Богини Колизея. Любовь и кровь

Диадема для Дарины

Свадьба Каризиана и Луции произошла спустя две недели после памятного сражения в Амфитеатре. Нетерпеливый влюбленный хотел назначить ее чуть ли не на следующий день, но решением принцепса нельзя было пренебречь, и девушки четыре дня провели среди дворцовой роскоши, приводя себя в порядок как внешне, так и внутренне.

У Ахиллы понемногу восстанавливались силы, и она, прыгая на одной ноге, выбиралась вместе с подругами во внутренний дворик, полный прекрасных статуй и цветов, но даже в этом божественном уголке ее снедало беспокойство, причины которого скифянка не могла объяснить даже себе самой. Внешне она оставалась все такой же задиристой и бесшабашной, но, подтрунивая вместе с Луцией над восторженными ахами Корнелии, которую восхищало во дворце абсолютно все от роскошной мозаики на полу до вышивки на новой тунике, она чувствовала, что ей чего-то не хватает в этом море счастья.

А они были счастливы как люди, которым удалось избежать смертельной опасности, только радость проявлялась у каждой по-своему, в меру темперамента и воспитания. Луция и Корнелия, получив неограниченный доступ к косметике, цирюльникам и массажистам, занялись своими обветренными лицами, неухоженными волосами и мозолистыми руками, расцветая день ото дня.

Видана пропадала в покоях Домициана и только раз заглянула в гости, причем на ее шее сияло потрясающей красоты колье, да и выглядела венетка довольной жизнью, только в уголках ярких губ иногда появлялась жесткая складка.

Свами не находила себе места, мечтая увидеться с матерью и… Нарциссом. Этот грубиян своим благородным поступком поразил в самое сердце непривычную даже к ничтожным подаркам нубийку, и она уже не замечала ни его показную свирепость, ни некрасивое лицо.

Но больше всего девушек поразила Германика, которая быстро подружилась с лекарем, ежедневно навещавшим Ахиллу, и жадно выслушивала его пояснения, какими снадобьями лечатся разные болезни. Их разговоры заходили в такие научные дебри, что остальные девушки при виде беседующей парочки кидались кто куда, чтобы не выслушивать разглагольствования о целебных свойствах мочи животных или процедуре удаления катаракты.

Каждый день после завтрака их навещал Каризиан, поглощенный подготовкой к свадьбе. Обычно с ним вместе приходил Александр, несший корзину изысканных яств, хотя Луция постоянно твердила, что во дворце их кормят вкуснейшими блюдами.

Обсуждая подробности грядущей свадьбы, влюбленные часто уединялись в укромных уголках сада, оставляя философа «на растерзание» подругам невесты. Как-то самой собой получилось, что его занимала разговорами Корнелия, потому что остальные девушки находили благовидные предлоги оставить их одних.

Север за эти дни не появился ни разу. Ахилла долго боролась с собственной гордостью, но на четвертый день не выдержала и между прочим поинтересовалась у Каризиана, куда подевался «клок перьев», но хитрец сделал вид, что не понял, о ком идет речь, и тут же удалился для того, чтобы утвердить с распорядителем торжества праздничное меню.

Наконец, в июньские ноны за девушками пришел важный евнух и передал приказ императора явиться в тронный зал. Притихшие подруги быстро привели себя в порядок и побрели гуськом за величественным провожатым.

Пройдя коридорами, украшенными роскошными фресками, они вошли в зал, в дальнем конце которого в курульном кресле из слоновой кости восседал Тит. По обе стороны от него стояли какие-то люди, среди которых девушки сразу узнали Севера, Каризиана, Александра Афинского и Домициана со своей тенью — Кассием.

В углу примостился императорский секретарь, готовый записывать распоряжения Цезаря.

При виде важных персон ничего не боящиеся гостьи почувствовали робость и сбились тесной кучкой, прячась за спинами Ахиллы, Луции и Виданы.

Тит поманил их подойти поближе.

— Мы долго решали вашу судьбу. Будь вы мужчинами, я бы дал вам свободу и денег, предоставив поступать как заблагорассудится. Но вы женщины и в этом мире должны опираться на мужчин. Я слышал ваши пожелания. Некоторые из них показались мне разумными.

Итак, я дарую вам освобождение от венаторской повинности и римское гражданство. Соответствующий эдикт уже подписан. Заработанные деньги будут разделены между вами в равных долях. Кроме того, каждая из вас получит по десять тысяч сестерциев.

— Слава императору! — по-военному четко вскинули руки в приветствии бывшие венатриссы.

Тит поморщился. Эти девчонки еще долго будут вести себя как гладиаторы. Тренеры «Звериной школы» хорошо постарались.

— Теперь перейдем к тому, ради чего я вас пригласил. Луция Нумицилла!

Римлянка шагнула вперед и, склонив голову в поклоне, приняла позу, где почтительность перед принцепсом сочеталась с гордостью патрицианки.

— Сенатор Фауст Корнелий Лентул Каризиан просил твоей руки, упирая на то, что ты свободная женщина и отец сам отказался от природных прав на тебя. Хочу сказать прямо, что в свете причин, приведших тебя к гладиаторам, сенатор, с моей точки зрения, делает ошибку, но он очень настаивал, и я пошел ему навстречу. Я даю разрешение на ваш брак. Ваша свадьба состоится через двенадцать дней. Будь счастлива и постарайся не дать мужу причин отправить тебя снова в столь неподобающее приличной матроне место.

Кровь бросилась в лицо гордой римлянке, но, признавая в душе, что упрек справедлив, она склонила голову и пробормотала дежурные слова благодарности.

— Теперь Видана! Домициан сказал, что готов о тебе позаботиться. Раз так, то я вверяю ему твою судьбу. Судя по ожерелью на твоей шее, нищета тебе не грозят.

— Я всегда говорил, мой брат — мудрейший правитель, — произнес Домициан со своей обычной тягучей интонацией, когда слушателям не понятно, то ли он соглашается с говорящим, то ли над ним издевается.

Сделав вид, что не расслышал слов младшего брата, Тит мельком скользнул глазами по Ахилле и перешел к девушкам, стоящим во втором ряду.

— Германика, ты говорила, что хочешь вернуться домой, даже если твоей деревни уже нет. Это желание еще не прошло? Неужели ты променяешь величие Рима на полусгнивший домик среди лесов и болот?

— Это моя родина, — отозвалась гордая германка. — И я лучше умру там, чем буду жить здесь. Не сочти это за обиду, господин, но воздух родины всегда слаще.

— Слышите, друзья? — обвел глазами присутствовавших в зале Тит. — Если все ее соплеменники рассуждают так, как эта девушка, то я не удивляюсь поражению Варра в Тевтобургском лесу. Они достойные противники и заслуживают всяческого уважения. Итак, я выполню твою просьбу. На следующей неделе уходит обоз до Старых лагерей. Я передам тебя трибуну легиона, и он присмотрит, чтобы ты благополучно добралась до места. А дальше уж сама ищи себе попутчиков… И не называй меня господином. Ты теперь римская гражданка и должна звать меня Цезарем.

У Германики засияли глаза, и она склонилась в глубоком поклоне.

— Благодарю тебя, Цезарь, величайший из императоров. Тебя не зря назвали Отцом Отечества. Если ты так же великодушен к своим подданным, как милостив ко мне, то они должны быть счастливы!

— О, эта девушка не только смела и благородна, но и умна. Может, мне передумать и сделать ее своим советником? Ну ладно, ладно, я пошутил! — добавил он быстро, поскольку Германика побледнела как полотно.

— Теперь речь пойдет о темнокожей красавице. Мне сказали, что ты нашла свою мать и собираешься по примеру своей подруги вернуться домой.

— Я передумала, Цезарь! Ситуация несколько изменилась, и если человек, которого я люблю, еще хочет на мне жениться, то я буду счастлива остаться с ним здесь. Я говорю о нашем тренере Нарциссе. Только благодаря его урокам мы остались живы. Он нашел и выкупил мою мать, и я хочу быть с ним.

— Хм… Я хотел оплатить ваше плавание до Египта, но раз планы изменились, то… Не думаю, что ланиста платил вашему другу и учителю хорошие деньги, они у нас такие прижимистые, точно сборщики налогов! Хорошо, на вашу свадьбу, если таковая будет, я дарю тридцать тысяч сестерциев. Думаю, вам они не будут лишними.

И последняя, в ком я бы хотел принять участие, это очаровательная блондинка, что прячется за спинами подруг. Корнелия, покажись, пожалуйста!

Порозовевшая от смущения девушка робко вышла вперед, оглаживая обеими руками тунику. Глаза мужчин вспыхнули от удовольствия.

— Милая девушка, наш греческий гость, Александр Афинский, которого, без сомнения, ты хорошо знаешь, очень просил моего позволения взять на себя заботы о твоем благополучии. Не вижу причин, чтобы отказать ему, если только ты согласишься на это.

Лицо Корнелии пошло красными пятнами, и она прошептала что-то так тихо, что ее расслышала только стоящая рядом Ахилла.

— Что ты сказала? — переспросил Тит, показывая философу, что не стоит волноваться.

— Она говорит, что давно об этом мечтает! — громко прокомментировала шелест подруги Ахилла, дерзко глядя в глаза императору. — Ну, если дословно, то ничего не имеет против… Но ты ничего не сказал обо мне. Какая участь ждет меня?

Стоящие в роскошных одеждах мужчины переглянулись. Вот ведь наглая девица! Впрочем, чего ждать от гладиатриссы! Только Север смотрел на нее с легкой усмешкой, таящейся в уголках губ.

Тит приподнял в останавливающем жесте руку:

— Я ничего не забыл. Но ты у нас такая свободолюбивая, что моя помощь тебе ни к чему.

Можешь забрать деньги и идти куда хочешь… Да, ты просилась к «юлианцам», кажется. Могу оплатить поездку в Капую. Ты довольна?

У Ахиллы от возмущения вытянулось лицо и загорелись бедовым огнем зеленые глаза. Ей, конечно, наплевать на императорские дары, но, лишив ее своей заботы, он унизил ее перед всей этой разряженной толпой.

— Интересно, — поговорила она дрожащим от ярости голосом, — а если бы я попросилась в лупанарий, ты бы тоже отправил меня туда?

— Ну, если бы ты стала очень настаивать… Но мне кажется, что я нашел для тебя место получше. Одному моему другу нужна охрана, и я порекомендовал ему тебя. Будешь сопровождать его всегда и везде за вполне приличную плату, и через несколько лет станешь богатой женщиной. Ты согласна?

— Да, — пытаясь не показать обуревавшей ее радости, она боролась с улыбкой, но губы не слушались, и скифянка счастливо засмеялась. — Благодарю тебя, принцепс! Я знаю, что у тебя огромная армия, гвардия, стража… Но если тебе когда-нибудь понадобится мой клинок… Иногда падающая песчинка рождает ураган… И кто мой хозяин?

— Он здесь, — Тит указал на Севера, отвесившего своей будущей телохранительнице шутливый поклон.

— Только не этот «клок перьев»! — в ужасе выдохнула Ахилла, опуская глаза, которые говорили другое.

— Выбирай: Север или Капуя… Молчишь? Значит, мы договорились… К вечеру слуги принесут ваши деньги, и можете начинать новую жизнь. Удачи, и да хранят вас боги!

Не успел принцепс в сопровождении Домициана с Кассием скрыться за дверью, как девушки бросились друг другу на шею, визжа от радости. Теперь, после того как их благословил на новую жизнь сам повелитель великой Империи, никто не посмеет косо посмотреть на позорное прошлое бывших венатрисс.

Луция прижалась к груди Каризиана, и тот* поцеловал свою невесту под приветственные крики всей компании. Александр с Корнелией тоже о чем-то заворковали, сияя от радости. Только Ахилла мрачно взглянула на своего улыбающегося работодателя.

— Ну что, когда приступать к охране вашей драгоценной особы?

— Ты же слышала императора. Как только получишь свои деньги и начнешь ходить, как нормальные люди, на двух ногах.

— Не стоит оттягивать трогательный момент вступления в должность, тем более что деньги мне не нужны. Девушки! Эй, кончайте визжать и послушайте меня! Я пошла охранять вот этот «клок перьев», так что давайте прощаться. Мою долю я отдаю Германике. Ей далеко ехать, и лишние деньги не помешают.

Все в замешательстве посмотрели на расстроенную скифянку.

— Что, вот так: до свидания — и на этом закончится наша дружба?! Мы больше не будем болтать по ночам? Не будем таскать хлеб из столовой?

— И я не смогу отомстить тебе за все избиения? — всхлипнула вдруг Луция. — Между прочим, дорогой, Ахилла не раз довольно чувствительно колотила меня за разные провинности!

— Ахилла! — сделал огромные глаза Каризиан, не веря своим ушам.

— Не реви, сенаторша, мы же никуда не разъезжаемся, так что сможем иногда видеться. Если, конечно, мой хозяин разрешит, — добавила ядовито девушка, бросая сердитый взгляд на нежданного благодетеля.

— Разрешит, — величественно кивнул Север, с усмешкой наблюдая за муками своей телохранительницы.

— Спасибо тебе, — проговорила растроганная Германика, обнимая Ахиллу. — Я не могу взять эти деньги, но буду счастлива, если ты позволишь мне называть тебя своей подругой. Давай забудем наши… э-э-э… мелкие разногласия, хорошо?

— Конечно, — с готовностью откликнулась Ахилла, подозрительно шмыгая носом. — Надеюсь, ты еще зайдешь ко мне попрощаться перед отъездом. Но деньги все-таки оставь себе. Это немногое, что я могу для тебя сделать.

Они обнялись, пряча набухающие влагой глаза. Каризиан сделал приятелям знак, что, мол, пора заканчивать прощание, пока оно не закончилось всеобщими рыданиями.

Север кивнул и попытался обнять Ахиллу за плечи, чтобы помочь припадающей на больную ногу девушке добраться до ожидавших ее носилок. Но скифянка скинула его руку и с трудом поковыляла к выходу, проклиная свою немочь. Пожав плечами, мужчина тихо рассмеялся и, махнув всем на прощание рукой, пошел за своим «приобретением», приноравливаясь к ее шагам. Когда эта странная пара скрылась за поворотом галереи, все почувствовали, как в их душах с кровью рвутся нити, о существовании которых они не подозревали. Всем, даже мужчинам, было больно и грустно.

Пользуясь статусом официального жениха, Каризиан прижал к себе Луцию:

— Великие боги! Как же мне хочется забрать тебя к себе! Увы, но я не могу себе этого позволить. Невеста должна прийти в дом жениха из дома отца, и раз благородный Тит взвалил на себя эту заботу, то оставшееся до свадьбы время ты поживешь здесь. Германика составит тебе компанию до своего отъезда.

— Мы тоже пойдем, — звонким голоском откликнулась Корнелия. — Только сначала проводим Свами к матери. А завтра будем думать, что делать дальше. Правда, дорогой?

— Да, — растерянно подтвердил философ, выдирая остатки бороды. — Я сейчас живу на третьем этаже старой инсулы в маленькой холостяцкой квартирке, так что надо будет срочно подобрать жилье попросторнее. И потом, видимо, мы тоже поженимся, потому что Корнелии нужно стабильное положение, чтобы, если со мной что случится, она имела хоть какие-то деньги.

— Ну и чудесно! — поддержал друга Каризиан, делающий безуспешные попытки увести Луцию с Германикой. — Ладно, давайте не будем затягивать прощание. Все получилось как нельзя лучше, и скоро вы снова встретитесь!

В это время к стоявшей чуть особняком Видане подошел вальяжный слуга и что-то тихо проговорил, указывая в направлении арки, в которой скрылся Домициан.

— Мне пора идти, — проговорила она грустно. — До свидания! Я всегда буду вас помнить! Надеюсь, мы еще не раз увидимся.

Ее уход послужил сигналом к расставанию. Полный приключений отрезок жизни закончился бесповоротно, а как сложится их новая жизнь, остается только гадать.

Спустя неделю после вышеописанных событий Север начал думать, что боги, наверно, здорово повеселились, когда надоумили его взять к себе Ахиллу. Это был безумный поступок, потому что укротить рыжую фурию мог только человек, обладающий силой Геракла и терпением Сизифа.

А ведь начиналось все не так уж и плохо. Он привел девушку в дом, поселил в комнате для гостей, приставил к ней семейного лекаря, позволил общаться с Камиллом и его парнями и вместо благодарности получил бесконечные скандалы.

Отец с Каризианом пару дней веселились, наблюдая за перепалками между Севером и его телохранительницей, но потом дело вышло за рамки приличия, и претор начал намекать сыну, что с безобразием пора кончать.

Север стукнул кулаком по столу и взялся за колокольчик. На хозяйский зов прибежал один из домашних рабов.

— Позови начальника охраны.

За невеселыми думами он не заметил, как в комнату вошел Камилл и остановился у открытой двери, ожидая, пока молодой хозяин обратит на него внимание, но тот молчал, занятый своими мыслями, и начальнику охраны пришлось вежливо кашлянуть.

— А, это ты… Садись…

Это был знак, что разговор будет носить неофициальный характер. Камилл предчувствовал, что речь пойдет о его бывшей воспитаннице, но ждал, пока Север сам начнет разговор. Пока тот подбирал нужные слова, начальник охраны сочувственно разглядывал своего хозяина. Любимец женщин выглядел на редкость усталым и печальным, и Камилл, сам натерпевшийся от выходок Ахиллы, по-человечески пожалел молодого мужчину.

До чего довела мужика — щеки впали, глаза как у больной собаки…

— Я не знаю, что делать с Ахиллой, — медленно проговорил Север, переходя сразу к сути вопроса. — Получается совершенно дурацкая ситуация: слушаться меня она не желает, продать на рынке не могу — она свободная девушка, выгнать — ей идти некуда. Ты ее лучше знаешь. Что посоветуешь?

Камилл заерзал на стуле, пытаясь придумать дипломатичный ответ, но ничего умного в голову не пришло и, набравшись храбрости, бывший ланиста выпалил:

— А отлупить ее вы не пробовали?

Север недоуменно посмотрел на собеседника.

— Честно говоря, такая мысль мне в голову не приходила. Не могу же я ударить женщину!

— Бить женщин нехорошо, — согласился Камилл, — хотя сейчас даже в приличных домах их колотят почем зря. Но Ахилла выросла в мужской компании и привыкла, что все решает сила. Вы разговариваете с ней как с женщиной, но это не женщина в том смысле, что к ней нужен мужской подход. Попробуйте отвесить пару хороших оплеух, авось поможет. Подозреваю, что всему виной ее детское чувство к Фероксу. Он заменил ей отца, защитил, обогрел. Вот она и влюбилась в парня. Он тоже начал проявлять к девчонке внимание, но я вовремя пресек это дело. Так что дальше поцелуев дело не пошло.

Гроза сердец всех девиц и матрон Рима вдруг почувствовал, что у него самого заныло сердце. Правда ли, что все ограничилось только поцелуями?

— И что ты предлагаешь?

— Не знаю. Понятно одно: пока здесь Ферокс, покоя не будет. Но он мой друг, и мне не хотелось бы, чтобы у него были неприятности. Он вам предан, и наказывать его не за что.

— Я и не собираюсь его наказывать. Кстати, что он из себя представляет? Я ничего о нем не знаю, кроме того, что он неплохо дерется на мечах и отлично чистит Виндекса.

Камилл задумался, пытаясь уместить в нескольких словах то, что узнал о своем друге за долгие годы странствований.

— Фероксицен, родом из Британии. Участвовал в восстании Боудикки, был ранен, попал в плен и был продан в рабство. Тогда сюда попало много британцев. Я его купил, натаскал на гладиаторские бои. С той поры мы вместе. Первое время он очень тосковал по дому. У него там остались жена и малыши, которые теперь, должно быть, уже совсем взрослые.

— Понятно, — кивнул Север, сосредоточенно обдумывая пришедшую в голову мысль. — Можешь идти. Охрана мне сегодня не понадобится, но, когда появится Ферокс, пришли его ко мне.

— Непременно, — обрадовался Камилл, который очень боялся сказать что-нибудь лишнего, что могло повредить его воспитаннице и другу.

Выполняя свои обязанности, он отправился с обходом, и около конюшни наткнулся на довольного Ферокса, только что слезшего с усталого коня. Отряхиваясь от дорожной пыли, он восхищенно похлопал по шее вороного красавца.

— Не поверишь: по-моему, я установил личный рекорд скорости по скачке на длинные дистанции! Что тут у вас без меня было? Ты выглядишь как-то странно.

— Неужели заметно? Ну что ж, кое-какие изменения у нас действительно есть. Ахилла теперь живет в этом доме. Принцепс дал ей свободу, римское гражданство, и она служит личным телохранителем у молодого хозяина. Вернее, не служит, а изводит всех своими истериками. Ты бы поговорил с ней, а? Насколько я понимаю, девчонка мечется между тобой и Севером… Ты ведь очень любишь Ахиллу, верно?

— Какое кому дело, как я к ней отношусь? — набычился бывший гладиатор.

Камилл помялся, подыскивая слова. Лучше бы, конечно, не влезать в любовные дела окружающих, но Ферокса надо подготовить к разговору с Севером, а то как бы чего не вышло…

— Сколько я тебя знаю, ты всегда умел думать головой, а не другими частями тела. И вот теперь ответь, только честно, что лучше для Ахиллы: стать любовницей старого гладиатора и с треском вылететь из дома, где она могла бы быть счастливой, или она стоит большего, чем состариться на арене или в грязной таверне.

Скрипнув зубами, Ферокс передал конскую амуницию выбежавшему конюху и, не отвечая, пошел в дом.

— Тебе велел зайти молодой хозяин! — крикнул ему вслед Камилл, довольный, что трудный разговор уже позади.

Но радовался он преждевременно, потому что, не успев зайти под крышу, услышал крики двух ссорящихся людей, потом звук пощечин, и из комнаты Ахиллы выскочил разъяренный Север.

— Дура! — бросил он в сердцах и собрался уже уйти, как увидел своего соперника и маячившего у него за спиной начальника личной охраны.

— Надо поговорить, — бросил он через плечо телохранителю и пошел, не оглядываясь, в атриум.

Озадаченный увиденным, Ферокс сокрушенно развел руками и побрел за хозяином, прикидывая, какие неприятности могут грозить ему и Ахилле.

Когда, закончив обход виллы, Камилл собрался с духом, чтобы поговорить с девушкой, то застал ее в полном расстройстве, сидящей на полу в темном углу комнаты. При звуке его шагов она подняла страдальческое лицо. У бывшей гладиатриссы был такой несчастный вид, что сердце Камилла дрогнуло, и он присел перед Ахиллой на корточки. Мягко взяв ее за подбородок, он заглянул в печальные зеленые глаза.

— Поссорилась с Севером? И сколько ты собираешься с ним ругаться? Если добиваешься, чтобы тебя выгнали из дома, то ждать осталось недолго.

У девушки задрожали губы и потекли ручьем слезы.

— Камилл, я не знаю, что делать, — вытерла она ладонями мокрые глаза. — Понимаешь, я не умею с ним разговаривать.

— А что, хозяин как-то не так говорит? — искренне удивился Камилл. — И чем тебе досадил Север?

— Он мне ничем не досадил. Он мне даже нравится… Немного… Но я обещала хранить Фероксу верность, понимаешь?

А он последнее время от меня шарахается, и я не могу с ним поговорить. Что мне делать, а-а-а?

И Ахилла снова залилась слезами. Впервые увидев свою воспитанницу плачущей, Камилл изрядно перепугался. Еще не хватало выслушивать про девичьи переживания! Да он ничего в них не смыслит! Если бы она завела разговор о своем выступлении в Амфитеатре — тогда другое дело, а в любовных вопросах он совершенно не сведущ.

— Не знаю, девочка, — тихо проговорил бывший ланиста, ища носовой платок. — Тебе бы не со мной об этом говорить, а с кем-то из подруг. Может, тебе к невесте сенатора сходить?

Уловив в словах старого друга рациональное зерно, девушка перестала заливаться слезами и после короткого обдумывания вскочила на ноги:

— Ты прав, Камилл! Сейчас же пойду! Кстати, ты не знаешь, Ферокс приехал?

— Приехал, переговорил с молодым хозяином и куда-то ушел.

— Может, это и к лучшему, — в последний раз хлюпнула Ахилла носом и принялась поправлять растрепавшиеся волосы. — Можно я исчезну часа на три?

— Разумеется! Север сказал, что охрана ему сегодня не понадобится, так что можешь отправляться куда заблагорассудится.

С трудом переводя дух, точно бежал марафон, он выскочил из ее комнаты. Нет уж, хватит с него чужих проблем! Тут и со своими не знаешь, как управиться!

А Ахилла, приведя себя в порядок, поковыляла советоваться с Луцией, которая бесспорно была в этих делах большой докой. Выйдя в атриум, девушка лицом к лицу столкнулась с одетым в праздничную тогу Севером и приготовилась получить еще одну оплеуху, но тот с решительным видом прошел мимо и крикнул кому-то, стоящему за ее спиной.

— Носилки готовы? Да? Скажите отцу, что я уехал с визитом. Буду завтра утром.

— К Присцилле отправился, — раздалось позади шушуканье рабынь. — Сама слышала, как он послал к ней гонца предупредить, что скоро будет.

— Да ну? Вот развратник! А ведь, кажется, остепенился. Даже старик его хвалил. Вон та рыжая во всем виновата!

Ахилла оглянулась на сплетниц, но девушки так быстро юркнули под арку, что она не успела разглядеть, кто перемывает ей кости.

Настроение скифянки было испорчено окончательно. Забыв, что собиралась к Луции, она вышла на улицу и побрела куда глаза глядят, не обращая внимания на городскую суету. Пройдя несколько кварталов и изрядно устав, она огляделась по сторонам и с удивлением обнаружила, что стоит перед воротами «Звериной школы», за которыми ей улыбаются знакомые охранники.

— Соскучилась? — поинтересовался один из них.

Она кивнула и беспрепятственно прошла во двор. Вечерело, и все обитатели школы собрались в столовой, откуда доносился людской гомон. Со стороны зверинца послышалось тягучее мычание быка, которому ответило глухое рычание льва. Там, где стояли их палусы, теперь было ровное место. Ахилле стало ужасно тоскливо, словно ее выгнали из родного дома.

— Не надо грустить о том, чего уже нет, — послышался за спиной голос Ферокса.

Она резко обернулась и увидела любимые глаза, смотрящие прямо в душу с выражением светлой печали.

— Я шел за тобой, — ответил он на незаданный вопрос. — Надо поговорить.

— Хорошо, — согласилась девушка, испытывая облегчение от мысли, что сейчас случится долгожданная катастрофа и ей больше не придется ждать ее наступления.

— Послушай, малыш, — начал Ферокс, облокачиваясь на ограду, — я сегодня разговаривал с Камиллом и Севером… Наш бравый ланиста, как всегда, прав. Я — твое прошлое, Север — настоящее и будущее. Парень совершенно не виноват в том, что случилось в Путеолах. Более того, он сначала спас меня, а потом всех нас. Мы с ним поговорили, и он сделал мне одно предложение…

— Какое? — поинтересовалась она почти равнодушно, наблюдая за тем, как по верхней галерее торопливо прошел Фламм, держа в руках какой-то сверток, и скрылся в хозяйских покоях.

— Через месяц из Остии в Британию отправляются три корабля с пополнением для II Августова легиона. Я отплываю с ними. Там мой дом, малыш, о возвращении в который я не смел даже мечтать.

— А как же я? Ты возьмешь меня с собой?

— В Британии у меня жена и взрослые дети. В качестве кого ты поедешь со мной? Я сейчас ходил и думал обо всем этом. Знаешь, ты была права тогда, в Путеолах, для меня родина превыше всего. Я не могу пожертвовать ею даже ради тебя.

— Значит, я тебе не нужна. И Северу тоже… Я сама видела, как он уехал к Присцилле!

— Потому что ты его совсем замучила своими выходками. А ведь он нормальный мужчина в самом расцвете сил. Чего же ты хотела?

— Значит, мы с тобой расстаемся навсегда…

Бывшая гладиатрисса долгим взглядом окинула своего учителя с головы до ног и вдруг поняла, что любовь куда-то ушла. Рядом с ней стоял совершенно другой человек. Близкий — да, но не любимый. То ли она выросла, то ли слишком много событий прошло со времени их разлуки, но ее сердце молчало. Осталось только чувство благодарности и легкая грусть по безвозвратно прошедшему.

— Идем, я провожу тебя к нему.

Без возражений, словно только того и ждала, Ахилла похромала к воротам «Звериной школы», и пока они с Фероксом брели по узким римским улочкам, больше не было сказано ни слова.

Придя на виллу Валериев Максимов, уже ставшую для нее домом, Ахилла прошмыгнула в отведенную ей комнату, твердя, что когда завтра Север появится дома, то она ему слова поперек не скажет.

Заглянула приставленная к ней рабыня, чтобы помочь госпоже отойти ко сну, но девушка отрицательно покачала головой: ей надо было разобраться в своих мыслях, а пустые разговоры девчонки ей только мешали. Пожелав спокойной ночи, болтушка побежала в дальний конец внутреннего дворика, где жили домашние рабы, а Ахилла, налив из кувшина воду в стоящий у постели тазик, приготовилась к вечернему омовению.

Но не успела она погрузить в нее руки, как в дверь постучали, и на пороге показался претор. Ахилла поклонилась, приветствуя старого хозяина, но тот махнул рукой, разрешая сесть.

— Нам надо поговорить, — промолвил он спокойно, точно привык ежедневно вот так, запросто, болтать пусть с привилегированной, но все-таки прислугой.

Ахилла хотела съязвить, что он уже четвертый, кто сегодня произносит эту фразу, но прикусила язык. Хозяин дома пользовался всеобщим уважением и непререкаемым авторитетом, и никому из домашних не приходило в голову выказать ему свою непочтительность.

Они проговорили почти час, и Ахилле стало казаться, что она давно знакома с девушкой, которую полюбил юноша, еще не ставший Севером, и вместе с ним она оплакивает ее трагическую судьбу. Ей было жаль претора, который, чувствуя вину за содеянное, должен был раскрывать душу перед вздорной девчонкой, прося ее быть снисходительнее к сыну.

— Я все поняла, — промямлила она покаянно, обдирая бахрому на новой тунике. — Поверьте, я чувствую себя такой виноватой. Я вела себя как трактирная служанка, которую хлопнул по заднице легионер. Когда завтра Север вернется домой…

— Он никуда не уходил, — перебил ее претор, чуть поморщившись при упоминании о заднице. (Девушка и вправду, кажется, неплохая — вон как переживает, но ее лексикон просто ужасен.) — Сын вернулся с дороги и заперся у себя комнате.

— Мне пойти к нему? Можно я пойду?

Тяжело поднявшись, Валерий Максим склонился над сидящей с покаянным видом Ахиллой и, взяв ее за подбородок, заглянул в зеленые глаза, а потом тихо поцеловал в лоб, как родную, но непутевую дочь. Девушка судорожно вздохнула и, схватив его руку, прижала ее к губам.

— Иди, девочка, и сделай его счастливым. Мой сын достоин этого.

Трясясь от страха, будто впервые выходила на арену, она подошла к двери Севера и тихо постучала.

— Идите в Аид! — раздался сердитый рык, словно в комнате прятался голодный лев.

Но разве венатриссу может напугать какая-то кошка? Ахилла толкнула дверь и осторожно заглянула в комнату, обставленную со спартанской скромностью. Кроме постели, там был небольшой стол и пара резных табуретов. На одном из них сидел Север, подперев голову руками. Услышав, что кто-то посмел ослушаться, он обернулся, чтобы наорать на смельчака, и вдруг увидел смущенную девушку, которая виновато глядела на него, кусая губы.

— Тебе чего надо? — спросил он резко, ожидая очередного скандала.

Она подошла и, опустившись на пол, положила скрещенные руки ему на колени, кротко заглядывая снизу вверх в хмурое лицо.

— Чего тебе, Ахилла? — повторил он более миролюбиво.

— Мама звала меня Дариной.

— Да какое мне дело… — начал он и осекся. — Ты же говорила, что скажешь свое имя только мужу…

— Меня звали Дарина, — повторила она, потершись щекой о его колено.

Не веря происходящему, он провел ладонью по ее лицу, и Ахилла прижалась к ней мягкими губами.

— Дарина, — дрогнувшим голосом повторил мужчина, приподнимаясь со своего места. Он ласково взял Ахиллу за подбородок, заглянув в зеленые омуты, которые сейчас лучились ясным тихим светом. Медленно наклонившись, он подхватил девушку на руки и осторожно понес к постели.

— Я люблю тебя! — прошептала она тихо, опуская ресницы.

В том же восьмидесятом году было сыграно все четыре свадьбы: Каризиана с Луцией, Нарцисса со Свами, Александра с Корнелией и Севера с Ахиллой, выглядевшей в золотой диадеме с великолепными изумрудами настоящей царицей амазонок.

Все были счастливы. Каризиан баллотировался на должность ждила, привлекавшую его возможностью курировать работу рынков и других заведений. Кроме того, на его земле оказался карьер с отличной глиной, и кирпичи с его торговой маркой пользовались большим спросом. Благодаря своему характеру он смог не только сохранить хорошие отношения с Титом, но и войти в ближний круг друзей Домициана. Луция поддерживала его во всех начинаниях. Кроме того, она тоже совершила небольшое чудо, умудрившись меньше чем за год вернуться в светское общество. Ей простили смерть Виктора и Амфитеатр, что было совершенно невероятно.

Свами с мужем и матерью отправились в Путеолы. На вилле Валериев Максимов умер управляющий, и Нарцисс занял эту должность, принесшую ему не только покой, но и хорошие деньги.

Александр Афинский сдержал свое слово и купил небольшую квартирку на втором этаже инсулы недалеко от Целийского холма, отличавшегося самым здоровым климатом. Счастливая Корнелия обрела, наконец, свой дом и целыми днями его обихаживала.

Замужество смягчило характер Ахиллы. Она чаще улыбалась, перестала скандалить с Севером и начала следить за своей речью, отчаянно борясь с гладиаторскими словечками. Дошло до того, что однажды, зайдя к Луции в гости, она попросила подругу показать, как пользоваться косметикой и разными притираниями. Теперь ее зовут на римский манер не Ахиллой, а Ахиллией.

Единственное, от чего не смог отучить ее супруг, так это от привычки носить с собой небольшой кинжал. Кроме того, большое опасение у Каризиана с Севером вызвала появившаяся вдруг привычка их молодых жен прогуливаться вокруг виллы Присциллы. При виде этой почтенной матроны в глазах подруг появлялся ледяной холод, и они начинали о чем-то шушукаться. Но это уже другая история…

Германика и Ферокс благополучно добрались каждый до своего дома. Сыновья бывшего гладиатора долго не верили, что он их отец, но потом зажили вполне счастливо.

Германика, ставшая богатой невестой, вышла замуж за вождя племени и прославилась среди окрестных племен как хороший лекарь.

Видана так и осталась наложницей Домициана. Вскоре его страсть к ней прошла, но она знала, как потрафить вкусу господина, поэтому стала для него незаменимой поставщицей симпатичных девушек.

Камилл, накопив немного денег, решил начать все сначала. Заняв у Валерия Максима недостающую сумму, он снова собрал свою труппу. К удивлению претора, с ним ушли почти все его бывшие гладиаторы. К этому времени закончилось строительство большого амфитеатра в Путеолах, и Камилл решил открыть там свою школу, прекратив скитаться по городам и весям огромной Империи.

Император Тит Цезарь Веспасиан Август, Великий Понтифик, наделенный властью народного трибуна одиннадцать раз, Император семнадцать раз, Консул восемь раз, Отец Отечества, умер в 81 году то ли от простуды, то ли от малярии. Правда, по Риму ходили упорные слухи, что его отравил брат Домициан, но разве можно в такое поверить?