Безжалостный принц

Глава сорок вторая

Массимо

Это еще не конец, блядь. Далеко не конец. Я тоже его вижу. Андреас. Но недостаточно быстро. Мой брат успел направить на меня свой пистолет первым.

— Встань на хрен, — требует он. Мы с Эмелией встаем. Я толкаю ее за спину. — Как благородно с твоей стороны. Всегда думаешь о киске в первую очередь.

— Пошёл ты, Андреас, и всё, что ты есть. У тебя нет оправдания тому, что ты сделал. Я разделил империю на четыре части, чтобы мы все были равны.

Он качает головой. — Я не хочу равенства. Я хочу всего. У меня было бы все, если бы не ты.

Все в нем потрясает меня до глубины души. Интересно, как я мог пропустить эти изменения в человеке, с которым должен был быть близок. Эти изменения не произошли в одночасье. Они существовали задолго до смерти дедушки. Они должны были произойти, чтобы он стал таким.

— Что с тобой случилось? Как ты стал таким? Почему ты не сказал мне, что узнал, что Риккардо — твой отец?

— Что я могу сказать? Я должно быть пошел в нашу дражайшую маму. Она держала меня в секрете в своем дневнике. Мое происхождение было секретом. Я узнал об этом только после смерти дедушки. Ты не знаешь, каково это — быть мной, Массимо. Так что, иди на хрен с этим разговором. Подпиши все, и я позволю вам двоим уйти отсюда.

Этого не произойдет. Я этого не сделаю, и не потому, что я эгоистичный ублюдок и хочу все это для себя. А потому, что я ни за что не поверю, что он нас отпустит. Отпустит Эмелию. Он бы этого не сделал.

Я провожу пальцем по руке Эмелии на моем поясе. Мне придется сделать ей больно, чтобы спасти ее.

— Что это будет? — требует он.

Что бы я ни собирался сделать, это должно произойти сейчас, или этого не произойдет вообще. Он нестабилен. Его билет на достижение своих целей просто провалился в бездну ада, туда, где и должен был быть Риккардо, и теперь я — все, что у него есть.

Чем дольше я не отвечаю, тем больше он волнуется. Щелчок в его челюсти — это признак.

На счет три. Мне нужно двигаться. Один. Два. Три.

Я отталкиваю Эмелию с дороги, и он стреляет. Слава богу, я уворачиваюсь, и она отползает с дороги и прячется в расщелине пещеры.

Я бросаюсь на него с яростью дикого зверя, порожденного глубинами ада. Поглощенный яростью от того, что он сделал. Мне удается выбить пистолет из его руки, и когда я толкаю его на землю. Дальше следует серия ударов между нами двумя. Два брата дерутся насмерть.

Я отдаю всего себя, удар за ударом, и пока я это делаю, я распутываю всю любовь, которую я к нему имел, и заменяю ее моими последними образами моего отца и каждым сентиментальным воспоминанием, которое приходит мне на ум. Если бы не Андреас, Па все еще был бы здесь. Не мертв. Он бы прожил долгую жизнь, как и Дедушка.

Руки Андреаса такие же грязные, как у Риккардо. Риккардо нажал на курок, но Андреас мог бы с тем же успехом отдать ему пистолет.

Я реву и с силой обрушиваюсь на него с кулаками, пока мои костяшки не становятся синяками и не начинают кровоточить.

Именно его сила дает ему рычаг. Он всегда был сильным, поэтому, когда он переворачивает меня, и я приземляюсь на спину, я не удивляюсь. Но я тоже сильный. Мой отец научил меня быть сильным. Моя мать научила меня быть сильнее.

Вот почему я готов к нему, когда он достает свой пистолет. Он готовится прикончить меня, но это окно, которое дает мне его движение, возможность атаковать. Я хватаю его и швыряю обратно на землю. Хватаю и выкручиваю его руку, держащую пистолет, так что когда он стреляет, чтобы убить меня, он стреляет в себя, а не в меня.

Удар настолько сильный, что меня бросает в дрожь. Он не издает ни звука. Это не то, чего я ожидал. Как будто боль слишком сильна, чтобы он мог закричать или крикнуть. Его глаза расширяются, и с его губ срывается всхлип.

Он предатель нашей семьи. Предал меня. Но когда я смотрю на него, я вижу своего брата. Я вижу своего старшего брата. Парня, который всегда заботился обо мне и прикрывал мою спину.

Андреас Д'Агостино.

Свет покидает его глаза, и он тоже уходит.

Мертв.

За этот день я видел, как двое моих любимых людей умерли у меня на руках.

Теплые пальцы ложатся мне на плечо, я поднимаю глаза и вижу Эмелию.

Звук шагов приближается. Тристан и Доминик появляются в поле зрения. Они останавливаются, когда видят сцену из меня и Андреаса на земле.

Глядя на них, я понимаю, что теперь все будет по-другому.

Наша жизнь изменится навсегда.

Всего за один день.

Следующий месяц пролетел в мгновение ока и был самым трудным за долгое время. Трое похорон. Па, Андреас и Присцилла.

Андреас был самым трудным, потому что я чувствовал, что не должен был там быть. Мы решили между собой, что не будем давать людям знать о его предательстве. Мы держали это между собой. Те, кто знал, знали.

Мы провели для него частную церемонию, на которой присутствовали только мы трое: я, Тристан и Доминик.

У Па были почти государственные похороны. Люди со всех сторон приезжали, чтобы почтить его память.

Похороны Па были тяжелыми и в другом смысле. Так, как я не могу описать никому. Когда его тело было помещено в землю, я понял, как много он для меня значил. Я смотрел на него снизу-вверх как на мальчика и как на мужчину. Он был всем для меня.

Присцилла была еще одной тяжестью из-за места, которое она всегда будет занимать в моем сердце. Она была женщиной, которая была рядом со мной, когда мне нужна была мать.

Ее похороны были последними и завершились на прошлой неделе.

Эта неделя — первая ясная неделя, которая у меня была. Впервые мне пришлось остановиться и подумать о вещах, которые все еще не складываются.

Многое, очень многое из того, что произошло несколько недель назад, не имеет смысла. Синдиката больше нет. Я последний оставшийся босс. Все автоматически пришло ко мне. Их юристы встречаются со мной слева, справа и в центре, чтобы подписать то или это или связаться, чтобы обсудить, что я хочу делать дальше.

Я пока отложил все дела, потому что сначала мне нужно сделать одно дело, и я планирую сделать это сегодня, когда Эмелия вернется из магазина.

Я был в гостиной, смотрел на море. Просто думал.

Дверь открывается, и входит Кэндис с сумкой на спине, которую она несла несколько недель назад.

Она была на похоронах, но я предполагал, что она снова уезжает. Я не знаю, прощание это или приветствие.

— Привет, — говорит она.

— Привет.

— Итак, я получила работу в школе в качестве помощника учителя. Это несколько часов в день. Я как бы вернулась и подумала, что проведаю тебя, — говорит она. — Я также подумала, что я могу тебе понадобиться здесь на некоторое время. Я думаю, Присцилла хотела бы, чтобы я заботилась о тебе. О тебе и Эмелии.

Я встаю и подхожу к ней. Она обнимает меня, и когда я ее обнимаю, она ощущается как часть прошлого.

— Спасибо, я думаю, ты мне нужна.

— Тогда я здесь для тебя.

— Это очень много значит.

— Я думаю, мои родители тоже хотели бы, чтобы я была здесь. Может быть, есть причина, по которой Риччи всегда заботились о Д'Агостино. Мы хорошо работаем вместе.

Я улыбаюсь.

— Мы определенно это делаем.

— Тогда, думаю, я пойду распакую вещи. — Она кивает мне и уходит.

Эмелия будет рада, что она вернулась. Кэндис была для нее хорошим другом.

Без нее и Присциллы все определенно было бы не так.

Через час приходит Эмелия и выходит ко мне на террасу.

Я решил заняться бумажной работой здесь и насладиться погодой. Я все еще опасаюсь, что она выйдет одна, даже с охраной, но мне придется смириться и поверить, что она будет в безопасности для следующей части моего плана.

Она пошла за покупками, чтобы купить специальные кисти. Сумка такая маленькая, что помещается в кармане ее сумочки. Наверное, не стоило ехать в город. Но я пойму, если она захочет выйти из дома.

— Привет, — лепечет она, подходя ко мне. Она целует меня в губы и садится напротив.

— Привет, Princesca. Весело провела время в городе?

— Да. Было приятно сходить в художественный магазин. — Она кивает с улыбкой и тянется, чтобы коснуться моей руки. Это самое невинное прикосновение, но это знак того, что она снова хочет меня. Так же, как я всегда хочу ее.

Мы есть друг у друга. Вот что из всего этого вышло. Моя жажда мести утолена моей любовью к ней.

Я люблю ее, и она любит меня, но я знаю, что ее сердце хочет чего-то большего, и она не будет счастлива, пока не получит это. Так что нам есть что обсудить.

— Я рад, что ты пошла.

Она смотрит на документы, лежащие передо мной, и улыбка сходит с ее лица.

— Значит ли это, что ты будешь занят до конца дня? — спрашивает она.

— Нет, но есть несколько вещей, о которых нам нужно поговорить. Я думаю, что пришло время.

— Что ты имеешь в виду? — На ее красивом лице отражается беспокойство.

Я достаю документ, который она узнает, когда я его разверну. Это контракт с нашей первой встречи.

Она изучает меня, когда видит это. — Контракт.

— Да, контракт. — Я поднимаю его. Она ахает, когда я разрываю его пополам.

— Что? Что ты делаешь?

— Я не хочу, чтобы ты была такой. Поэтому я возвращаю тебе свободу и все, чем ты владеешь. Наследство твоей семьи, бизнес и активы теперь принадлежат тебе. Они твои, — говорю я и протягиваю ей конверт. Еще один конверт. В этом конверте хорошие новости. — Это подарок от меня.

Она берет его и открывает. Когда она достает документ и читает его, ее глаза цвета виски наполняются слезами глубочайшей благодарности.

— Массимо, это прием в Академию. Ты отправляешь меня во Флоренцию?

— Разве ты не должна была быть там? Эмелия, ты невероятно талантливая художница. Я знаю, что ты пропустила летнюю школу и первые несколько недель семестра, но они не против. Я обеспечу тебя всем, чем захочешь, и где захочешь остановиться, когда поедешь во Флоренцию. Ты просто делай, что хочешь. Что бы это ни было… — Я удерживаю ее взгляд. Как бы она ни была счастлива, она знает, по моим словам, к чему идет наш разговор. Она знает, что это значит для нас.

Она прижимает губы, и ее щеки краснеют.

— Раньше мне никогда не удавалось делать то, что я хочу.

— Теперь ты можешь. Это значит, что тебе нужно решить, хочешь ли ты оставаться замужем или нет. — Я вдыхаю. — Я глава мафии, а теперь я синдикат. Я до сих пор не знаю, что это значит. Все, что я знаю сейчас, это то, что когда дело касается нас с тобой, я бы начал все сначала, если бы мог. Вернуться на девять месяцев назад, когда я впервые увидел тебя на благотворительном балу.

— А ты? — спрашивает она, и я киваю. — Что бы ты сделал?

— Я бы пригласил тебя на свидание, потом встречался, а потом попросил бы тебя выйти за меня замуж. Я бы написал для тебя лучшие клятвы. — Я сосредотачиваюсь на ней и пристально смотрю ей в глаза, чтобы она могла увидеть, что я настроен серьезно. Все, что я говорю дальше, я говорю от всего сердца, но ей нужно это почувствовать.

— Я бы сказал что-то вроде этого. — Я делаю паузу. — Я, Массимо Д'Агостино, беру тебя, Эмелия Балестери, в жены. Я обещаю быть верным тебе в хорошие времена, в болезни и здравии. Я обещаю защищать тебя до самой смерти. Я буду любить и чтить тебя все дни своей жизни и всю вечность, потому что даже смерть не может разлучить меня с тобой. Вот что я бы тебе сказал. Потому что я люблю тебя. Я бы все сделал как следует, потому что ты этого заслуживаешь.

Я действительно имею это в виду для нее, независимо от того, выберет ли она меня или нет. Мы начали все наоборот.

Я могу сколько угодно объявлять ее своей, и для меня она всегда будет ею.

Но я хочу, чтобы она выбрала меня.