Бывшие. Проверка на прочность.

30

Раньше я бы этого ужасно испугалась — вернуться в прошлое. Сейчас настойчиво хотела это сделать. Словно какая-то лавина протеста рвалась наружу, требовала выхода и управляла мной.

Мы приехали в наш старенький двор. Четыре пятиэтажки стоят лицом друг к другу, образовывая закрытую территорию, защищая людей от внешнего мира. За пять лет будто бы ничего и не изменилось: ребятня на качелях, старушки бессменно вздыхают на лавочках, обсуждают последние новости.

Мы останавливаемся практически возле самого подъезда. Егор припарковывает свой джип, следом отец свой жигуленок.

Я в коконе отрешенности и какого-то пока непонятного для меня умиротворения.

Отец не спешит выходить из машины. Смотрит на меня внимательно.

— Мне идти? А то может я это, того… Поеду?

Смотрю на окна многоэтажки. Где-то даже шторы все те же. Время остановилось? Или ждало меня, чтобы вместе пуститься в бег.

— Не надо, пап. Не уезжай, пожалуйста. Мы долго не будем.

— Как скажешь, — вздыхает он и, кажется, расстроенно.

Егор встречает возле подъезда. На мое счастье никто из соседей нам не встретился. Не хотелось бы… Пока я к этому не готова.

Поднимаемся на третий. Задыхаюсь от нахлынувших чувств. Разве это возможно? Будто ничего не изменилось…

Та же дверь. Практически тот же запах в квартире. Мебель. Мой старый плащ на вешалке.

Оборачиваюсь на Егора, смотрю как на сумасшедшего. Понимаю, не только что он его повесил. Плащ выцвел, а значит долго он здесь висит. Все эти пять лет висит…

Егор опускает глаза.

— Прости, Кать. Я не смог.

Провожу по ткани рукой, помят. Ощущение что его слишком часто терзали в руках.

Делаю глубокий вздох. Больно. Но нужно сделать еще один шаг. Я ведь сама так решила, сама этого захотела.

Скидываю перепачканное пальто, иду мыть руки. Следом отец. Возле раковины возникает небольшая толкотня и меня это немного отвлекает, успокаивает.

Егор бежит на кухню ставить чайник, я прохожу в зал. Здесь, слава Богу, можно слегка поиграть в “Найди десять отличий”. Но это скорее всего не колоссальное желание изменить интерьер, а печать холостяцкой жизни. Минимализм. Во всем, даже в уюте. Слева от зала Ликина комната. Туда открыта дверь и я вижу, что и там все, как и прежде. Справа вход в нашу бывшую спальню. И я иду сразу туда. Чтобы переодеться. Чтобы снять с себя мокрое, перепачканное в земле. Егор входит следом.

Я замираю в нерешительности. На тумбочке слева мое фото в красивой рамочке. На нем я уставшая без косметики, сонная и растрепанная.

Фыркаю:

— Лучшего не нашел?

Он улыбается. Молчит. Правильно. Его лесть или слова любви сейчас мне не нужны. Они только спутают все, заклеят одноразовым пластырем мои раны, но это же ненадолго. Егор открывает шкаф. С верхней полки достает огромный вакуумный пакет с моей бережно сложенной одеждой.

Меня начинает трясти. Трясти от этого всего. Это же сумасшествие. Вот эта забота о старом. О том, чего уже не вернуть.

— Зачем? — спрашиваю тихо, надеясь, что он поймет.

Он молчит. Долго смотрит на меня.

— Ты смогла начать все заново, Катя. Я не смог, прости.

А потом он разворачивается и уходит. И я понимаю, что в этом, наверное, есть и моя вина. В том, что Егор остался, буквально застрял в этом прошлом.

Я сбежала, оставив любимого человека с этим всем. Я проявила слабость, имея на это право. Он, как мужчина, на эту слабость прав не имел.

Но как же это все неправильно…