Богини Колизея. Любовь и кровь

Сказать «прости!»

— Подъем! Вставайте, «курицы»! — Луция с трудом оторвала налитую свинцом голову от подушки, не понимая, что происходит. Вместо постели — узкая жесткая койка, напоминающая птичий насест, вместо тихого лепета рабыни — сердитый голос тренера. Прошедшая неделя слилась для нее в один кошмарный сон, и римлянка каждое утро просыпалась с мыслью, что «Звериная школа» ей только привиделась.

Увы, хриплый лай Нарцисса был более чем реален, и надо было как-то прожить еще один безрадостный день. Если бы не жажда мести, сжигающая ее сердце, Луция уже давно покончила с собой, но одна мысль, что Присцилла с сенатором избегнут заслуженной кары, заставляла ее каждое утро, превозмогая себя, плестись на вытоптанный дворик, с трудом держа в ладонях, покрытых лопнувшими водяными мозолями, тяжелые щит и меч.

Чтобы размять закостеневшие от накопившейся усталости мышцы, девушка потянулась, захрустев суставами. Собравшись с силами, она попыталась спрыгнуть на пол, буквально свалившись на руки Ахиллы, которая всю неделю с интересом наблюдала за пробуждениями бывшей патрицианки. Поймав падающее тело, она подтолкнула его на постель Корнелии, и Луция, охнув, распласталась на ней, точно овечья шкура.

— Спасибо! — последняя неделя для надменной римлянки не прошла даром. За это время ей досталось от скифянки столько тумаков за неправильное, как той казалось, поведение «сенаторши», что не привыкшая к подобному обращению первая красавица Империи всерьез подумывала придушить свою мучительницу, и только опасение, что ничего, кроме позора, из этого не выйдет, останавливало отчаявшуюся девушку.

Приведя себя в порядок, они вышли на утреннее построение, а оттуда вместе с остальными товарками — в столовую, где их ждал легкий завтрак из хлеба, фиников и маслин. Федрина, как и остальные владельцы «фамилий венатория», считал, что растительная диета полезна его охотникам и совершенно не жаждал тратиться на мясо, стоившее в два раза дороже овощей и фруктов.

— На выход! — раздалась команда Нарцисса, сопровождаемая дребезжанием колокола, и девушки дисциплинированно двинулись во дворик, недоумевая, почему их не послали забрать оружие из комнат. Еще более странным было то, что завтракавшие немного раньше венаторы и бестиарии, вместо того чтобы заниматься делом, стояли в строю вдоль длинной стороны прямоугольного двора. В дальнем углу копошились несколько человек с лопатами, виднелся конец бревна. Интересно, что они там делают?

— Построиться!

Привыкшие к дисциплине девушки четко выполнили команду. Невысокая Корнелия оказалась в конце шеренги, Ахилла, Луция и Свами — почти в самом начале, после двух северянок — величественной, словно королева снегов, Германики и светловолосой до белизны Виданы. Дул пронизывающий ветер, гоня тяжелые облака, и легко одетые венатриссы ежились под его резкими порывами.

— Эй, тренер, что стоим? — нахально поинтересовалась Ахилла у Нарцисса, который выделял ее из общей массы «куриц» как человека, каким-то боком относящегося к звездам арены.

— Сейчас сама увидишь, — буркнул тот, пряча глаза, словно его уличили в чем-то постыдном. — Кстати, придержи свою подружку, мне только истерик не хватает.

Только Ахилла открыла рот, чтобы поинтересоваться, кого он имеет в виду, как, заскрипев, распахнулись тяжелые ворота школы, и в сопровождении вооруженных рабов во двор вошла колонна незнакомых гладиаторов, которые, повинуясь окрикам своих тренеров, выстроились напротив венаторов.

Вокруг безоружных людей встала экипированная словно в бой охрана. Свободной от людей осталась только противоположная девушкам сторона двора, там, где копошились рабы.

В тревожном ожидании прошло несколько минут. Наконец позади венатрисс из хозяйских покоев на галерею второго этажа вышли несколько человек, которые, тихо переговариваясь, направились к лестнице, ведущей во двор. Не поворачивая голов, девушки скосили глаза, пытаясь разглядеть гостей ланисты. По ступеням спускался раздраженный Федрина в сопровождении трех богато одетых людей, одним из которых был… сенатор Луций Нумиций, брезгливо оглядывающий выстроившиеся шеренги гладиаторов и охотников, за которыми вытянулись обслуживающий персонал, рабы и охрана. При виде почерневшей от усталости дочери, на его губах появилась торжествующая улыбка.

— Отец, — растерянно выдохнула Луция на ухо стоявшей рядом Ахиллы, бледнея от нехорошего предчувствия.

Группа медленно вышла в центр дворика, и Федрина поднял унизанную кольцами пухлую руку, призывая к молчанию, хотя и так стояла гробовая тишина, если не считать звуков, доносившихся с римских улиц, где царило обычное оживление начинающегося дня. Должно было произойти нечто экстраординарное, чтобы ланиста решил почтить свою «фамилия венатория» личным присутствием. Обычно он появлялся, только когда охотники отправлялись на венацио, а в остальное время делами школы заправляли Фламм и его помощники.

— Слушайте все! — начал Федрина, пытаясь перекричать порывы ветра и суетливо хватаясь за развевающуюся тогу. — Неделю назад произошло ужаснейшее событие, которое потрясло всех нас без исключения. Присутствующий здесь безутешный сенатор Луций Нумиций был вынужден отдать в нашу школу свою дочь, которая опозорила семью, заведя роман с гладиатором! Девушка понесла законное наказание, теперь дело за неблагодарным рабом. В соответствии с римскими законами он приговорен к распятию. («Ну вот, так я и знала», — сквозь зубы зло пробормотала Ахилла, неотрывно наблюдая за суетой, происходившей в дальнем углу двора.)

То, что сейчас произойдет, будет назиданием не только моим венаторам и виновнице скандала (он ткнул указующим перстом в сторону задрожавшей Луции), но и гладиаторам «Восточной школы», принадлежащей всаднику Публию Руфу, за которую сражался преступник (вежливый поклон в сторону стоящего рядом сухопарого* мужчины в тоге с узкой пурпурной полосой). Запомните, мерзавцы: если кто-нибудь будет застигнут с патрицианкой, его ждет та же участь. Я благодарен сенатору, что он посодействовал мне в том, чтобы казнь проходила в нашей школе. Посмотрите на этого несчастного и даже в мыслях не замышляйте ничего похожего… Сенатор… — поклонился он в сторону своего высокородного спутника.

Тот призывно махнул рукой, и в ворота, чеканя шаг, вошла группа вооруженных до зубов людей, плотным кольцом обступившая едва плетущегося человека, при виде которого Луция зажмурилась и в бессильном гневе сжала кулаки.

— Это он? — едва шевеля губами, спросила Свами, делая вид, что полностью поглощена разворачивающимся действом.

Патрицианка кивнула, стараясь справиться с дрожью, бившей ее тело то ли от холода, то ли от страха перед неизбежным.

Прищурив потемневшие глаза, Ахилла всмотрелась в бредущего к дальнему концу двора мужчину, лицо которого превратилось в сине-бордовую маску. Спотыкавшийся на каждом шагу гладиатор, невзирая на боль от побоев и пронизывающий ветер, старался идти, высоко держа голову, вызывая у немых зрителей восхищение своим мужеством. У кромки поля его уже ждали люди, расступившиеся при приближении конвоя, и тогда все увидели то, что скрывалось за их спинами — лежащий на земле столб с перекладиной, ждущий свою жертву.

Печальная процессия подошла к месту казни. Вперед вышел представитель римского магистрата и, громко крича что-то невнятное, зачитал обвинительное заключение, из которого девушки, стоящие на другом конце довольно обширного двора, улавливали только отдельные слова, но, после речи Федрины, все и так было ясно.

— Не смотри туда, — встревоженно попросила Свами Луцию, ставшую белее тоги своего отца. — Не смотри, пожалуйста!

Но девушка не думала отворачиваться. Наоборот, она до боли в глазах всматривалась в подготовку к казни того, чье биение сердца совсем недавно слышала по ночам. Вот стоящий за спиной осужденного конвоир толкнул едва держащегося на ногах Виктора, и тот упал на колени. Привычные к подобным расправам стражники развязали ему руки, повалили на спину и, сгрудившись вокруг лежащего человека, принялись за свое ужасное дело.

В полнейшей тишине, Луция вслушивалась в каждый стон, доносившийся из дальнего угла двора, где распинали ее мужчину. Если бы ее спросили, любила ли она его, патрицианка расхохоталась над абсурдностью вопроса. На эту авантюру девушку толкнуло самолюбие, любопытство, жажда уязвить Присциллу, пытавшуюся заполучить желанную добычу, но никак не любовь. Почему же тогда в ее груди клокотали бешенство и жажда мести?

— Я его убью, — хрипло пробормотала она в пространство, сжав кулаки.

— Кого? Сенатора? Федрину?

— Я его убью, — повторила римлянка, вонзая ногти в ладони так, что выступила кровь. — Сначала ее, а потом его.

Столб с обреченным на мучительную смерть Виктором взмыл вверх, и муравьи, суетившиеся под ногами распятого, занялись его укреплением. Никто не проронил ни звука, только казненный вдруг открыл затуманенные болью глаза и, собрав последние силы, крикнул:

— Я люблю тебя!

Все поняли, к кому относилось его последнее «прости», и с мрачным осуждением посмотрели на женский строй, в котором возникло небольшое волнение — это одна из венатрисс, выделявшаяся более изысканной, чем у остальных девушек, одеждой, рванулась вперед, но была схвачена железными руками рыжей соседки. Тут же с другой стороны в плечо Луции вцепились сильные пальцы Свами, так что та не могла даже пошевелиться, зажатая с двух сторон гораздо более сильными подругами.

Нарцисс гневно посмотрел на нарушительниц дисциплины, но те уже стояли, словно ничего не произошло, только пальцы нубийки и скифянки впились в тело подавленной отчаянием девушки, оставляя огромные синяки. Но Луция больше не делала попыток совершить непоправимое, понимая тщетность своих усилий.

Участники казни, закончив свое грязное дело, подошли к сенатору. Тот что-то приказал, и двое из них повернули назад, встав на страже около умирающего, а остальные действующие лица, торопясь, покинули дворик, оставив немых статистов на попечение тренеров.

Возникла небольшая пауза. Взгляды мужчин и женщин были прикованы к обнаженному гладиатору, раскинувшему руки навстречу пронизывающему зимнему ветру, треплющему жалкий кусочек ткани, прикрывавший бедра несчастного.

Прозвучала команда, и гладиаторы «Восточной школы», мрачно глядя себе под ноги, строем вышли за ворота, оставив умирающего товарища висеть страшным укором для остолбеневших от произошедшей расправы коллег.

Кроме казни, этот день ничем не отличался от остальных. Только второй завтрак подали немного раньше, сразу после расправы над Виктором. Затем обычный отдых, и девушек, как ни в чем не бывало, погнали на тренировку. Правда, вооруженных охранников в этот раз стояло в три раза больше, чем обычно, да Нарцисс был непривычно тихим и ни разу не назвал своих подопечных «курицами».

Луция выполняла команды, как и остальные охотницы, но ни Ахилла, ни Свами не верили в ее покорность. Нубийке, занимавшей место в первом ряду, было трудно следить за своей соседкой по комнате, и эту обязанность с радостью взяла на себя Корнелия, чье место на плацу было рядом с несчастной девушкой.

Прекрасная галлийка от всей души сочувствовала своей новой подруге и была бы счастлива хоть чем-то облегчить ее страдания, но Луция не нуждалась в жалости. Не обращая ни на кого внимания, она с остервенением наносила удары воображаемому врагу, видя перед собой лицо родного отца.

Главное, не смотреть в дальний конец двора, твердила она себе, главное — не смотреть! Пока живы сенатор и Присцилла, она не позволит себе погибнуть. Она просто не сможет умереть! Боги не допустят такой несправедливости. А что будет потом, ей все равно. Она придумает самую страшную казнь для отца и подруги, которую только сможет изобрести человеческий разум, и не побоится воплотить ее в жизнь!

Первое время Нарцисс тоже не спускал с Луции глаз, но девушка дисциплинированно делала все, что требовалось, а за копание в ее мыслях ему не платили, так что он быстро оставил это дурацкое занятие и принялся за рутинные дела.

Таким образом, день прошел, можно сказать, тихо, если не считать небольшого инцидента в столовой. За ужином, когда Свами пыталась уговорить отощавшую за прошедшую неделю Луцию прекратить морить себя голодом и хоть чего-нибудь съесть, от соседнего стола, за которым сидели германки — плечистые и крепкие, словно Минерва, девицы, все как на подбор светловолосые и голубоглазые, — раздался громкий голос:

— Как вы думаете, подруги, кто из этой парочки платил другому за приятные ночи?

За столом раздался издевательский хохот. Щека Луции болезненно дернулась, и она сделала движение, чтобы вскочить с табурета, но ей на плечо легла сильная рука с по-детски обкусанными ногтями:

— Сидеть! Оставь это мне!

Ахилла неторопливо обернулась и обвела хохочущих девиц холодным немигающим взглядом исподлобья, в котором было нечто такое, отчего смех резко оборвался, и германки уткнулись в свои миски с бобовой похлебкой.

— Так-то лучше будет! — процедила скифянка, медленно возвращаясь к прерванной трапезе.

На губах Свами мелькнула чуть заметная улыбка, а Луция, потрясенная тем, что ее вчерашняя мучительница не только не сделала ей за целый день ни единого замечания, но даже выступила на ее стороне, очнулась от оцепенения и смущенно пробормотала слова благодарности.

— А, ерунда! — беспечно отмахнулась заступница, приходя в хорошее настроение. — Я давно собиралась кое с кем из них пообщаться-, когда Нарцисса не будет поблизости, но только все случай не подворачивался. Ладно, пусть пока поживут. А ты давай ешь, сенаторша. Как же ты сможешь укокошить кого-то, если не будешь ноги таскать? Не знаю, насколько ты в курсе, но убийство требует довольно много сил. Так что лопай быстрее, пока нас по комнатам не развели.

То ли девушка действительно почувствовала голод, то ли доводы Ахиллы показались ей убедительными, но только Луция взялась, наконец, за ложку и даже проглотила немного варева, за качество которого вольноотпущенник-повар не раз бывал нещадно бит венаторами.

Не успела Луция положить ложку, как в столовую вошел Нарцисс и, остановившись у распахнутой двери, мрачно оглядел сидевших за столами венатрисс:

— Хватит обжираться! Быстро по комнатам, «курицы»! Все дружно поднялись и потянулись на выход. В дверях Ахилла тронула Луцию за локоть:

— Главная заповедь: месть должна совершаться на холодную голову. Не спеши, пока не уляжется гнев.

Не оборачиваясь, та согласно кивнула головой, бросив взгляд туда, где белел крест с неподвижным темным пятном посередине и несли вахту два охранника.

Добравшись до комнаты, девушки, не сговариваясь, молча улеглись в свои койки, делая вид, что очень хотят спать, но никто не заснул. Все лежали в темноте, пытаясь уловить уличные шорохи, но в казарме царила непривычная тишина. Не было слышно взрывов громкого хохота из мужской части дома, не болтали за стеной германки, и даже вооруженные рабы, периодически обходившие галерею, не топали ногами, а бродили, словно бестелесные тени.

Прошел час, другой, третий… В комнате поселилась тишина, нарушаемая ровным посапыванием спящих людей.

Луция приподняла голову и, свесившись с края постели, попыталась разглядеть подруг в кромешной темноте. Те лежали неподвижно, только Корнелия что-то пробормотала во сне тонким голоском, да Ахилла поджала ноги, пытаясь согреться под тонким одеялом.

Девушка выждала еще немного, а потом, соблюдая максимальную осторожность, довольно ловко спустилась в проход между нарами — невероятный факт, принимая во внимание, что не далее, как сегодня утром, это действо закончилось шумным падением.

Нащупав в темноте знакомые ботинки, она прижала их к груди, тихо, шлепая босыми ногами, подкралась к двери и, соблюдая все меры предосторожности, выглянула в щелочку. Масляный светильник, повешенный напротив соседней спальни, слабо освещал их часть галереи, быстро теряя силу. Охраны поблизости не было видно. Кругом стояла тишина. Лучшего момента для выполнения плана просто не могло быть.

Но только Луция собралась шмыгнуть в спасительный мрак, как чья-то мозолистая рука зажала ей рот, а вторая, обвившись вокруг талии, с силой потянула назад. Отпустив дверь, которая тут же затворилась от прикосновения невидимки, девушка попятилась и услышала над ухом тихий шепот:

— Не вздумай заорать, сенаторша.

Она согласно кивнула и почувствовала, как разжались держащие ее руки. Сделав несколько судорожных вдохов, чтобы успокоить колотящееся от пережитого испуга сердце, беглянка растерянно прошептала:

— Да как ты…

— Тихо! — прошептала Ахилла, указывая на подруг. — Не разбуди никого. Ты куда собралась, дуреха?

— А тебе какое дело? — ощерилась Луция, чувствуя, как взмокли ладони и стало неуютно где-то в районе желудка.

— Мне — никакого! Но если тебя поймают, то достанется всем.

— Ну и иди, сдай меня Нарциссу! Тогда он вообще не будет в тебе души чаять!

— Знаешь, ты открываешь мне новые горизонты! — не удержалась от ухмылки скифянка. — Не могу понять: как такие тупые римляне умудрились завоевать весь мир? Ну вот скажи, куда ты одна поперлась? Ты даже полдороги не пройдешь, как тебя сцапают!

— Ну и пусть!

— И чего ты добьешься? Твой гладиатор будет и дальше болтаться на столбе, да еще ему, чтоб не скучно было, придется полюбоваться, как его возлюбленную запорют до смерти. Надо же такую чушь ляпнуть!

— Девочки, что у вас происходит? — донесся из темноты приглушенный голос Свами. — Вы что задумали?

— Ну вот, — обреченно пробормотала Ахилла, всплеснув руками, — с этими сенаторшами одни неприятности… Ничего страшного, просто наша красотка собралась в одиночестве спасать распятого дружка. Двор битком набит охраной, ее папаша не чает, как напакостить любимой дочке, а эта… сенаторша чувствует себя неуязвимой, словно богиня Диана. Слушай, Свами, что мне с ней делать? Отпустить на верную смерть? Сдать Нарциссу? Составить компанию?

— Последнее правильнее всего, — пискнула вдруг «спящая» Корнелия, садясь на кровати. — Девочки, давайте поможем Луции! Все равно нас скоро убьют, а так хоть будет что вспомнить перед смертью.

Все потрясенно уставились на едва видимую во мраке галлийку.

— Ларвы меня побери! — выдохнула Ахилла, приходя в себя от изумления. — От кого я это слышу! От трусишки, которая собственной тени боится! От плаксы, которая все утро прорыдала из-за распятого парня вместо нашей сенаторши!

— Так что будем делать? — поинтересовалась, спуская с постели ноги, Свами. — Луция, ты серьезно хочешь пойти к бедняге?

Патрицианка кивнула, и хотя в темноте, царившей в комнате, ее жест был не виден, все поняли ответ.

— Но зачем? Это очень опасно! Да и он, если боги были к нему милостивы, уже мертв.

— Я должна с ним попрощаться.

Раздавшийся в ответ смех гладиатриссы прозвучал бы издевательски, если бы не горькие нотки, диссонирующие с весельем.

— И из-за этого ты хочешь рискнуть своей жизнью? Может, еще и перекусить ему отнесешь?

— Ахилла, — укорила разошедшуюся подругу Свами, — не надо, пожалуйста. Ты не такая жестокая, как хочешь казаться.

— Я не злая, а просто реально оцениваю наши шансы. А вы добрые как… Ну ладно, — нехотя сдалась девушка, нетерпеливо постукивая ногой по полу, — если все настаивают…

— Да, — подтвердили хором Луция, Свами и Корнелия.

— …тогда нам всем придется участвовать в этой глупой затее, хотя не представляю, как проскользнуть мимо охраны. Жаль, что все мои деньги остались… в другом месте.

— Зачем они тебе? Караульные не согласятся на подкуп. Слишком велик риск.

— А мы не стали бы их подкупать. Вернее, попытались бы, но не так, как ты думаешь. Да ладно, все равно ни одной монеты нет, так что обсуждать нечего! Значит так: Корнелия, ты остаешься здесь. Сделай наши постели такими, будто мы спим, а не бродим там, где не положено…

— У меня есть немного денег, — тихо проговорила Луция, вспомнив несчастное лицо отцовского управляющего, не знающего, как предложить скромный мешочек с деньгами своей госпоже. — Двадцать сестерциев. Мне их один добрый человек подарил.

— И их не отобрали? — изумилась Ахилла. — Вот дураки! Тогда попробуем отвлечь охрану. Доставай свое серебро. Свами, забери у нашей сенаторши монеты и побряцай ими перед носом у охранников, но так, чтобы те не подняли тревогу, и, главное, сама не попадись.

— Хорошо, — согласилась нубийка, чувствуя, как вставшая на ее постель римлянка шарит у себя под матрацем. Немного терпения — и вот в ее руке оказался небольшой мешочек с деньгами.

— Луция, идешь за мной, стараясь занимать как можно меньше места. Я сейчас буду готова, только нож прихвачу. Не одна только ты умеешь проносить с собой недозволенное. Кстати, накинь плащ, а то твою тунику видно с другого конца двора.

Она полезла под постель Корнелии, тихо, но внятно проклиная добреньких глупцов, и, нашарив искусно спрятанный между стеной и рамой нар узкий тонкий кинжал, выбралась в проход между постелями, где ее уже ждала остальная троица.

Девушки обнялись, и Луция поймала себя на мысли, что не только не чувствует себя патрицианкой среди немытых варваров, но даже не ощущает злобы к скифянке, которую еще вчера собиралась задушить во сне. Она еще не стала одной из них, но уже не была чужаком, и эта мысль вдохнула мужество в ее сердце.

— Ну, храни нас Марс Мститель! — Ахилла прижалась ухом к двери, прислушиваясь к звукам, доносившимся с улицы. — Сейчас должна пройти охрана, и мы прошмыгнем у нее за спиной. Постарайтесь… Тихо! Они идут!

Вся четверка превратилась в изваяния, стараясь не дышать, словно рабы за дверью могли их услышать.

— Пора!

Ахилла чуть приоткрыла дверь и увидела в мечущемся свете светильников спины удаляющегося дозора. Аккуратно, стараясь не скрипнуть, девушка расширила щель и одним кошачьим движением проскользнула в темноту. За ней, может, чуть более неловко, исчезла во мраке виновница ночного приключения.

— Корнелия, дорогая, мы скоро вернемся. Закрой за мной дверь и не бойся! — погладила подругу по волосам Свами и, поплотнее завернувшись в темный плащ, бросилась во мрак, как в омут, прижимая к себе мешочек с монетами.

А несчастная блондинка, трясясь от страха так, что ходили ходуном руки, быстро притворила дверь и, стараясь не шуметь, попыталась на ощупь с помощью тазика, рудисов и прочего подручного материала создать нечто, напоминающее спящих людей.

Закончив с маскировкой, она забралась в постель и, стуча зубами от нервного озноба, начала отсчитывать минуты, каждая из которых тянулась как вечность.

Девушкам повезло с погодой: затянутое облаками небо накрыло землю темным плащом, спасая их от бдительной стражи. Кругом царили холод и страх, но самым ужасным испытанием для нервов Луции стали палусы, которых она принимала в темноте за людей. В какой-то момент ее решимость любыми путями попрощаться с Виктором начала таять как воск, и, если бы не Ахилла, она, возможно, повернула назад. Но признаться в позорной слабости после того, как сама спровоцировала на смертельную авантюру новых подруг, было просто немыслимо, и девушка следовала за крадущейся впереди Ахиллой, поражаясь тому, как легко бывшая гладиатрисса ориентируется в темноте.

Двигаясь короткими перебежками, скифянка выбирала направление, словно кругом был ясный день, а не ночной мрак. Римлянке показалось, что ее напарница видит в темноте точно волчица, подкрадывающаяся к своей жертве. Даже движения у нее стали иными, мягкими, пружинящими, и она несколько раз втянула носом воздух, принюхиваясь к окружавшим их запахам.

Римлянка была уверена, что они шли не меньше часа, хотя на самом деле прошло не больше пяти минут. Непрестанно озиравшаяся Луция уже начала думать, что они никогда не доберутся до места, но бывшая гладиатрисса четко выдержала направление так, что девушки подобрались к цели немного левее страшного креста.

Нырнув за стоящие у пустых клеток щиты, которыми в дни тренировок со зверями огораживали часть двора, Ахилла присела за ними и, потянув Луцию за руку, приблизила свое лицо к ее лицу, прижимая палец к губам. Девушки прислушались. Стоящие у распятия охранники тряслись от страха и холода, опасаясь ларв и проклиная дурацкую службу.

Кругом стояла гнетущая тишина. Не доносилось даже смеха и песен из соседней таверны. Внезапно римлянке показалось, что где-то недалеко звякнула о камень монетка. Она дернула Ахиллу за край туники, привлекая внимание к странному звуку, но та, не обратив внимания на ее сигнал, пристально всматривалась в темноту.

Монетка звякнула еще раз, причем звук был немного громче и четче. Ахилла напряглась, прислушиваясь к спору мужских голосов. Один из них предлагал пойти и посмотреть, что происходит, другой ни в какую не соглашался покинуть пост. В конце концов, они разделились, и один из стражей скрылся в темноте. Луция так увлеклась слежкой за охраной, что не сразу обнаружила, что осталась одна. Это было ужасное мгновение: мрак, кругом охрана, возможно, где-то рядом бродят неупокоенные души погибших венаторов и бестиариев… Она содрогнулась и чуть было не позвала Ахиллу, но вовремя сдержалась, продолжая следить за оставшимся охранником, который вдруг медленно повалился кулем на землю.

— Луция, — послышался тихий шепот ее спутницы.

Ахилла! Она здесь! Потеряв всякую осторожность, римлянка бросилась к столбу и чуть не споткнулась о распростертое тело стражника, около которого стояла невозмутимая скифянка.

— Ты его убила!

— Еще чего! Нас тогда всех скормят крокодилам! В общем, давай быстрее прощайся со своим красавцем, если он еще жив, и сматываемся отсюда. Кто знает, сколько времени Свами сможет дурить второго стражника.

Луция подошла к столбу и погладила холодные, точно мрамор, ноги мужчины.

— Виктор, — позвала она тихо, стараясь не давать воли слезам, — я здесь, с тобой.

В ответ — тишина.

— Виктор, ты меня слышишь? Это я, Луция, я пришла к тебе, — проговорила римлянка чуть громче.

Ей показалось, что он застонал, но, возможно, это был обман слуха. Девушка в отчаянии повернулась к спутнице, забыв, что еще вчера считала ее своим врагом ни на жизнь, а насмерть:

— Он жив! Его надо снять с креста! Помоги мне, пожалуйста!

Но Ахилла только фыркнула в ответ.

— Как ты это себе представляешь? Мы просто не дотянемся до перекладины. А если даже и достанем, то не сможем его удержать, и на звук падающего тела сбежится охрана. И тогда мы живо из венаторов превратимся в ноксиев [47]. А я не хочу быть сожранной на арене каким-нибудь полудохлым львом! И даже если все пройдет отлично, куда мы его денем? У тебя есть убежище, куда парня можно спрятать? Или ты хочешь положить его в нашей комнате? Давай, прощайся быстрее, и бегом отсюда, а то наш стражник того и гляди очухается!

И Ахилла ткнула пальцем в сторону неподвижно лежавшего тела.

— Но я не могу оставить его здесь мучиться!

— Он не будет мучиться. Я тебе обещаю. А теперь уходим!

Что-то в голосе Ахиллы было такое, отчего Луция, прижавшись напоследок щекой к холодным ступням бывшего возлюбленного, безропотно поплелась в сторону видневшегося светильника, словно корабль на свет далекого маяка.

Крадучись, они немного отошли от умирающего гладиатора, когда Ахилла остановилась, настороженно прислушиваясь:

— Кажется, тихо. Теперь ты пойдешь вперед одна…

— Нет!

— …пойдешь вперед одна, а я тебя скоро догоню. Будь предельно осторожна! Иди же!

В ее шепоте послышались настойчивые нотки, и Луция, стараясь подражать повадкам своей странной спутницы, начала медленно пробираться в нужном направлении, трясясь от мысли, что может в любой момент наткнуться на второго стража.

Прошло буквально несколько секунд, когда она услышала позади шелест летящего предмета и глухой звук, хорошо знакомый любому гладиатору — звук входящего в тело клинка.

Девушка замерла, боясь поверить страшной догадке, но тут ее схватила за руку вынырнувшая из мрака Ахилла и буквально поволокла за собой:

— Бежим! Дорога каждая секунда!

Еще на полдороге Луция заметила, как мимо их комнаты прошли с очередным обходом дежурные охранники, и за их спинами от колонны отделилась высокая худая тень, беззвучно шмыгнувшая в дверь.

— Ахилла!

— Вижу! Давай быстрее! Сейчас тут такое начнется!

Они чуть-чуть не успели добежать до дома, если можно так назвать комнату в казарме, когда с дальнего конца поля раздались громкие крики. Луция замешкалась, отчаявшись остаться незамеченной, но Ахилла толкнула ее в спину и, схватив за руку, протащила несколько метров, оставшихся до спасительной двери.

— Бегом! Скрываться нет смысла!

Уже не таясь, они проскочили узкую галерею и буквально ввалились в комнату, захлопнув за собой дверь.

— Великие боги, вы пришли! — и Луция с Ахиллой оказались в объятиях черных и белых рук.

— Мы не успели, все пропало! — всхлипнула вдруг Корнелия, опустившись без сил на постель.

— Ну что ж, умрем достойно, — отозвалась стойкая Свами, обнимая трепещущую подругу.

— А может, все обойдется, — откликнулась Ахилла, которая буквально лучилась азартом. — Есть надежда, что охрана, привлеченная шумом с другого конца двора, не смотрела в нашу сторону, и мы смогли пробраться незамеченными. Свами, тебя никто не видел?

— Еще чего! — гордо распрямилась дочь Африки. — Мы с этим парнем немного погуляли, а потом я убежала, а он остался собирать брошенные монеты.

— Ну вот и славно! А теперь быстрее по постелям! Сейчас наверняка примчится все начальство, и мы должны сладко спать, если не хотим неприятностей. Сенаторша, ты пыхтишь, как старый медведь. Постарайся побыстрее восстановись дыхание, потому что ты у них главная подозреваемая.

Раздался тяжелый топот приближающейся стражи, но прежде чем Нарцисс, которого оторвали от попойки с Фламмом, успел распахнуть дверь, девушки уже нырнули в свои постели и притворились спящими с большей или меньшей степенью достоверности. Так что когда в комнату с шумом ввалился тренер в сопровождении охранников с факелами, все лежали не шелохнувшись, словно пребывая в глубоком сне.

Нарцисс оглядел помещение, а затем сконцентрировал свое внимание на телах, лежащих на верхних полках. Особенно его заинтересовали светло-русые пряди волос той, что спала с левой стороны. Внезапно девушка пошевелилась и, приподнявшись на постели, посмотрела на своего тренера, едва приоткрыв щелочки заспавшихся глаз:

— Что такое? Уже подъем?

Нарцисс пристально поглядел в лицо Луции, ища следы волнения, но оно было столь безмятежным, что в его душу закрались сомнения. В конце концов, раб не был уверен в том, что видел промелькнувших в галерее девушек. Можно, конечно, наказать «курицу» просто так, в назидание остальным, но ведь она дочь сенатора, кто бы что ни говорил. Вдруг отец ее простит, что тогда? Луций Нумиций скор на расправу. И потом, девчонка свое уже получила. Стоит ли ее добивать, даже если смерть гладиатора — ее работа? У самого Нарцисса были похожие интрижки, и он сочувствовал парню, висевшему на кресте, от всей души. Ладно, он сделает вид, что им поверил…

На противоположной койке завозилась, громко зевая, Ахилла:

— Что-то случилось, тренер? Надеюсь, божественный Тит пребывает в здравии?

— Он-то в здравии, даруй ему боги много счастливых лет, а вот распятый бедняга…

— Что с ним? — в голосе Луции послышались неподдельное беспокойство, и она села на постели, прикрываясь одеялом от нескромных взглядов охраны.

Нет, так прикидываться нельзя! Девица явно ничего не знает.

— Парня убили ударом ножа в сердце. В кромешной темноте так точно метнуть клинок под силу только профессионалу. Да, Ахилла?

— Откуда я знаю, тренер! Как я могу ответить, если не видела место преступления? Но вам я верю. Мастер — так мастер.

Нарцисс почувствовал, что над ним издеваются, но формально придраться было не к чему, и он, пробормотав витиеватое ругательство, отправился восвояси, забрав с собой вооруженную свиту.

Ахилла прислушалась, дожидаясь, когда затихнет топот ног стражников, а потом поинтересовалась у новой подруги:

— Эй, сенаторша, он хоть стоил того, чтобы мы рисковали своими шкурами?

— Наверно, да, — честно призналась Луция, поражаясь хладнокровию скифянки, которая могла спокойно болтать о пустяках, хотя только что убила человека и чуть сама не попалась с поличным.

— Тогда я спокойна, — пробормотала, непритворно зевая, Ахилла, устраиваясь поудобнее на постели.

Жизнь среди гладиаторов приучила ее к ощущению сиюминутности бытия, и она играла со смертью, как акробат с разъяренным быком. Все же обошлось, чего переживать-то?