего мата. К противоположной стене прислонился мужчина, которого я не знала; он сидел, поджав под себя ноги, сложив руки на груди, и откровенно разглядывал меня черными глазами.

Я стала делать то же самое, оценивая каждого, и быстро распределила всех присутствующих на три категории. Возможные союзники: Майках, Феликс и Ванесса. Противники: несомненно, Чандра и, возможно, Х-фактор — мужчина, с которым я еще не знакома. Еще присутствовал Уоррен, но почему-то его я никуда не смогла отнести.

— Поскольку Оливия выросла не в Зодиаке, она не знает, какие у нее способности, у нее нет личного кондуита и она не может выслеживать агентов Теней. Поэтому она должна оставаться в убежище…

— Вот так супергерой, — обронила Чандра.

— Она спортивна, быстро учится, но ничего не знает о нашей истории и о наших способах ведения войны, поэтому ей еще многое нужно усвоить. Я надеюсь, вы все ее поддержите, и со временем она сможет жить в соответствии со своим… потенциалом.

Он собирался сказать еще что-то. Я уже видела, как слова рождаются у него на губах, но в последний момент он передумал. Тем не менее мы с ним связаны, и поэтому в моем сознании возникли три слова. Происхождение. Наследие. Легенда.

«Значит, он нес еще хочет верить, — подумала я, посмотрев на него… Происшествие с Теклой по крайней мере его не заставило изменить мнение».

— Если она так беспомощна, как она убила Батча?

Все повернулись к человеку у стены. Его темные глаза блеснули, когда он встретился с моим взглядом, но в остальном лицо его оставалось бесстрастным, на нем не было эмоций, не было ни осуждения, ни одобрения.

Что ж, в эту игру могут играть двое. Я похлопала ресницами, сложила руки на груди и ответила так, как могла бы ответить Оливия.

— Он споткнулся.

— Споткнулся? — холодно повторила Чандра.

— О мою кошку.

Это больше соответствовало образу Оливии, чем, скажем, «О, я пытала этого ублюдка, пока он не упал и не истек кровью у моих ног». К моему удивлению, все закивали. За исключением того одинокого незнакомого мужчины. Он продолжал буравить меня холодным неподвижным взглядом. «Все-таки, не из категории союзников», — сухо подумала я.

— У тебя был стражник еще до того, как ты стала членом отряда Зодиак? — поинтересовался Феликс. — Это означает, что у тебя хорошо развита интуиция.

— Интуиция — наш общий дар, — напомнила Чандра. Ванесса, либо не заметив, либо не обращая внимания на яд в ее голосе, добавила:

— Мы соединяем интуицию с другими талантами, занимая свое место в Зодиаке.

— А что за другие таланты? — спросила я, стараясь не смотреть на человека у стены. Относительно него у меня даже догадок не было.

— Начнем с твоего талисмана, — продолжил Майках. — Каков он?

— Твой глиф, — подтолкнул меня Уоррен.

— Хорошо.

Я расстегнула молнию на груди.

— Можно догадаться, в чем ее таланты, — заявила Чандра.

Я вспыхнула и начала застегиваться.

— Нет, это не талант, — бросил Чандре человек у стены, и когда я на этот раз посмотрела на него, уловила кое-что еще, кроме явного безразличия. Он оттолкнулся от стены, гибко скользнул, придвинулся ко мне. Как. и большинство самцов, привыкших властвовать, он занимал очень много места.

— Тебя недооценивают. — Он остановился напротив меня. — Замечают только внешность, все эти выпуклости, изгибы, мягкость. Это такой же камуфляж, как маскировочный костюм солдата или краска на лицах дикарей Амазонки, потому что люди видят то, что ожидают увидеть.

Он улыбнулся. Его улыбка говорила: «Но мы-то в курсе».

Мне неожиданно захотелось ударить его по лицу. Он считает, что все обо мне знает, не представляя себе, кем я была и кем стала. Он ничего обо мне не знает. Но я молчала, внимательно следя за тем, как он протянул руку и расстегнул мне молнию.

— А ты кто такой?

— Хантер, — ответил он настолько уважительно, насколько может мужчина, рука которого у тебя на груди. Я заметила, что кожа у него золотистого цвета. Такой цвет невозможно купить или подделать; волосы, черные и блестящие, собраны в короткий конский хвост. «Такой же подтянутый, как они все», — подумала я. Раскрыв мне куртку, он отступил, чтобы все могли лицезреть. Я держалась уверенно, приспуская верх спортивного костюма, но на это требовались большие усилия. Места на моей коже, которых коснулись его пальцы, нагрелись, словно под ними тлели небольшие огоньки.

Я не смотрела на Уоррена. Не хотела видеть его усмешки или понимающего выражения глаз: ведь мы с ним связаны, и он знает, какие чувства вызывает во мне этот Хантер.

— Ну и что? — Хантер пожал плечами, движение было едва заметно. — Я Овен. Мои таланты физические.

— Схватка без оружия? — Я попыталась не говорить вызывающе.

Ну ладно, говорила. Нет, на самом деле, нет.

— А что? — Он клюнул на приманку, и я поняла, что он имел в виду, говоря о физических талантах. Он едва шевельнул мышцей, и между нами пространство как будто сократилось. — Любишь драться?

Уоррен рядом со мной кашлянул, но я не обратила на него внимания и повела плечом: невинная овечка, ждущая уроков от Мистера Боевые Искусства. Дернула бровью.

— Можно поспорить.

— На что? На коробку конфет? — вновь возникла Чандра. Я развернулась, собираясь объяснить Чандре «на что», но Уоррен оказался рядом, он преградил мне дорогу своим телом.

— Мне нужно уходить. У меня совещание с Гретой. Надеюсь, без меня с тобой ничего не случится, Оливия?

Воспоминания о подозрениях Уоррена еще жгли мне сознание. «Можно догадаться, — подумала я, — о чем это совещание».

— Тогда поверь, что я — один из твоих больших талантов. — Я, обратив против него всю свою враждебность, произнесла это так тихо, что только Уоррен смог меня услышать.

Он с явным неодобрением взглянул на меня, а я, наморщив нос, помахала мизинцем. Точно как Оливия.

— Так что это? — спросил Майках, наклоняясь, чтобы рассмотреть мой глиф, после того как стихли звуки необычной походки Уоррена. Я воспользовалась возможностью отойти от Хантера, посмотрев себе на грудь. Глиф едва виднелся на коже, и я поморщилась, вспомнив, как он жег мне грудь, пульсируя, как второе сердце.

— Это стилет. Чандра фыркнула.

— Вовсе не стилет. Всего лишь лук со стрелой.

Я снова взглянула и решила, что она, скорее всего, нрава. О более. Отравление перекисью водорода. Уже. Чувствуя замешательство, я обратила взор на Майкаха. После чего последовал прилив разочарования. Часть меня как будто хотела, чтобы это был стилет.

— Он просто расплывчатый, — упрямо сказала я и повернулась к зеркальной стене за собой.

— Чандра права, — заметил Хантер, вставая за моей спиной. Глядя на него в зеркало, я решила, что мое первое впечатление было неверным. Он совсем не безынтересен. Дрогнувший рот свидетельствует о чувстве юмора, а в этих непроницаемых глазах виден интеллект. В том, как он движется, есть что-то властное; он все замечает и при этом не болтлив.

Возникшее ощущение тревоги не помешало мне подумать: «Есть ли что-либо более соблазнительное, чем опасный мужчина?»

Хантер протянул руку, его широкие плечи закрыли в зеркале остальных, он провел рукой по линиям моего глифа, и на моей коже вспыхнула маленькая стрела.

— Это лук со стрелой. Видите?

У меня в сознании звучал голов Оливии, счастливое птичье щебетание: «Как мне везет! Первый день на работе, и уже у меня бойфренд супергерой!»

Тем временем мой собственный голос совершенно отказал. Я просто стояла, демонстрируя свою грудь. Сильно затвердели соски. Отлично. Я скользнула взглядом по лицу Хантера, который теперь явно забавлялся.

— И каков же твой талант? Он улыбнулся.

— У меня их много. Еще бы.

— Лук и стрела — это сильный талисман, — произнес он на этот раз громче. — Очевидно, это символ Стрельца, но в этом есть и личный мотив. Готов поклясться; один из твоих талантов — честность…

— До глупости, — вставил Майках.

— Решительность. Верность. Гордость.

— Не позволяй Хантеру очаровать себя, — встрепенулась Чандра. — Эти качества есть у всех Стрельцов.

Я повернулась, глядя ей в глаза, и поняла, что мы с ней никогда не станем друзьями. Приподняла узкую бровь.

— А у тебя они есть?

— В высшей степени, — изрекла она, скривив нижнюю губу.

— А что ты знаешь о кондуитах? — спросил Хантер, становясь между нами.

Кондуиты — это концентраторы энергии; кондуиты — выразители воли агента. Каждый кондуит делается специально для своего владельца; он дополняет способности и таланты владельца с помощью средств насилия, смерти и крови. Хотя Оливия, конечно, никогда бы так не сформулировала.

— Ну, они обычно бывают очень острые, — ответила я, заставив Феликса и Майкаха рассмеяться. Хантер сузил глаза, Чандра свои закатила. — Они бывают разных форм и размеров, некоторые из них пиротехнические, и все они восполняют силы владельца.

Вот. Достаточно сбалансированный ответ. Не слишком сложный и не слишком глупый.

— Это верно. Когда я создаю оружие, я принимаю во внимание физические и духовные возможности агента, затем создаю кондуит индивидуально для каждого. Он обладает собственной жизнью. Становится твоим товарищем, твоим напарником. Конечно, это означает, что мне нужна полная откровенность и честность, чтобы оружие усиливало твой потенциал. При таком условии я сотворю нечто соответствующее твоему темпераменту, твоему мозгу и сердцу.

— Что-нибудь такое, что пускает мыльные пузыри с верхушки.

— Боже, Чандра! — Феликс опустил голову на руки.

Я видела, что и он, и остальные считают, что мне не справиться с этой маленькой гермафродиткой. Смехотворно, хотя это означает, что я хорошо выполняю работу казаться Оливией.

Хантер извлек из ножен — вернее, развернул — свой собственный кондуит и отдал мне. Это был двенадцатифутовый хлыст из прочной черной кожи, усаженный острыми шипами.

Сердце мое начало колотиться. Спокойно, девушка.

— Что еще ты знаешь об их использовании?

Я взяла хлыст в руки, внимательно его разглядывая, и на этот раз гордость заставила меня немного раскрыться.

— Если тебя ударил кондуит врата, ты умрешь, хоть ты и сверхчеловек. Но если используешь кондуит против его владельца, против его товарища, ты не только убьешь его, но и кое-что у него заберешь. Часть его силы, поток энергии. Он умрет, а у тебя появится возможность двенадцать часов ходить никем не замеченным. Никто не сможет найти тебя: ни человек, ни Тень, ни Свет. Словно ты не существуешь.

Хантер протянул руку. Я посмотрела на нее, возвращая кондуит. Можно очень многое сказать о человеке, изучив его руки. Руки Хантера загорелые и элегантные, несмотря на мозоли на ладонях.

— Батч? — спросил он, сворачивая хлыст.

Я кивнула.

— И каково это было? Я взглянула на Ванессу.

— Я чувствовала себя невидимой. Неуязвимой.

Все притихли.

— Никто до сих пор не делал этого. Не использовал кондуит против его Теневого партнера. Это могучая магия.

— И соответствует легенде… — заметил Феликс, глядя на Хантера.

— Да бросьте! — выкрикнула Чандра. — Эта? Эта кремовая лесбиянка — Кайрос? Тот самый необыкновенный индивид, от которого зависит судьба всех нас? Очнитесь!

Но все молчали, и она сложила руки на груди.

— Кто-нибудь из вас слышал, что я рассказала о Текле?

— А ты слышала, как я сказал: если ты опять все это начнешь, будешь объясняться с Уорреном? — заявил Майках. — Ты знаешь, что он думает… о ней.

Он махнул в мою сторону, и впервые я увидела в его взгляде какую-то тень. Я резко выпрямилась: для меня было неприятным сюрпризом то, что Майках сам может в меня не верить.

— Уоррен там был! Он был свидетелем того, как Текла ее обвинила!.. вызывающе сказала Чандра. — Она ведь это сделала? Назвала тебя предателем?

— И твое восприятие не могло тебя подвести, Чандра?

— Заткнись, Феликс.

— Заткнись, Феликс, — передразнил он.

Но я перестала обращать на них внимание. В комнате потемнело, и я почувствовала какое-то движение, словно шевельнулась сама земля. По зеркальным стенам пробежали разводы, психоделические волны превратили помещение в любовный шалаш. «Любовный шалаш Чарльза Мэнсона»,[54] — подумала я, содрогнувшись, когда волна оникса прокатилась по мне.

— Это комната настроений, — ответила на мой непроизнесенный вопрос Ванесса. — Она реагирует на эмоции. Когда мы тренируемся, она следит за схваткой, определяя победителя. Видишь вот эти круги?

Я видела их. Среди разноцветных вспышек света, прыгавших по матам, выделялись два овала, расположенных диаметрально противоположно по отношению друг к другу.

— Подойди к одному, — попросила Ванесса.

Я двинулась вперед, обнаружив, что пол слегка пружинит — совсем не так, как в обычном тренировочном зале. Но риска подвернуть ногу не было. Пол словно приподнимался, поддерживая мои движения. Когда я подошла к первому кругу, стены и пол неожиданно потеряли цвет, многоцветие сменилось абсолютной чернотой, и я словно оказалась в центре Вселенной. «Вот зачем губчатый пол», — поняла я. Если бы не его покрытие, я бы совершенно потеряла ощущение равновесия. Но вот загорелись огоньки, звезды усеяли небо, и среди них плыл наклонный крест со стрелой на одном конце.

— Ха! Глиф Стрельца, — усмехнулся Феликс, глядя прямо на Чандру. — Никогда раньше такого не видел.

— Да иди ты… — ответила она, но его слова как будто лишили ее паруса ветра. — Ты не видела глиф. Не видела его.

— Хватит! — Я отступила от круга, и Вселенная поблекла, а потом умерла. Вновь появились зеркальные стены пирамиды, ослепив меня, но только на мгновение. — Как я могу быть предателем? Я только что оказалась здесь. Всего несколько недель назад я вообще представления не имела о Зодиаке и отряде… верно, Майках? И я ничего не знала о Страйкере.

— Неважно, — настаивала на своем Чандра, не дав возможности Майкаху ответить. — Текла медиум, и. она воспринимает душевную суть… или воспринимала. Она чувствует, что ты собираешься делать. Знает это еще до того, как ты сделаешь.

— Значит, она там предсказывала будущее? Что я предам вас всех? — Я осмотрелась в ожидании реакции. Никто не сказал «да», но никто не произнес и «нет». Я раздраженно покачала головой. — Зачем это мне? Мне это ничего не даст.

— Зато даст твоему отцу.

— Ты имеешь в виду существо, которое пыталось меня убить? — выкрикнула я, поворачиваясь к Чандре. — То, что напало на меня через Теклу? — Я фыркнула. — Я, я работаю на него!

— Я тебе верю, — заявил Феликс, подходя ко мне. — Нам известно, что Кайрос должна одновременно принадлежать Свету и Тени. Это было предсказано. И вот теперь мы это лицезреем. К тому же Уоррен считает, что твое место здесь.

«Считал», — сухо подумала я. Но не стала говорить этого Феликсу. Приятно иметь кого-нибудь на своей стороне.

— Жаль, конечно, но не имеет значения, во что веришь ты или что считает Уоррен, — заметила Чандра, и по потолку пронеслась сине-зеленая искра. Она пролетела над нашими головами, и ее зелень казалось газообразной и недоброжелательной в тусклом свете. — Надо голосовать.

— Голосовать?

Это было все, что ей понадобилось, чтобы обрести уверенность. Чандра задрала квадратный подбородок и подбоченилась.

— Вот именно. Ты не выросла в Зодиаке и ничему не научилась в свои первые два жизненных цикла. Действия или бездействие твоей матери не дали тебе такой возможности и привели к нарушению равновесия. Так поступает бродячий агент.

— Она дочь Зои Стрельца! — гневно воскликнула Ванесса.

— Да, а каково твое происхождение, Чандра? Пьяные жалобы после неудач не в счет!

У меня поднялись брови; я ожидала нового «Иди ты, Феликс!», но Чандра просто стиснула зубы — очевидно, такие издевки она слышала и раньше — и по-прежнему считала своей главной целью меня. Я терпела, пока она не вторглось в мое личное пространство.

— Я только говорю, — сказала она, поворачивая голову так, чтобы смотреть мне прямо в глаза, — что Кайрос должна уметь отслеживать восход и закат луны, не сверяясь с картой.

— Кто-нибудь такой же прекрасный, как ты?

Весь кислород из зала словно ушел в общий удивленный издох. По стенам заклубились тучи, серые на сером фоне, пока потолок весь не затянулся ими, стены стали не видны, пол скрылся в тумане. Действительно комната настроений.

— Я сейчас…

— Ударишь меня. Да, знаю. И что потом? Заберешься на дерево и будешь колотить себя в грудь? Как страшно! У тебя нет никаких доказательств.

Мне казалось, что у меня есть время подготовиться и отразить удар. Но, очевидно, я еще не обладала скоростью супергероя. Чандра действовала быстро и жестко — влепила ладонью по щеке, расцарапав ее ногтями. Моя голова дернулась, и я отшатнулась. Поднесла руку к лицу. На щеке горели кровавые борозды, рука оказалась в крови.

— Ты меня расцарапала.

— Ничего, все зарастет, — с ухмылкой проронила она.

Несколько мгновений я стояла, прижав руку к щеке и ничего не делая. Потом разрыдалась. Громкие крокодиловы слезы с широко раскрытым ртом. Одним полузакрытым глазом я видела, как Чандра опустила руки и с насмешливым выражением лица начала поворачиваться к остальным. Вероятно, никогда раньше не видела супергероя в слезах.

Хантер еще не успел закончить предупреждающий окрик, как я ногой ударила Чандру в грудь. Я отклонилась, вложив всю силу инерции в движение бедер, и Чандра пролетела через весь мат, ударилась о противоположную степу, и ее череп с громким треском поцеловался со своим отражением. Грета сказала, что Чандре понадобится время, чтобы справиться с горем, вызванным моим появлением, но я решила, что небольшая встряска тоже ей поможет.

Я потрогала рукой щеку. Чандра права. Царапины исчезли еще до того, как она рухнула на пол. Я двинулась к пей, но дорогу мне преградил Хантер.

— Любишь грязные приемы, Стрелец? — спросил он, снова оттесняя меня в круг. На стене снова вспыхнул глиф Стрельца… но тут и сам Хантер вступил в круг. С вершины пирамиды спустился гигантский глиф в виде изогнутых рогов, сходящихся внизу в виде буквы «V». Он мгновенно разбился на множество маленьких рогов, которые затмили знак Стрельца.

Определенно не из списка союзников.

— Я пользуюсь подручным оружием, — сказала я и на этот раз не стала пятиться, когда он приблизился ко мне.

Глаза его сузились, превратившись в щелки.

— Хочешь испробовать его на полноправном знаке?

Посмотрим… обычная уличная драка вместо эмоциональный игры «он сказал — она сказала»? Мне даже подумать об этом нельзя.

Мелькнула моя ладонь, но он был готов к этому и повернулся так, что я сломала бы руку, если бы вовремя не изменила направление движения. Я сделала сальто в воздухе, опустилась на ноги и нанесла ему удар сбоку, удар снизу, удар коленом, обманный удар — он все это встречал и парировал.

Мы разъединились и принялись кружить: я тяжело дышала, Хантер как будто совсем не дышал. Комната снова превратилась в калейдоскоп: эмоции зрителей смешивались с двумя глифами, и все это сверкало в небе, как светляки. Я воспользовалась возможностью успокоиться и решила испробовать другую тактику. Глубоко вдохнув, я набросила линию энергии на тело противника, как учил меня Уоррен, — невидимое лассо между его намерениями и моими. Ни одна эмоция не пробежала по невидимой веревке. Если бы у меня были закрыты глаза, я бы вообще не определила, что он в комнате. Впечатляет.

Он точно знал, что я делаю, и улыбнулся, сверкнув белыми зубами.

— Определила мой талант?

— Петь не в такт йодли, стоя ногой на груде горящего угля?

Изображение на стенах соответствовало духу поединка, ночное небо над головой снова стало чистым и безоблачным.

— Очень близко, — заметил он и сделал выпад. Он был гибок и проворен, как горный лев, и так же целеустремлен.

Я давно поняла, что лучше, безопасней сражаться с искусным воином, чем с уличным хулиганом. Меньше возможностей получить случайное повреждение, хотя, конечно, гораздо более вероятно преднамеренное. Но именно для этого и существует мастерство самообороны. Я отклонилась, выбросив вперед ногу. Наши икры столкнулись с громким треском. Сознание своей способности излечиваться сделало меня менее расчетливой, чем обычно, поэтому я мгновенно развернулась, оставаясь рядом с ним, и ударила его по левой щеке, когда он поворачивался ко мне.

Зрители ахнули, по стенам замелькали стрелы, и мы снова разъединились. На этот раз отступил он. Напряжение волнами исходило от него, окутывая меня пахнущей медью лептой, привязывая к нему, пока я остаюсь его целью.

Теперь он не сдерживался. Он действительно хотел одолеть меня. Часть меня была в восторге от этого смертоносного танца, возможности проверить себя в схватке с новым сильным противником. Я боец, это во мне не изменилось. Асаф всегда говорил, что больше всего возбуждает первая встреча с новым противником, это состояние самое восхитительное и самое опасное, и Асаф был прав. Я купалась в адреналине Хантера. И плыла в собственном.

Однако другая часть меня удивлялась тому, что я могла найти этого мужчину привлекательным. Он смотрел на меня как Аякс: быстрая оценка состояния моего тела, конечностей — хищник, который ищет в стаде самого слабого, старого или неопытного. Хантер был именно гаков — терпелив и абсолютно безжалостен в ожидании возможности ударить.

И он разворачивал свой хлыст. На стенах неожиданно осталось только изображение гигантского рога, ни следа знаков Стрельца,

— Это нечестно, — сказала я, тяжело дыша. Он знает, что у меня нет своего кондуита.

Он безжалостно улыбнулся и взмахнул хлыстом, искусно работая запястьем.: — Используй подручное оружие.

Осел!

Мне даже не нужно было смотреть на стены, чтобы понять, что у меня неприятности. Тело мужчины против тела женщины — это одно дело: я еще могла воспользоваться внезапностью. Но это слишком похоже на мое столкновение с Аяксом; стычка, в которой преимущество на одной стороне, схватка пугающая и полная неведомых рисков. По коже пробежали волны тревоги и, к моему раздражению, вышли через поры.

Я пятилась к центру мата, чтобы получить свободу маневра, оказаться подальше от хлыста; я заметила, что никто за меня не вступился. Никаких «Хватит» или «Оставь ее в покое». Даже Майках ничего не сказал, и это причинило мне боль. Если у меня и были раньше какие-то сомнения относительно моего места среди этих людей, сейчас я получила четкий ответ. Хантер преследовал меня, а остальные просто наблюдали.

— Ты боишься, — заметил он, поднимая руку.

— Черт! — Я подпрыгнула, острый кончик хлыста коснулся моего каблука. Приземлившись, я осмотрелась в поисках какого-нибудь укрытия и нашла только щиток на руки. Тем не менее я схватила его, надела и, когда Хантер взмахнул хлыстом, сумела вовремя подставить под удар, так что хлыст лишь скользнул по руке.

В следующий раз хлыст обернулся и вокруг щитка, и вокруг руки, а, разворачиваясь, задел плечо. Я вскрикнула, почувствовав, как шин глубоко вонзился в плоть, напряглась и подтянула к себе Хантера, удивив его этим движением. Дернула другой рукой и сократила расстояние между нами. Я понятия не имела, что собираюсь делать дальше. Знала только, что чем дальше я от него, тем он опасней.

— Смотрите! Ее глиф светится! — воскликнул Феликс, указывая. Я чувствовала жжение на груди, но не отрывала взгляда от Хантера. В его глазах мелькнуло удивление, и тут же вернулась бесстрастная маска. Рука его дрогнула, затем опустилась. Стены неожиданно очистились, всех ослепила белизна. Хантер отскочил от меня.

Я выдернула шипы из тела, прежде чем смогла о чем-то подумать, и ощутила запах своей свободно текущей крови. — Это должно происходить только при встрече с настоящим врагом, — низким, полным подозрений голосом заявил Хантер.

— В таком случае, может, ты захочешь убрать хлыст, — холодно ответила я. Я отбросила колючий конец, и Хантер принялся сворачивать свое оружие. Я потерла руку и отошла в сторону, чувствуя себя болезненно уязвимой.

— Как ты это делаешь? — осведомился Феликс, глядя мне на грудь.

— Это Тень, вы все видели? Она не может ее контролировать.

— Заткнись, Чандра, ты в этом виновата… — Ванесса бросила на нее жесткий взгляд и обратилась к Хантеру: — И ты. Ты хотел испытать нового Стрельца, когда услышал, что она убила Батча… что тебе никак не удавалось сделать. А чего ты ожидал, когда так набросился на нее?

Хантер застыл, как камень; он даже не мигнул.

— Я излагал свою точку зрения.

«Да, — подумала я, растирая руку. — Буквально точку», Но «неожиданно мне стало понятно, почему никто не встал на мою защиту. Почему хлыст должен был обжечь мою кожу, чтобы пошла кровь. Они должны были убедиться, что это возможно.

— Я получила твою точку. — Только Хантер смотрел мне в глаза, и это хорошо: я сосредоточилась на нем. — Уоррен говорит мне, что я эта… Кайрос, что мой потенциал выше, чем у обычных звездных знаков, что я сильнее всех вас из-за того, кто мой отец. И вы все решили сами в этом разобраться. Но для этого не нужно было стегать меня хлыстом, знаете ли. Просто нужно было спросить.

И, хотя они об этом не просили, я слегка раскрылась и дала им почувствовать, что чувствовала сама в стычке с Батчем. Показала, что и темная сторона лунного света способна окутывать душу. Как великолепно перестать думать о том, кто прав, и думать только о том, чего ты хочешь. Как месть серой горит в каждой поре, а ненависть словно язва в желудке. И как смерть с каждым мгновением все приближается, и ярость становится пожирающей все раковой опухолью. «Им нужно это увидеть, — решила я, — потому что нужно понять разницу». Я позволила им ощутить все это, потом снова вобрала в себя.

— Довольны? — поинтересовалась я. — Испугались? — Я повернулась к Чандре, приблизилась к ее лицу, вторглась в ее пространство. — Или все еще хочешь голосовать?

Чандра отшатнулась, стиснув челюсти, остальные все переминались с ноги на ногу, не глядя на меня и почти не смотря друг на друга. Я рассмеялась и подумала, что, если им нужно кого-то опасаться, долго искать не придется.

Поэтому я снова обратилась к Хантеру, натолкнувшись на его пустые глаза:

— Мог бы сделать кое-что получше. — Получше чего?

С помощью той же силы, которой я пробила дыры в жизни рабочих-строителей, я ополчилась на него:

— Если не хочешь, чтобы сторона Тени узнала о ней — о топ, которую ты любишь и ценишь выше всего в жизни, тебе нужно контролировать свое отчаяние. Я чувствую его на языке, свежее и сладкое, как щербет. Кстати, как ее зовут?

Я почувствовала общее удивление и поняла, что коснулась того, о чем никто не подозревал. «Значит, даже полноправные звездные знаки имеют тайны друг от друга, — сухо подумала я. — Ничего себе единая группа. Лицемеры».

— Ее зовут Лола, — наконец ответил Хантер, говорил он спокойно, хотя по телу прошла волна дрожи. Прошла по всем присутствующим. — И если ты к ней приблизишься, я тебя убью.

Я окинула взглядом их всех.

— Я считала, что я не враг. Кто-нибудь из вас мне верит?

— Я тебя не знаю.

— Я не доверяю Тени в тебе. Это сказала Чандра.

— Майках?

Он колебался. Он, в котором: я была уверена.

— Я думаю, тебе предстоит выбор, прежде чем Аякс и Тульпа доберутся до. тебя. Настоящее испытание, в самом сердце битвы, когда ты должна будешь выбрать добро или..

— Или что?

Он отвел взгляд.

— Или то, что ты хочешь.

После этих слов я поняла, что Чандра права. Чего бы ни хотел Уоррен, меня могут изгнать из отряда, из убежища, бросить в городе одинокой и незащищенной.

Меня обременяют возможности, которые я не умею использовать и контролировать, я стану целью какого-нибудь невероятно способного героя.

— Я хочу только одного.

— Мести? — спросил Хантер. — За смерть твоей сестры? Я кивнула, не удивившись тому, что он это понял, зная, что все они могут это сделать. «Это единственное, — подумала я, — что мне никогда не удастся скрыть».

— И на что ты готова, чтобы отомстить?

— На все, — ответила я. — На все, что угодно. Он медленно кивнул и отвернулся.

— Именно этому я не доверяю.

Естественно, после этого никакой тренировки не было. Больше того, все члены отряда Зодиака 175, сверхъестественного отделения, предназначенного для борьбы со злом, стали обходить меня стороной.

После того как я продемонстрировала свою теневую сторону, дружеские отношения между Ванессой и мной растворились, как кусочек сахара, и она ушла, неуверенно поглядывая на меня. Феликс по-прежнему улыбался мне, но напряженно, и в глазах его благожелательнсти не было совсем. Майках что-то пробормотал о работе в лаборатории и ретировался, хотя осмотрел меня, чтобы убедиться, что его изделие не пострадало от хлыста Хантера.

Даже Чандра, полная злобы, не рискнула взглянуть мне в глаза; она сунула руки в карманы тренировочных брюк и покачала головой, уходя. Хантер последовал за ней без единого слова и взгляда, и я осталась одна в просторном зале, лишь со своим чуждым и смущающимся отражением в зеркале. Эмблема на груди продолжала слабо пульсировать. Так что все прошло хорошо.

Можно, конечно, найти Уоррена и спросить, когда он собирался рассказать об этой небольшой демократической процедуре — о голосовании, но он, по-видимому, все еще на так называемом совещании с Гретой. К тому же, когда мы сидели в ее кабинете, делая вид, что мы цивилизованные существа, поглядывая друг на друга из-за чайных чашек, я решила, что у Уоррена есть что-то такое, чем он не делится с остальными. Что-то в его недавнем прошлом, о чем он не хочет вспоминать. «Что-то, — подумала я с ощущением холодной тяжести в животе, — имеющее отношение к Текле. Чему он не желал смотреть в лицо, чего не хотел знать. Более того, хотел, чтобы об этом не узнали остальные».

Эти вопросы преследовали меня, когда я шла по коридорам, останавливаясь время от времени, чтобы почесать за ухом кошек. Стражников, поправила себя. Ни одна кошка не шипела и не ударяла меня по руке, как поступила Луна с Батчем, и это послужило мне небольшим утешением. Они просто смотрели на меня немигающим взором, терлись о мои пальцы своими гибкими телами и уходили, подняв хвост в прощальном приветствии.

Наконец я вернулась в бетонную, без окон, комнату матери, думая, что в этом подземном лабиринте есть хоть одно место, где я могу оставаться одна и чувствовать себя в безопасности. К несчастью, только когда я легла в постель и подтянула колени к груди, я поняла, что ощущение уединения и безопасности невозможно распространить на мозг.

Сон, как ветер, постепенно заполняющий повисшие паруса, поэтому я знала, что он приближается. Если бы я сразу начала действовать, то, может, даже смогла бы его остановить. Однако я не была готова к ощущению вторжения; словно кто-то перебирал складки моего мозга, отыскивая и вскрывая запертые места. И находил скальное основание: гранит, селитру и окаменевшие воспоминания, которых я не осмеливалась касаться. Но теперь они были вскрыты и острыми краями царапали меня изнутри. Разрезали мой разум. Кошмар оживал. Величайший кошмар моей жизни.

Я снова подросток; точнее, мне пятнадцать лет. Умный, изобретательный подросток, которому нужно сбежать из мира, где меня никто не понимает… как, вероятно, считают все подростки. Но есть человек, который меня понимает, он меня знает и любит больше всех остальных.

Бен Трейна жил через длинную, но узкую полоску пустыни, с тех пор давно превратившуюся в широкую улицу для нетерпеливых водителей, но в то время помеченную единственной тропой, которая вилась по поверхности пустыни. Эту тропу, вероятно, протоптали исключительно мы с Беном за время летних каникул.

По расположению очень близкие, наши дома существовали в совершенно разных мирах. Величественное поместье Лрчеров занимало целый городской квартал — массивный комплекс со множеством украшений и кричащих деталей, которые делали его похожим на викторианский бальный наряд. Напротив, дом Бена напоминал на старую поношенную, но любимую рубашку. Низкие потолки, маленькие окна, очаг из естественного камня, который, к счастью, не разжигали с семидесятых годов, и природные, не выращенные искусственно лужайки вокруг дома.

Однако, несмотря на все эти различия, наши семьи очень походили друг на друга. Властный патриарх — игровой магнат против отставного военного; послушная жена — умница, принимавшая активное участие в общественной жизни, и домохозяйка; и пятеро детей — две девочки с моей стороны, три мальчика — с его.

Его родители на уикэнды уезжали из города — один брат уже не жил дома, второй проходил начальную военную подготовку; поэтому неудивительно, что их отсутствие стало для нас праздником. Мы были влюблены — оба в первый раз — и испытывали все, что с этим связано. Весь уикэнд прятались от мира; разговаривали, смеялись, ели. Смотрели кино. Целовались. Целыми днями занимались любовью.

Воскресное утро означало конец нашего любовного свидания. К полудню вернутся домой его родители, но первой появилась моя сестра, задыхаясь от бега по предрассветной пустыне. Нам пришлось покинуть свой кокон из простыней и тел, когда тишину нарушил стук в дверь.

— Тебя ищет мама, — без всякого предисловия сказала Оливия. — Она так встревожена, что хочет вызвать полицию. А папа говорит, что тебе пора в колонию для малолетних преступников.

Я неохотно повернулась к Бену.

— Мне пора.

Он сонно вздохнул, от него пахло мной.

— У тебя будут неприятности? Я улыбнулась.

— Оно того стоило.

— Пошли! Я не хочу с тобой в колонию, — заявила Оливия и вздрогнула. — Там заставляют носить бумажные тапочки.

Мы бежали так быстро, как могли нести ноги, бежали в пропасти тьмы, бежали по тропе, которую я знала так же хорошо, как вены на моей руке… или руке Бена. Оливия была моложе меня и тогда быстрей. Я все еще вижу, как он бежит в ночи, золотые волосы освещены луной и летят за ней, как ленты на ветру. Даже в тринадцать лет она была очень красива, женщина в ней уже перерастала ребенка. Я, хотя и была старше ее, все еще выглядела девочкой.

Человек появился ниоткуда, вынырнул из тьмы, ударил Оливию сбоку. У нее даже не было времени закричать; она рухнула на камни, беспомощно зажатая сильным противником. Далее слышались только звуки борьбы. Разрываемой одежды. Удары по телу. Болезненные просьбы о милосердии.

Из моего подсознания послышался голос, искаженный и иррациональный. Ты заслужила то, что произошло той ночью.

Я стонала во сне, трясла головой и все это время знала, что действительно заслужила. Оливия оказалась в пустыне из-за меня. Могучие кулаки опускались на ее тело и лицо, костяшки соприкасались с ее мягкой плотью, ломая хрупкие кости. И поскольку это была моя вина, я снова действовала, как раньше.

— Беги! — закричала я, набрасываясь на мужчину сзади. У меня не было умений, которые есть сейчас. Не было сил, чтобы справиться с мужчиной, ничего не помогало мне устоять перед этим человеком-хищником. Оливия убежала, и даже после того как она исчезла, я слышала хруст гравия под се ногами и ее крики, летящие за ней, как волосы. А потом я вообще ничего не слышала.

Но это было тогда.

— Мне следовало убить тебя в первый раз, — сказал человек, которого — теперь я это знала — зовут Хоакин. Я почувствовала, как открываются мои глаза, — глаза, как у Репы, у которой их нет, — и посмотрела в лицо, такое же жестокое, каким я его помнила. Полные губы обнажают зубы, расставленные через равные промежутки. Я поняла, что это предназначенная мне улыбка, и зловоние гнилого меда устремилось ко мне из его рта. Щетина, слишком совершенная, чтобы быть естественной, покрывала его подбородок и щеки, и несмотря на его возню со мной, ни один волосок не выбился из его прически. Волосы, гладкие и прилизанные, были зачесаны назад, и в слабом свете луны были отчетливо видны линии, оставленные зубцами его расчески.

— Нет! — сумела я произнести, прежде чем его пальцы снова впились мне в горло, придушив. Правой рукой он ударил меня по лицу, повернув его вправо. При обратном ударе я почувствовала, как треснула кость носа. Как я могла забыть этот звук?

— О да, — ответил он, изогнувшись надо мною, изображая оргазм, дергаясь, как трещотка. — Да, да, да.

Я пнула его головой, заставив дернуться. Из носа у него полилась кровь, и на лице появилось удивленное выражение. В первый раз я этого не делала. Он снова ударил меня, но на этот раз слишком поздно. У меня возникла новая мысль.

— Я не должна быть здесь снова. Не должна снова через это проходить.

Я переместила бедра, увеличив пространство между нами, и смогла высвободить ногу и ударить его коленом по ребрам.

— Нет, должна, — заявил он, прижимаясь ко мне и прижимая меня к поверхности, как борец в вольной борьбе.

Я почти сдалась. Почувствовала, как горят легкие от недостатка воздуха, как его руки движутся у меня между ног, но тренировки и воля позволили продолжать борьбу.

— Нет… Я больше не девочка. Я Стрелец. — Я мигнула и почувствовала, как на моем лице расплывается улыбка. — Я Стрелец, а это… мой сон.

— Но мы можем достать тебя и во сне, — оскалился он, снова вгрызаясь в меня. — Я могу во сне насиловать тебя.

— Нет. Я этого не хочу.

— Сопротивляйся, сколько хочешь, но ты не можешь изменить то, кто ты есть… кем я помог тебе стать.

— Я не такая, как он!

— О, посмотри в зеркало, дорогое дитя. — Он хитро улыбнулся. — Ты точно как он.

За нами послышался какой-то шорох, Хоакин оглянулся, потом снова повернул голову ко мне.

— Проклятие! — воскликнул он и исчез.

Чувствуя себя легче — с меня свалились и его тяжесть, и сон, — я отрыла глаза.

Одеяло сбилось к ногам, простыня промокла по очертаниям моего тела; я села и мгновенно заметила то, чего в комнате раньше не было: предмет, который и вырвал меня из сна. Мне под дверь просунули газету, и сквозь паутину своего не-сна я услышала вкрадчивые шаги. Я встала, не трогая газету, открыла дверь и выглянула в коридор. Там никого не было.

Проведя рукой по лицу, я почувствовала боль в носу. Правда, он не сломан, но горло тоже саднит. Вероятно, покраснело. Я наклонилась, про себя благодаря того, кто таким способом отогнал моих демонов… благодарила, пока не увидела статью.

— Боже мой! — сказала я, вспоминая слова из своего сна. Ты точно как он. Я медленно опустилась на кровать. «Боже мой, — подумала снова. — Может, он прав. Может, они все правы».

Короткая заметка: бесстрастное перечисление фактов и данных: время смерти, возраст жертвы — Боже, всего семнадцать, — что власти думают о случившемся. Я перечитала статью несколько раз, стараясь сопоставить воспоминания о столкновении с Аяксом со словами на этой странице. Бессмысленное и случайное нападение, говорилось в статье; вероятнее всего, банда подростков. У одного был нож. Заявление матери девушки, одно предложение, но в нем единственный реальный факт: «Моя девочка умерла, и моя жизнь больше никогда не будет прежней». Так что, возможно, они и правы.

Я понимала, чего хочет тот, кто просунул газету: чтобы я почувствовала. Его мотивы очевидны и полны ненависти, но мне все равно хотелось закрыть голову руками и никогда их не убирать. Я виновата в смерти девушки. Я подвергла ее опасности, точно, как Оливию, и они обе заплатили за это жизнью. Так что, может, они правы. Я точно как он.

Я уже собиралась отбросить газету, когда увидела еще одну колонку. Я развернула газету на полосе происшествий, и здесь рассказывалось о стрельбе из-за любовного треугольника. Муж застрелил жену, которую звали Карен, когда она пыталась уйти из квартиры. Через несколько минут Марк Дэвис обратил пистолет против себя.

Я закрыла глаза и на какое-то время даже перестала дышать. Сидела, и во мне царил хаос, как какой-то тошнотворный психоделический наркотик. Девушка в магазине была случайностью, невинным человеком, и у меня не было намерений причинить ей зло. Но это… Аякс не имел никакого отношения к разрушению их брака, к их гибели. Это все я. Я воспользовалась своей новой силой и уничтожила жизни Карен и Марка Дэвисов.

Я сумела пройти в ванную и принялась плескать в лицо холодной водой, ахая; и только тут поняла, что плачу. Опираясь на раковину, я взглянула в зеркало. Прекрасное лицо Оливии с моими измученными глазами.

А темные тени, таящиеся за ними? Я их создала — и причины, которые за ними стоят, — я сама.

— Кто ты, по-твоему? — шепотом спросила я у отражения. Следила, как бесшумно движутся губы, но никакого ответа не услышала.

Вернулась в спальню, взяла газету и принялась рассматривать Карен Дэвис, улыбающуюся мне с недатированного снимка. Немного погодя сунула газету в сумку и вышла. Мне хотелось каким-то образом проверить, правы ли они.

И все время во мне сохранялась надежда, что они ошибаются.