Крепкий наручник железной хватки лейтенанта Мэйрика выпустил меня у двух столбов, вкопанных параллельно друг другу. Тело наполнила слабость, а кровь, казалось, покинула конечности. Я не смотрел в лицо лейтенанта, зная, что не найду там ни тени сочувствия, только безжизненную маску долга и твердую уверенность в правомерности происходящего; было совершено преступление, и преступник должен понести наказание.
С меня стянули майку, раздражая спекшуюся и покрывшуюся коркой кожу. Резко задрав мою руку вверх, палач накинул истрепанную петлю сначала на левую, а потом и на правую руку, затянул узлы потуже, чтобы я не вырвался.
Я словно отсутствовал в собственном теле, превратившись в тушку загнанного зверя, который, не видя пути к спасению, решил сдаться, покорно отдавая себя в руки охотника.
Мои ноги едва доставали до земли, заставляя подняться на носки. Лейтенант обошел меня спереди и поднес деревяшку к моему лицу, предлагая зажать в зубах.
Я приоткрыл рот.
Тишина.
Тишина сводила с ума, заставляя сердце пропускать удары. Никто не шевелился и не разговаривал. Я огляделся, но перед моим взором толпа расплывалась бесформенной красно-розовой жижей.
Воздух дрогнул за спиной, и в следующий миг меня обожгло раскаленным жалом.
— Один! — начал счет атаман.
Боже!!!
Сердце выплеснуло адреналин, почти разрывая ткани. Я взвыл от нестерпимой пытки, впиваясь зубами в палку.
Свист за спиной — снова боль, пронзающая каждую клеточку! Беспощадная! Неумолимая!
— Два!
Кожа вспыхнула от нового пореза на коже. На глаза выступили слёзы.
— Три!
И снова мука, перехлестывающая в агонию и уничтожающая мозг.
— Четыре!
Тело выгибается помимо воли, стремясь уйти, отодвинуться как можно дальше, но веревки не дают сбежать.
— Пять!
Новая вспышка, раздирающая на части. Соленая влага бежит по щекам, застилая мир вокруг.
— Шесть!
Только шесть! Сколько еще я выдержу?!
— Семь!
Свист в ушах — предвестник нового страдания.
— Восемь!
От страшной боли я впился в веревки, надеясь, что они удержат меня на этом свете, не дадут раствориться в безумии агонии, вихрем охватывающей тело.
— Девять!
Сознание полыхает от предвкушения очередного языка кнута, что не заставляет себя долго ждать.
— Десять!
Отпустите! Пожалуйста, отпустите! Слезы градом текут по лицу, сотрясая мелкой дрожью.
— Одиннадцать!
Я не выдержу! Я больше не выдержу!
— Двенадцать!
Сил уже нет, я просто вишу на веревках, словно тряпичная кукла, из которой выдирают набивку внутренностей.
— Тринадцать!
Убили бы сразу…
Зачем все это?..
— Четырнадцать!
Кнут продолжает охаживать спину хлесткими ударами, но моя спина — уже должно быть месиво, и боль уже не такая острая. И теперь мне легче… нет! Теперь эта зубастая тварь впилась в мою спину и тянет острые крючки к каждому сантиметру моей живой плоти. Вонзаясь и протыкая. Стремясь разъесть каждый кусочек мяса, вгрызться до кости и сломить.
— Пятнадцать!
В воспаленном сознании, узкой белой полосой тянется лента, вырисовывая цифру 65…
Страх погружает меня все глубже. Я готов молить палача о пощаде, лизать ему пальцы и обещать что угодно. Но он все равно не послушает… да и мне больше нечего предложить…
— Шестнадцать!
Тело вздрагивает, и ногу выкручивает под неестественным углом.
— Семнадцать!
Чувствую, как сознание ускользает, и я заглядываю в черную голодную бездну.
— Восемнадцать!
Падаю.
— Кайто, — доносится знакомый голос. — Кайто, — он дергает вверх и вытаскивает наружу.
Руки свободно падают по бокам, и меня подхватывают под мышки.
Я запрокидываю голову и вижу Мэйрика, своего палача, в сантиметрах от своего лица — у него небесно-синие глаза…