Бог

Часть 6

Отыскать выродков не составило особого труда. Я нашел их там же, где и оставил — в таверне «Старая собака». Немного пообтёршись в округе, я выяснил, что эти отбросы часто здесь ошиваются: бухают беспробудно, когда не грабят и не насилуют, разъебывают морды почем зря, и многие хотели бы найти их в помойной яме однажды утром. Ну, что ж, это именно то, чего хотел и я.

В тот вечер я вернулся к Локи, решив что не стоит привлекать к себе слишком много внимания. Повесив одолженный плащ в углу, я завалился спать.

… Мне тяжело дышать, руки тяжелые, неподъемные, каждый шаг по жаркому песку дается с огромным трудом, но я не сдаюсь, а продолжаю перетаскивать налившиеся свинцом конечности. Шаг, еще один, сил не хватает, плечи давят удушливые руки бесплотного пространства. Почему так сложно идти, разве пустыня не мой дом? Разве это не тот путь, который я должен пройти?

По лицу течет, и сил продолжать дальше нет, но стоит мне только сдаться, стоит остановиться хотя бы на мгновение — и я проиграл, моя жизнь закончится в ту же минуту. Боже, как тяжело, как невыносимо сложно делать то, что должен, то, что обязан. Снова шаг, и вот я напрягаю тело, каждую мышцу, каждую клеточку, чтобы сделать еще одно элементарное движение, и жить. От измождения сложно держать голову, чувствую нестерпимое желание закрыть глаза, закрыть глаза и упасть. Ведь это так просто, так легко. Но нет, я не останавливаю пытку, я иду дальше.

Вокруг меня плывут цвета, превращаясь из удушливо-желтого в темно-ржавый, пространство медленно искажается и набирает алые оттенки, что темными змеями окутывают меня, окружая в водовороте небытия. Мрак заволакивает мир, погружая в кровавую ночь. Мое, и без того утомленное сердце, пропускает несколько ударов. От страха кровь стынет в жилах и не желает делать положенный круг. Меня съедает снаружи, поглощает, заглатывает уродливый хищный мир.

Под ногами раздается хруст. Опускаю взгляд — кости, белые человеческие кости. Моя нога уходит вниз по щиколотку. Боже! Пытаюсь вырваться, но куда? Мертвое море повсюду, и куда бы я ни ступил, я ломаю чей-то хребет или ключицу. Я останавливаюсь, не желая причинить больше вреда, я не хочу причинять боль, я… просто не могу. Мои руки опускаются, ноги замирают, я закрываю глаза.

— Идем!

Холодное, как лед, прикосновение, возвращает меня обратно. Я смотрю на руку сжимающую мое запястье — она белее снега. Поднимаю взгляд.

На меня смотрят два сапфира немигающих глаз — Локи? И тут мой взгляд фокусируется, и я вижу все его лицо. Немного вытянутое, как у хищника, высокие скулы и отвратительная зубастая пасть, как у огромной кошки!

— Нет! — в ужасе я пытаюсь выдернуть руку, отступить, но сил не хватает. Кажется, что ему не стоит ничего держать меня так долго, как он захочет.

Он спокойно смотрит на меня сверху из-под опущенных век, оставляя для черного гигантского зрачка лишь узкие щели. «Он не человек, — наконец доходит до меня. — Он… монстр».

Он делает шаг назад, увлекая меня за собой, заставляя ступать по хрупкому ковру чьих-то оборванных жизней.

— Нет, пожалуйста, — умоляю я, в горле застревает ком, каждый треск, каждый щелчок переломившейся косточки заставляет сердце сжиматься от боли. Я этого не вынесу! По лицу течет горячая влага, очертания стерлись и я просто иду и иду вперед, покоряясь всеподавляющей воле. И четко понимаю, что ужас во мне так же силен, как и желание жить, желание двигаться, не остаться в постели у смерти. И я иду, иду, за ним, за адским чудовищем, что меняет то, кто я есть, меняет мою жизнь.

Я проснулся, задыхаясь и замерзая от липкого пота, покрывающего меня словно пленкой. Вскочив, я бросился в ванную и несколько минут отмывался от ужаса, сковывающего тело.

Пошатываясь, но все же немного придя в себя, я подошел к креслу Локи, которое пустовало: он не ночевал дома. Прекрасно. Упав на продавленное сиденье, трясущимися руками я налил воды и разом осушил стакан.

Пиздец.

Я убивал людей и раньше, но это была самооборона, в противном случае я не отнимал жизнь. Исключением был тот раз, когда я влетел в деревню, когда Трэн с дружками развлекались вовсю. Они не ожидали, что бой не закончен, и я всадил по ножу двоим: один тянул куда-то местного мальчишку, а другой трахал труп девушки с разбитой головой. Я знал ее: она жила через две улицы.

Третий накинулся сзади, но у меня словно сознание прояснилось: я ощущал все четко, каждое движение, звук — все то, что слышал с детства. Все то, что обозначало смертельную опасность. Схватив горящую деревяшку, я отклонился в тот момент, когда подбиравшийся сзади замахнулся ножом. Удар лишь слегка задел по касательной, и я ткнул ему обугленную палку в лицо, надеясь не только опалить, но и выколоть глаза. Он взвыл и побежал, не видя куда, споткнулся о чей-то труп, и скорчившись, стал хвататься за лицо.

Четвёртый выстрелил. Мимо. Передернул затвор, заело, в песках это было обычное дело, и упускать возможность я не собирался. Подлетев, я зарядил с ноги ему в пузо, тот попытался меня схватить, выкинув руку вперед. Я увернулся, но он ухватил край куртки. Я молниеносно выпал из нее, раскручиваясь. Его лицо на секунду было закрыто курткой, я ударил с разбега. Расчет оказался верным, хрящ переносицы вошел в голову — смерть была мгновенной.

Но пока я сосредоточился на этом мешке с дерьмом, кому-то все-таки удалось подкрасться сзади и оглушить меня. Да, я — идиот, и всегда забывал следить за тем, что происходит вокруг, будучи захваченным схваткой.

Но сейчас у меня была совершенно иная задача. Мне предстоит напасть и хладнокровно убить. Меня замутило.

Я снова лег на свое одеяло в углу и стал представлять лицо той девушки, что жила рядом. Она была всегда смеющейся, всегда в хорошем настроении… а потом я видел ту картину, когда с развороченными ногами ее тело превратилось в кусок дохлого мяса, которое использовали вместо того, чтобы подрочить в кулак. Ему было все равно, что он лишил жизни, и что после этого девушка, которую растили с любовью и заботой, сгниет, будто вовсе и не было. Он просто трахал, совершая механические движения, желая насытить свое животное естество, потому что больше в этом мешке с костями ничего не было.

От давившей дурноты, я сделал пару глубоких вдохов.

Я должен! Должен! Я убью, убью их всех, чего бы мне это не стоило.

Я потратил неделю, наблюдая за бандой. Выследив каждого, запомнив время и привычки, прикидывал варианты, как можно с ними расправиться. Я понял, что если хочу убить их всех — действовать нужно без промедления, и постараться убить в первую ночь троих. Тогда их не сильно хватятся на следующий день, подумают, что нажираются где-то вместе или отсыпаются, убитые похмельем. Потом еще двоих, и, наконец, прикончить последнего, который в одиночку останется более уязвимым. Даже догадываясь, что дело не чисто, он уже ничего не сможет сделать.

На следующий вечер я подстерег первого из шестерых, его звали Бримон. Я решил, что прослежу за ним и разделаюсь с ним ножом. Локи вернул его без вопросов.

Сжимая рукоятку, я тихо крался за подонком вдоль стен и заброшенных подворотен. В слабом освещении луны меня нельзя было заметить: темный плащ сглаживал рельеф тела с обветшалым урбаном построек. Я тенью плыл позади жертвы, понимая, что он идет по этой улице в последний раз.

Надравшись как следует, головорез пошатывался из стороны в сторону, оглашая ночь неровными ударами сапог. Он свернул в кишку одного пролета, ведшего в маленький грязный дворик.

Я приблизился к краю, прислушиваюсь — тишина. Может заметил слежку и теперь поджидает за углом?

Я украдкой заглянул в проход. Темно, ничего не видно. Напрягаю слух. По каменному тоннелю разносился тихий свист. Эта мразь упала и спала на дороге. Я осторожно приблизился к пьяному телу. Так и есть — спит.

Нож был в руке, и что делать я знал. Теперь мне нужно опуститься и вспороть ублюдку горло, всего-то.

«Давай, Кайто, разве не за этим ты здесь?»

Я присел, держа нож наготове.

Боров хрюкнул и повернулся, словно подставляя шею для удара. Заношу острие и касаюсь вонючего урода.

«Просто надави и проведи. Просто сделай это. Так как учили, так как ты знаешь. Не думай — делай» — уговаривает голос внутри.

От напряжения кожа горела огнем, а руки взмокли. Я перехватил оружие поудобней.

«Вспомни, вспомни, что он делал с нашими женщинами и детьми. Ты убиваешь не человека, но мразь, гниду на лице своего мира. Разве будет хуже если его не станет? — нашептывал мне голос. — Разве кто-то печально вздохнет у его тела? Разве плохо, что одним черным пятном в нашей порченной жизни станет меньше?»

Я знаю правильные ответы на эти вопросы. Я знаю, что нужно сделать.

Я вдавил нож в край шеи…