Глава 4 Которая подтверждает, что первое впечатление нельзя произвести дважды

Так не бывает, потому что нельзя влюбиться с первого взгляда. Невозможно, впервые увидев человека, понять, что он именно тот, кого ты ждала все двадцать пять лет своей жизни. Я понимала это умом, а сердце забилось быстрее, стоило мне только глаза моего мужа – темно-синие, как небо перед грозой.

Дура ты, отругала одновременно и Катю. Ее за то, что та так неосмотрительно оттолкнула от себя этого мужчину, и себя за глупый вид и надежду, что все еще можно исправить.

– Катерина! – повысил голос отец.

Я будто очнулась, поздоровалась, протянула руку для поцелуя. Последнее получилось само собой. Наверное, мышечная память дала о себе знать.

Владимир, я не сомневалась, что это был именно он, приподнял вопросительно бровь, но все же не оттолкнул мою руку. Прикоснулся губами к тыльной стороне ладони и тут же отпустил. Неужели ему даже прикасаться ко мне было неприятно? Впрочем, после истерики, которую Катя устроила накануне, это было неудивительно.

Я не сдержала горестный вздох. Что за напасть? Встретила мужчину, от одного взгляда которого на губах расцветает улыбка, а он и не смотрит на меня. Дождался, пока я села на диван, устроился в кресле напротив, взял со стола фарфоровую чашку. Конечно, чай намного приятнее, чем общение со вздорной барышней. И смотреть на меня не нужно, и разговаривать тоже, достаточно отвечать Семену Андреевичу.

Я же, несмотря на все попытки сохранить гордый, независимый вид, нет-нет, да и посматривала в сторону так называемого мужа. Пыталась убедить себя, что первому впечатлению не стоит верить. Оно обманчиво. Нет во Владимире ничего такого, чего нет в других мужчинах. Не самый красивый, если уж на то пошло: глаза хитрые, с прищуром и немного печальные, нос прямой, без горбинки, чисто выбритый волевой подбородок с небольшой ямочкой. Иссиня-черные волосы неплохо бы подстричь и уложить, чтобы не лохматились. Еще руки: ладони слишком большие или не слишком? Что-то я уже запуталась.

Кстати, я так и не узнала, за что его прозвали отступником. Как проявляются его способности чародея? Что, если… Точно! Как я сразу не догадалась? Он каким-то образом заколдовал меня. Может, приворожил? Я, конечно, в подробную ерунду никогда не верила, но вдруг? Есть же вещи, необъяснимые с точки зрения науки. Например, мое появление здесь. С другой стороны, что мешало Владимиру применить это же колдовство к самой Кате? Не рассчитывал на такой прием? Подходящего заклинания не нашлось? Был уверен в своей неотразимости? На бабника вроде бы непохож. Хотя как их узнать? На лбу не написано, будет мужчина хранить верность женщине или станет гулять направо и налево.

– Катерина! – громко, видимо, уже не в первый раз, позвал меня Семен Андреевич. – Ты ничего не хочешь нам сказать?

Я скажу, знать бы, что вы хотите от меня услышать. Я же весь разговор пропустила, пока безуспешно искала недостатки во внешности Владимира. Придется импровизировать.

– Отец, – начала я, надеясь, что именно так моя предшественница обращалась к родителю. – Я подумала…

– Не юли, – прикрикнул он, теряя терпение. – Говори, пойдешь с мужем по доброй воле или…

– Пойду! – воскликнула, не веря своим ушам. Если Владимир не отказался от меня, значит, у меня еще есть шанс показать себя с лучшей стороны, вернее, настоящую себя. Вдруг я ему тоже понравлюсь, как он мне?

Семен Андреевич открыл и тут же закрыл рот. Несколько мучительно долгих мгновений не сводил с меня пытливого взгляда. Видимо, ждал новой истерики с битьем посуды или что-то похуже. Нет, господа, не на ту напали. Я всегда старалась избегать конфликтов или решать их сразу, пока еще не сказаны обидные слова и можно договориться.

Я встала. Мужчины поднялись вслед за мной. Что, вот так, сразу придется уйти? Даже не попрощавшись?

Отец и муж молча взирали на меня, видимо, ожидая каких-то слов или действий. Так, Катя, не тушуйся. Возьми себя в руки и действуй.

– Дайте мне десять минут собрать вещи.

– Какие вещи? – переспросил Семен Андреевич.

– Самые необходимые, – ответила ему, – только то, что смогу унести сама. Я же не прошу у вас приданого.

– Десять минут, – подтвердил Катин отец, демонстративно вынул из кармана жилета круглые часы на золотой цепочке. – Время пошло.

Я ничего больше не сказала ему. Не видела смысла спорить или что-то доказывать. Молча вышла из гостиной, поднялась в спальню. Глупо было обращать внимание на его слова, но я чувствовала обиду. Мой родной отец тоже не нуждался во мне. Мы созванивались раз в месяц, обменивались парой ничего не значащих фраз и только. Я понимала, что ему было сложно, и не осуждала его.

Поведение Катиного отца меня, напротив, удивило. Неужели его совсем не волновала судьба дочери? Честь или данное слово оказались важнее отношений с собственным ребенком? Может быть, устал терпеть ее выходки? Чаша терпения переполнилась. Гадать можно было бесконечно, но вряд ли я смогу докопаться до правды. Нужно перевернуть эту страницу не моей жизни и открыть новую. Самой начать творить собственную историю.

Я открыла верхний ящик массивного деревянного комода, достала нижнее белье, чулки, пару сорочек, сложила на кровать. Брать с собой много вещей не видела смысла, но и нищенкой выглядеть не хотелось. Я заглянула в шкаф, машинально нащупала скрытую от посторонних глаз дверцу, нажала на рычаг. Тайник открылся. Внутри оказалось несколько мешочков золотых и серебряных монет и драгоценности. Последние я трогать не стала, не хватало еще обвинений в воровстве. От денег же не отказалась. Сложится у нас что-то с Владимиром или нет, неизвестно, а выживать в новом мире как-то придется.

– Барышня, – окликнула меня Груня, – я вам саквояж принесла. Еще Семен Андреевич передал…

Горничная замялась. Увидев вещи, тут же принялась укладывать их в небольшую дорожную сумку. Избегала смотреть мне в глаза.

– Говори уже. Неведение хуже горькой правды.

– Батюшка ваш сказал, чтобы вы много не брали, мол… Сказал, что теперь вам эти вещи точно не пригодятся.

Жадность или месть – какая разница, что руководило Семеном Андреевичем, когда он отдал такой приказ. Нас с Катей роднило только имя и тело, которое я чудесным образом унаследовала от нее. Ее отец не был моим отцом, и все же слышать подобные слова оказалось неприятно.

– Лишнего не возьму, можешь так ему и передать.

Сжав в левой руке заветные мешочки, я перекинула через нее пару самых простых платьев из тех, что нашла в шкафу. Слишком дорогие вычурные наряды мне и правда были без надобности. Многочисленные рюшечки, оборки, кружева, которыми они были отделаны, на мой взгляд, смотрелись безвкусно.

Хитрость, кажется, удалась. Груня ничего не заметила. Она перебирала верхнюю зимнюю одежду и, наконец, протянула мне невзрачное серое пальто и платок. Шуба, манто, плащи и накидки остались висеть в шкафу. Конечно, инициатива принадлежала не горничной. Она лишь выполняла приказ хозяина, который решил преподать мне урок. Поздно спохватился. Раньше надо было воспитывать дочь.

Я зашнуровала ботинки на небольшом каблуке, повязала на голову платок, напомнивший мне наши павловопосадские, надела пальто. Подхватила саквояж и, отказавшись от помощи Груни, спустилась на первый этаж.

Владимир уже ждал меня. Не спрашивая разрешения, забрал мои вещи и направился к выходу.

– Проститесь с отцом. Я подожду вас на улице.

Я бросила взгляд в сторону гостиной, но никого не заметила в дверях. Никто не вышел меня провожать.

– Вряд ли по мне кто-то будет здесь скучать. Скорее вздохнут с облегчением.

Я последний раз оглянулась на дом, в котором мне не пришлось жить, и последовала за мужем, который не нуждался во мне.



Загрузка...