Бывшие. Проверка на прочность.

7

Снова накатывает злость. Кажется, скоро мне опять понадобится помощь психолога.

Чтобы привести себя в чувства, срываюсь и бегу в душ. Горячая, холодная, снова горячая.

Кожа моментально становится упругой, энергия начинает в буквальном смысле бурлить во мне, и плохое настроение уходит прочь.

Я наношу легкий макияж, надеваю прямое теплое платье. Придирчиво осматриваю себя в зеркале. Худа, что, наверное, мне к лицу, черты лица кажутся излишне заостренными, и оттого выражение лица кажется слишком строгим. Улыбаюсь, но увы, не искренне. Я разучилась это делать нормально. Кажется, навсегда.

Накидываю плащ, понимая, что в нем все равно замерзну. На улице сегодня холодно, а тёплую одежду я, увы, на этот случай не приготовила. Обычно на работу меня отвозит муж, домой мы едем тоже вместе, поэтому нигде я не успеваю замерзать. А сегодня придётся перемещаться по городу самой на такси.

Но менять что-то уже слишком поздно. Вызываю автомобиль и выхожу на улицу.

Меня снова охватывает озноб. Списываю это на недосып. В самом деле за три с половиной часа после тяжелой рабочей недели невозможно выспаться. Смотрю на город, который мне так и не стал родным. Пытаюсь отвлечься от тягостных мыслей, но не на что. Возможно, Влад, действительно прав. Мне нужно еще раз родить. Испытать счастье материнства. Перезаписать то, что приносит мне боль…

Аэропорт встречает порывистым ветром. Кутаюсь в плащ и бегу к зданию. Парковка, к сожалению, находится вообще черти где. Поэтому успеваю замерзнуть так, что зуб на зуб не попадает.

Останавливаюсь в фойе, осматриваюсь. Огромный поток людей движется к терминалам и обратно, поэтому встаю у стойки справочной, чтобы никому не мешать. Достаю телефон и читаю смс с номером курьера, которому я должна передать отчет. Перед глазами от слез расплывается имя “Гаранин Егор Авдеевич”. Цифр уже не вижу, прикрываю глаза и пытаюсь восстановить дыхание, но спазм в горле настолько болезненный, что кажется сейчас потеряю сознание. Документы выпадают из рук.

— Девушка, вам плохо?

Оператор за стойкой вскакивает и пытается до меня докричаться, но мне действительно настолько плохо, что я боюсь даже на секунду открыть глаза. Медленно оседаю на пол, но тут меня подхватывают чьи-то сильные руки и с силой прижимают к себе.

Слышу сиплое:

— Боже мой, Катя!