Беглая

13

Я парила в невесомости. Пространстве без света, температуры, плотности. Наверное, это небытие. По крайней мере, насколько можно вообразить эту пугающую и, одновременно, притягательную пустоту. Спокойно… Так спокойно, как не бывало давно. И я не была уверена, что хотела вынырнуть из нее. Я мысленно улыбнулась, осознавая, что все это наверняка дело рук Гихальи. Ее травок, ее амулетов, ее дорогой заботы. Должно быть, уже утро…

Я хотела открыть глаза, но не смогла. Словно тело не подчинялось мне. Ни единый импульс не достигал нужной мышцы. Вдруг я словно переместилась в пространстве. В залитую мягким утренним светом бело-розовую муть. Я чувствовала приятную свежесть, прохладу, запах окропленной водой листвы, напитанной влагой земли. Запах сада, полного буйной зелени, диковинных цветов. Таких садов в помине не было на Эйдене. Но изображение нещадно плыло, словно я пыталась неправильно заглянуть в оптическую линзу. Я различала лишь размытые цветные пятна, подернутые молочной дымкой. А потом раздался заливистый девчачий смех:

— Я здесь!

Снова милое звонкое хихиканье, которое таяло в ароматном воздухе, как шлейф духов. А меня не отпускало чувство, будто этот голос и смех я слышала многократно. Знала каждую нотку, каждую интонацию. И сейчас незнакомка предлагала сыграть в глупую игру, в которую, как мне кажется, дети играют миллионы лет даже в самых забытых уголках вселенной — прятки. Она пряталась и хотела, чтобы я отыскала.

Я была не прочь — мне очень хотелось посмотреть на нее. Тянулась за голосом, касаясь ладонями листвы, словно незрячая. Представлялось, я шла по ухоженной садовой дорожке вдоль стриженых кустов. Жадно втягивала запахи, которые казались знакомыми. Но это была игра воображения — я никогда не видела подобных садов.

— Я здесь! — И снова легкий летящий смех. Беззаботный, счастливый.

Внутри словно что-то замирало от этих отголосков чужого веселья. И разгорался азарт. Я должна найти ее, должна выиграть! Я прибавила шаг, но, почти лишенная зрения, тут же споткнулась и упала навзничь. Тупая боль разлилась в груди.

— Я здесь! Я здесь!

Я больше не пыталась подняться, понимала, что не хватит сил. В другой раз… Просто прикрыла глаза, чувствуя, какими тяжелыми вдруг опять стали веки. Казалось, девчонка неслышно подошла и склонилась надо мной. Коснулась щеки. Нет… Все не то. Я осознавала, что беззаботная веселушка осталась где-то далеко. Вместе со звенящим смехом и запахами утреннего сада. Теперь же все это исчезло, но я кожей чувствовала чужое присутствие. Гудящее, как поток электричества. Холодное и опасное… Подбородок отозвался болью — я ощутила грубое касание.

— Открой глаза!

Я нервно вздохнула, понимая, что это просачивается реальность. Голос был мужским, и я уловила едва различимый акцент. Его согласные были чуть грубее, чуть резче. Внутри все сжалось, задребезжало. Живот закрутило узлом.

— Открой глаза!

Этому повелительному тону невозможно было не подчиниться. Казалось, незнакомец привык приказывать. Морок еще не до конца отпустил меня, но страх уже сковал сердце прочными путами. Меня будто силой вырвали из блаженного дремотного марева и окатили ледяной водой. Но проклятый акцент почти не давал ошибиться. Все оказалось напрасно. Амулет Гихальи не помог. Ничего не помогло.

Я панически боялась смотреть. Боялась увидеть собственный приговор. Здесь даже пахло иначе. Здесь пахло чужаками. Наконец, я медленно открыла глаза, но, как и во сне, видела лишь размазанные пятна. Серое, черное, синее. Словно ослепла, и от этого чувствовала себя еще более беспомощной, более обреченной. Все плыло в холодной серебристой дымке. Я смутно различала очертания склонившейся надо мной фигуры на фоне источников света. Она казалась огромной черной скалой, заслоняющей солнце. Я сглотнула, моргнула несколько раз. Приложила все усилия, чтобы размазанная реальность сложилась, наконец, в четкую картину. И я увидела асторца…

События последних дней промелькнули перед глазами безумным калейдоскопом. Штольни, порт, красноволосая Нимаина… Аника. Я будто снова смотрела на Эйден с птичьей высоты и многое сейчас отдала бы за то, чтобы оказаться на крыше. Все еще на крыше, потому что тогда еще можно было что-то изменить… Последнее, что я помнила — это свой отчаянный безумный прыжок и удар. Боль, которая слишком быстро погасла бесчувствием. Но сейчас я ощущала ее. Она догнала меня, отдаваясь в грудину.

Я в ужасе оглядывалась, и от напряжения подкатывала тошнота. Ошибки быть не могло — я была на борту корабля. Их корабля.

Я тут же, вновь ощутила пальцы на подбородке:

— Смотри на меня.

Внутри словно что-то лопнуло. С хлестким отвратительным звуком и жжением кислоты. Я вскинулась и отшвырнула чужую руку, инстинктивно отползла назад, с надеждой оглядывалась, высматривая путь к спасению. Но я не могла даже различить, где здесь дверь. Я была замурована в замкнутом пространстве с этих чужаком.

Асторец казался пораженным, будто закаменел. Я смотрела в его напряженное лицо и уловила в голубых глазах грозовые искры. Он был достаточно молод и почти неприлично красив. Правильные четкие черты, пронзительный взгляд. Глянцевые синие волосы дорогим шелком струились по плечам, затянутым в черную кожу куртки или мундира. Мне стало стыдно, что я это отметила. Это казалось злобной издевкой.

Пользуясь замешательством этого ублюдка, я поднялась на ноги, но едва не согнулась пополам от накатившей тошноты. Оперлась рукой о стену. Сука Нимаина! Аника была права — в той воде что-то было. Знать бы, что за дрянь. Любая дрянь может иметь последствия.

Асторец оказался рядом в пару широких шагов. Ухватил меня за ворот и прижал к стене, нависая приговором с высоты своего роста:

— Как ты посмела покуситься на собственную жизнь?

Я с трудом понимала, что он имел в виду. Вероятно, мою попытку прыгнуть на соседнюю крышу приняли за желание покончить с собой. Но это не их дело! Не их дело! Внутри кипело. Я пыталась его оттолкнуть, но силы были смехотворно неравны. Мои руки сделались детскими, хилыми. В теле засела неестественная нездоровая слабость.

— Потому что это моя жизнь! И только моя!

Я попыталась пнуть его в пах, но он предугадал удар. Сцедил сквозь зубы:

— Вздор! Твоя жизнь принадлежит мне. И только я могу распоряжаться ею.

Я сглотнула:

— Нет!

Он вжал меня в стену сильнее:

— Я проявлю снисхождение лишь потому, что ты дикарка. Как посмотрю, лишенная воспитания и полная спеси. Но второй раз не прощу даже мелочи.

Я отвела глаза. Дикарка… Так зачем этим тварям дикарка? Я вновь заглянула в его лицо с лихорадочно горящими глазами. Он смотрел на меня так, что я готова была провалиться. Ни один мужчина не смотрел на меня с таким… безумием. Его взгляд будто что-то цеплял внутри, словно поддевал крючком. И от этого становилось еще страшнее.

— Да, я дикарка. Я ни на что не годна, кроме как жить на Эйдене, среди камней. Что вам нужно от меня? Позвольте мне откупиться. Я найду деньги. Много денег! Умоляю, позвольте мне уйти. Позвольте вернуться домой.

Асторец облизал губы, неожиданно отстранился. Вновь молча разглядывал, будто хотел запомнить каждый клочок моего тела. Раздевал глазами. А я замерла, точно под действием чар. Дура… я все еще на что-то надеялась.

Уголок его губ дрогнул, и меня пробрало морозцем:

— Ты станешь Тенью моей жены. Когда будешь достойна, разумеется. Самой красивой Тенью.

Пальцы заледенели, в горле пересохло. Я судорожно сглотнула, нервно замотала головой:

— Нет! Нет! Я не согласна! Нет!

По холеному лицу вновь прокатила волна недоумения. Он вскинул бровь:

— Что? Ты смеешь говорить «нет»? Глупая дикарка…

Я молчала. Асторец вновь приблизился вплотную. Смотрел так пристально, что вздох застрял в горле. Я буквально ощущала, как от него жарит необъяснимой энергией. И удушающий страх сменялся захлестывающей паникой. Я не могла даже моргнуть, лишь чувствовала, как глаза разъедают жгучие слезы. Я настолько ясно ощутила, что это конец, что захотелось умереть. Немедленно. Ужас был настолько сильным, что моя истерика оказалась немой — лишь слезы катились по щекам. Асторец стер их большим пальцем:

— На тебе слой пыли.

Он вновь легко коснулся моей щеки, тронул шею.

— У тебя избыток красоты и недостаток ума. Что ж, Разум у меня есть. А вот Тело… ум здесь не главное. Разденься. Я хочу видеть.

У меня зазвенело в ушах.

Он метнул на меня острый взгляд:

— Ты оглохла? Или настолько глупа? Я должен видеть свое приобретение.

Я не шелохнулась, лишь скрестила руки на груди, удерживая рубашку, и покачала головой. Я не шлюха из заведения суки Нимаины.

Он резко отстранился, занес руку к вороту рубашки, а я, улучив момент, дернула в сторону. Обогнула какую-то висящую в воздухе стойку. Внутри все обрывалась. Даже если я найду здесь дверь, за нею наверняка охрана. Да и покинуть это гигантское судно без посторонней помощи я не смогу. И чем сильнее я понимала, что это тупик, тем безумнее становилась.

Асторец не двигался. Демонстративно отвернулся:

— Ты можешь бегать, пока не свалишься от бессилия. Но ничего не изменится.

Я даже вздохнула с облегчением. На мгновение. Уже то, что он стоял немного дальше — облегчение. Пусть и секундное.

Я не поняла, что произошло. Услышала треск ткани, почувствовала голой кожей прохладу каюты. Еще мгновение — и я уже была прижата спиной к стене, чужая рука стискивала мои запястья над головой. От ужаса и возмущения я едва не задохнулась. Я чувствовала, что горю, кровь пульсировала в ушах в такт сердцу. Я оказалась обнажена до пояса. Кожа вмиг покрылась мурашками, соски сжались, и я готова была провалиться в самую кромешную бездну. Лишь бы не чувствовать на себе обжигающий взгляд этого чудовища. Если он дотронется — я закричу. Закричу так, что полопается стекло.

Но он будто издевался. Касался лишь взглядом. То презрительно-небрежно, то иступлено, безумно. Этот взгляд словно оставлял на коже зудящий раскаленный след. Я видела, как расширились его зрачки, как трепетали ноздри. А если он… прямо здесь? Прямо сейчас?..

Я лихорадочно облизала пересохшие губы, уцепившись за ничтожную надежду. Как я не подумала об этом? Может, он потеряет всякий интерес? Я дернулась, стараясь избавиться от его хватки:

— Я не девственница, — прозвучало, как крик о помощи, как последний аргумент. — Слышите?

Он неожиданно улыбнулся, сверкнув белым рядом зубов. Приблизился, едва не касаясь моего лица:

— Я знаю. Печально, но это можно пережить.

Он коснулся моей щеки, медленно проводил пальцем по губам, продавливая до зубов:

— Ты научишься быть такой, какой подобает Тени. Научишься подчиняться мне и исполнять все мои желания, как свои. У тебя есть время до завтра, чтобы подумать, как следует, и смириться. Завтра я хочу видеть тебя в своей постели. Другой жизни у тебя больше не будет.