Беглая

40

Я никогда не верил в знаки, предостережения, в весь тот несусветный бред, который обычно нес верховный. Суеверия и вранье. Но я привык доверяться собственному чутью. Словно дикий зверь. Я не помнил случая, чтобы оно подводило. Тем более, такое сильное, нестерпимое. Небывалое. Оно буквально выжигало изнутри. Терзало меня даже по ночам, когда я сжимал в объятиях свою дикарку. Изводило и не отпускало.

По большому счету, всему можно найти закономерное объяснение — даже этому зудящему чувству. Химеры разума и шутки подсознания. Я не хотел смиряться, что остаток жизни придется провести с такой женой. И противился изо всех сил, невзирая на долг и все обоснованные доводы. Эта нагурнатская принцесса казалась чем-то чужеродным, неуместным. Меня не отпускало ощущение, что этот союз будет ошибкой. Непоправимой ошибкой…

Я тут же обвинял себя за непростительные сомнения. Почти понимал их природу. Дикарка… Мия. Это простое имя сладкой горошиной каталось на языке. Мия… Я не видел никого, кроме нее. И не хотел видеть. Я не нуждался в других женщинах. Не хотел других, словно они перестали существовать. Все до единой. Поначалу мне казалось, что я смогу насытиться, и неуемная тяга к дикарке ослабнет. Но насыщения не наступало. Напротив… Я словно залипал в вязкой паутине. Хотел видеть ее всегда. Ежеминутно. Засыпая и просыпаясь. Чувствовать ее присутствие. Не отпускать ни на шаг. Это походило на неведомую болезнь, но я не слишком хотел излечиваться.

Союз с нагурнатской принцессой был неизбежен и неотвратим. Так надо. Надо! Хотелось послать все к Йахену, но я не имел права. Цеплялся за химеры, словно это могло что-то изменить. Не могло. И не изменит. Крес предъявил достаточные доказательства. Так чего мне еще? Я видел ее отца — все оказалось более чем очевидно… но с какой-то больной одержимостью хотел взглянуть на мать. Сам толком не понимал, зачем. Этот поиск превратился в навязчивую идею, которая порой пугала меня. Но я должен был закрыть этот вопрос, чтобы, наконец, обрести спокойствие. Поставить точку.

Фактурату понадобились недели, чтобы, наконец, завершить охват. Но это едва ли облегчало задачу. Остальное требовало моего непосредственного участия, и я уже несколько дней просматривал поступающую информацию, отсортировывая ненужное. Сложность заключалась в том, что сведения были весьма старательно выбраны и уничтожены. Все, что касалось королевской семьи Нагурната. Колоссальная работа, забравшая много ресурсов. Ни единой хроники, ни единого официального портрета. Но я не находил в этом особого смысла. Зачем? Все прекрасно знают, что случилось шесть лет назад. Чего отец хотел этим добиться? Глупо и мелко… совсем не похоже на него.

От напряжения уже ломило виски, перед глазами рябило. Но я хотел покончить с этим, как можно скорее. Мия попросила разрешения выйти в сад, и я позволил. Даже почувствовал некое облегчение — теперь ничего не отвлекало. Покончить сегодня, чтобы больше не вспоминать. Никогда.

Я сам не заметил, как сгустились сумерки. Пролетающие в темноте суда оставляли в воздухе цветные росчерки фонарей. Я чувствовал чудовищную усталость, но вместе с тем удовлетворение — я докопался до главного. Мать Амирелеи Амтуны принадлежала к правящей семье Фар-Кирона — крошечной планеты на окраинных границах Красного Пути. Это известие существенно сужало площадь поиска и увеличивало шансы. Хроники Фар-Кирона находились в удовлетворительной целостности с учетом стандартных погрешностей.

Я сформировал запрос, дождался отклика фактурата, но медлил, откинувшись на спинку кресла. Утер ладонью взмокший лоб. Тело пробирал едва уловимый нервный озноб. От напряжения… Или от предчувствий? Я даже стукнул ладонью по столешнице — глупость! Нужно покончить с этим раз и навсегда. Всего лишь парадный портрет… Я активировал фактурата, и тот начал формировать многофигурное изображение, собирая его, как мозаику. И чем больше проявлялась картинка, тем сильнее расходилось сердце. Я глох от шума крови в ушах.

Правящая семья Фар-Кирона принадлежала к чистокровным суминам Красного Пути. Чище некуда. Белокожие, светловолосые, ясноглазые. Этой внешностью могли похвастаться почти все урожденные за редким исключением. Представителей новой крови можно было легко отличить, как и детей, рожденных от таких браков. Но порода была сильна и непременно накладывала характерный отпечаток. Очень знакомый отпечаток… Мать принцессы Амирелеи Мартикодана была второй дочерью правителя. Система сообщала, что на этом портрете ей было двенадцать общесистемных лет. Последний официальный портрет, на котором она присутствовала. Погрешность может сыграть как в плюс, так и в минус — я мог увидеть как совершенного ребенка, так и вполне сформировавшуюся женщину. Я активировал запрос, и фактурат начал складывать новое изображение.

Я смотрел, не отрываясь, нервно вцепившись в подлокотники кресла. Это были мучительные минуты. Почти невыносимые. Еще никогда работа фактурата не казалась мне настолько медленной и никчемной. Наконец, дымка отметила пятном светлые волосы, почти белые, продолговатый овал лица. Я увидел юную девушку с правильными чертами. Необыкновенно красивую, какую-то звенящую, словно кристальный кусок льда. Еще полуребенок, но обещавший превратиться в роскошную женщину. Желание отца становилось более чем понятным…

Нет, принцесса Амирелея не имела с этой девушкой ничего общего. Ни малейшего сходства. Ни общего, ни частного. Разве что волосы. Так и те были совершенно иного оттенка, не такие светлые. Но разве может быть так, чтобы дочь не впитала ни единой материнской черты? Должно же быть хоть что-то, тем более, с такой сильной кровью. В семье Фар-Кирона текла очень сильная кровь — это было очевидно, глядя на остальные лица.

Но меня поразило не это очевидное различие. А очевидное сходство. Другое сходство. Я готов был поклясться, что дикарка, Мия, имела к этой семье непосредственное отношение. Но какое? Непрошенная мысль уже кольнула сердце отравленной иглой, но я боялся доверяться ей. Это было слишком опасно. И слишком… невозможно. Потому что слишком хорошо… Я был чрезмерно напряжен и шокирован, чтобы полагаться на догадки и ощущения. Ответ, вероятно, гораздо проще — чья-то незаконная дочь, которую услали с глаз долой. Это вполне объясняло ту мусорную планету. Как ее… Эйден.

Я поднялся, мерил комнату нервными шагами. Только теперь почувствовал, насколько затекли ноги. Что она говорила? Она что-то говорила о своей жизни. О своей памяти, в которой слишком много туманных мест. Она не помнила своей матери…

Мия…

Но, к Йахену причастность! Сейчас меня больше интересовала непричастность! Сильная кровь Фар-Кирона порождала слишком много вопросов…

Я вызвал Кайи. Тот не замедлил явиться. Утопал в своем хрустящем халате. Кажется, он похудел еще больше.

— Ваше высочество что-то беспокоит?

Я кивнул:

— Да.

Тот склонил голову:

— Я вас слушаю.

Я уставился в его щуплое лицо без возраста:

— Ты что-то говорил о памяти дикарки. Тогда, на судне. Помнишь?

Медик благостно прикрыл глаза:

— Конечно, ваше высочество. Все до единого слова.

— Ты выразил предположение, что могло быть вмешательство в ее память.

Тот вновь кивнул, сунул руки в широкие рукава:

— Да, ваше высочество. Но присутствие в крови камаиларионата опровергло эту мысль.

— А ты мог просто не заметить вмешательства за этим кама… — я даже сплюнул, — за этой хренью?

Кайи повел бровями. Задумчиво помолчал. Наконец, поднял глаза:

— Это возможно, ваше высочество.

Сердце разогналось до набатного гула. Неужели Кайи был прав? Но… Я облизал губы. Все не то, не о том. Я думал о том, о чем хочу, но не о том, о чем должен.

— Ответь мне: работа меморов всегда заметна?

Медик вновь повел бровями, колокольно качнулся в своем хрустящем халате:

— В подавляющем большинстве случаев, ваше высочество. Но порой работа бывает настолько качественной, что ее невозможно отследить. Правда, это слишком редкое умение. Лично я ни разу не встречал подобного случая. Всегда оставался какой-то след. Но и давность, ваше высочество. Чем свежее работа, тем проще ее отследить.

— А если прошло несколько лет?

Кайи невольно развел руками:

— Каждый случай требует индивидуального рассмотрения, ваше высочество.

Я кивнул. Да, пожалуй, он был прав…

— Кайи, найди мемора и немедленно возвращайся с нужным оборудованием. И я не хочу, чтобы этот визит был кем-то замечен. Ты знаешь, каким путем воспользоваться.

Медик поклонился, сложив руки:

— Будет исполнено, ваше высочество.

Он прошуршал одеждами и вышел.

Я подозвал одну из служанок:

— Привести принцессу Амирелею. Немедленно.