Цена любви

5

Тот концерт в старом сарае Кэра запомнила на всю жизнь. И не только она – Ричард Хэрриот тоже.

Нигде и никогда она не встречала такого сердечного приема. Молодые бойцы чуть с ума не сошли от радости, когда узнали, что к ним пожаловала звезда.

Она пела и танцевала до изнеможения. Ричарду пришлось силой утащить ее со сцены. Когда гремели несмолкающие аплодисменты солдат, по щекам Кэры катились слезы. Не в силах говорить, она лишь протянула к Ричарду руки, и тот едва не прослезился сам.

– Они запомнят этот вечер на всю жизнь! – пробормотал он. – Огромное вам спасибо, что пришли…

– И я никогда не забуду их, – сквозь слезы ответила она.

Он взглянул на часы и поспешно надел берет и шинель.

– Закутайтесь в шубку, моя дорогая, – сказал он. – Вам пора возвращаться в отель. Вы, наверное, валитесь с ног.

И правда, Кэра чувствовала, что все тело ломит от усталости.

– Кажется, я действительно устала, – кивнула она.

Ричард поднес к губам ее руку. На мгновение он забыл о ее кольце с изумрудом.

– Вы отважная девушка, – сказал он. – У меня нет слов, чтобы выразить вам свое восхищение. Мои ребята чувствуют то же самое, и они будут рады отдать жизнь за страну, в которой живут такие девушки, как вы!

От волнения у нее сжалось горло.

– Таких прекрасных слов мне еще никто не говорил! – прошептала она.

Ах, как ей хотелось услышать что-нибудь подобное от Клода!

Теперь им предстояло проделать пятнадцать миль назад. С самого начала стало ясно, что дело дрянь. Дороги обледенели, а на землю опустился густой туман. Стемнело очень быстро. К тому же ужасно похолодало.

Ричард сам сел за руль. Машину кидало из стороны в сторону, и он корил себя за то, что втянул девушку в эту историю. Это из-за него она смертельно устала и продрогла до костей.

Но Кэра не падала духом. Чтобы подбодрить Ричарда, она даже пыталась что-то напевать.

Ричард знал район довольно хорошо. Его подразделение квартировало здесь уже несколько недель. Дорога была очень скользкой, к тому же запружена грузовиками, танками и прочей военной техникой. Фары встречных автомобилей слепили глаза, и Ричард решил срезать дорогу.

К несчастью, туман сгустился еще больше, и очень скоро они безнадежно заблудились. Внезапно на дороге возникла огромная воронка от авиабомбы, и Ричард не успел затормозить.

Укрывшись пологом и прижавшись к спутнику, Кэра продолжала напевать. В следующий момент она почувствовала, что они летят куда-то в пропасть, и услышала отчаянный крик Ричарда: «Боже мой!…» Потом ее оглушило и она потеряла сознание.

Что произошло дальше, Кэра не помнила. Она очнулась на жестком топчане в странном помещении, больше напоминающем кухню. Вокруг нее толпились какие-то люди, а Ричард Хэрриот стоял перед ней на коленях и держал ее за руку. Его голова была забинтована. Толстая француженка поднесла к губам девушки какую-то обжигающую жидкость. Кажется, это был дешевый коньяк. Седой старик что-то бормотал по-французски. Несколько французских ребятишек в ночных рубашках любопытно пялились на Кэру.

Казалось, что все происходит в дурном сне. Ноги затекли. Она хотела пошевелить ими и вскрикнула от боли. Ричард крепко сжал ее руку.

– Кэра, дорогая, как вы себя чувствуете?

– Где я? – простонала она. – Что случилось?

– Я идиот! Даже хуже! – в отчаянии воскликнул он. Его голос тонул в возбужденном гомоне столпившихся французов.

Он рассказал, что въехал в воронку от авиабомбы и автомобиль разбился. Сам он отделался несколькими синяками и до крови поцарапал лоб. Зачем он только решил ехать коротким путем! Нужно было следовать по главной дороге. Когда он вытаскивал ее из разбитого автомобиля, то думал, что она уже мертва. Его сковал ужас. К счастью, неподалеку оказался дом фермера. Нашлись добрые люди, которые предлагали помощь, но сегодня все было напрасно. Здесь отсутствовал телефон, а у фермера были лишь лошадь и телега. До рассвета выезжать фермер не решался. С новой силой повалил снег, и отправиться в пургу было бы настоящим безумием. По-французски Ричард изъяснялся свободно и вынужден был согласиться с аргументами фермера.

В фиолетовых глазах Кэры мелькнуло беспокойство. Она приподняла полог и взглянула на свои ноги. Увидев, что одна из них от лодыжки до колена забинтована, она в ужасе воскликнула:

– Что случилось?… Я ранена?… Не молчите!

Побледневший Ричард понял, что лгать бессмысленно.

– О Боже, – прошептал он, – я бы все отдал, только бы с вами этого не случилось… Когда я принес вас сюда, мадам осмотрела вашу ногу. Она кое-что смыслит в этом и сказала, что…

– Что она сломана? – прошептала Кэра.

– Боюсь, что так, – кивнул он.

У нее перехватило дыхание, и она зажмурилась. Казалось, боль пронзила ее насквозь. Нога сломана!… Какой кошмар! Это значит, что несколько недель, а может быть, и месяцев нельзя и думать о том, чтобы выступать на сцене… Если вообще она когда-нибудь сможет танцевать!

У нее перед глазами возникло красивое лицо Клода. Он усмехался и словно говорил: «Вот видишь, теперь ты действительно «Кэра без Клода»!»

Она простерла к Ричарду руки и в отчаянии зарыдала.

– Кэра! Милая Кэра! – повторял он. – Я бы все отдал, чтобы спасти вас!

Она сжимала его руки и несколько минут безудержно рыдала, уткнувшись лицом в диван.

Молодой человек смотрел на ее прекрасную головку и готов был себя убить. Снова и снова он ругал себя за то, что решил срезать путь. Зачем он вообще уговорил ее на эту поездку? Ему так хотелось порадовать своих людей… Не хуже Кэры он понимал, что значило для нее сломать ногу. Только час назад она кружилась в волшебном танце, а теперь не в силах даже встать… Кроме того, сердце Ричарда разрывалось от любви. До Клода ему сейчас не было никакого дела. Он нежно целовал ее руки и твердил:

– Милая!… Милая!…

Хозяин фермы принес из конюшни фонарь и подвесил на крюк в потолке. Все его семейство, поднятое с постелей, толпилось на кухне и бурно сочувствовало «господину офицеру». Хозяин сообщил, что погода никуда не годится и до утра не станет запрягать лошадь. Тереза, его жена, предложила мадемуазель свою постель. Господин капитан может расположиться на матрасе на кухне. Здесь по крайней мере тепло.

Бледный и потерянный Ричард перевел их слова Кэре.

– Ничего нельзя сделать, – сказал он. – Лучше нам переждать здесь до рассвета. Потом я доберусь до ближайшей воинской части и привезу санитаров.

– Хорошо, – едва слышно ответила девушка и закрыла лицо ладонями.

По ее щекам текли слезы, и она не чувствовала, как Ричард целует ее и бормочет «милая». От ужаса она вообще ничего не чувствовала.

Дальнейшие перспективы были одна кошмарнее другой. Что, если она не только сломала ногу, но у нее еще случится заражение крови? Что, если ногу придется ампутировать?… Кэра пыталась взять себя в руки и выбросить из головы черные мысли. Ведь она не трусиха! Она приехала сюда добровольно – чтобы чем-то помочь армии. Этот перелом – то же самое, что боевое ранение, и она, Кэра, сражается на этой войне, как настоящий солдат. Нельзя допустить, чтобы капитан Хэрриот счел ее неженкой!

Кэра повернулась к Ричарду и храбро улыбнулась.

– Скажите мадам, что я не стану занимать ее постель. Лучше меня вообще не трогать. Пока не придет машина, я полежу здесь. Мне страшно даже пошевелить ногой…

Ричард кивнул. Он объяснил ситуацию мадам, и та выгнала ребятишек из кухни. Потом она принесла Кэре горячего молока, а также несколько одеял.

– Надеюсь, бедная мадемуазель немного согреется, – сказала мадам.

Фермер с одним из сыновей притащил на кухню матрас, который положили перед очагом. Ричард встал и налил себе немного коньяку. У него раскалывалась голова. Но еще больше он переживал за Кэру.

– Вы не против, если я лягу неподалеку от вас? – спросил он.

– Как вам будет угодно, – прошептала она. – Я бы предпочла не оставаться одна…

Через некоторое время весь дом погрузился в тишину, которую час назад нарушил английский капитан. Кэра лежала на диване за ширмой и старалась не думать о будущем. Просто не осмеливалась… А Ричард Хэрриот, устроившись поблизости на топчане, как мог старался ее утешить.

– Бедняжка! – шепнул он. – Нога сильно болит?

– Немного, – ответила она.

– Вы сможете заснуть?

– Попытаюсь.

– Наверное, вы мне никогда не простите, что я втянул вас в эту историю? – вздохнул он.

– Вы не виноваты, Ричард. Это чистая случайность.

На душе у молодого офицера стало немного легче.

– Кэра, – сказал он, – мне бы хотелось, чтобы вы знали, как… много для меня значите! Может быть, другого случая признаться у меня больше не будет. Понимаю, я не должен говорить об этом: ведь у вас есть жених. Но сегодняшняя ночь все перевернула в моей жизни… Мне хочется, чтобы вы знали: я бы с радостью отдал за вас жизнь!… Позволил бы отрезать себе обе ноги, лишь бы вы могли танцевать!

Кэра почувствовала, как у нее вспыхнули щеки. Несмотря на свое плачевное положение, она, как и всякая женщина, была до глубины души тронута подобной искренностью.

Милый, милый Ричард Хэрриот!… Он ей очень нравился, и знать, что он в нее влюблен, было очень приятно. Интересно, что могло произойти между ними, если бы не Клод?… Но в том-то и дело, что мысли о Клоде заслоняли от нее весь остальной мир. Ричард Хэрриот и убогий домик фермера казались сном.

Кэра поблагодарила Ричарда за теплые слова и сказала, чтобы он не терзался на ее счет.

Едва закрыв глаза, она снова погрузилась в воспоминания о Клоде.

В ее воспоминаниях Клод был совсем иным. Не жестоким молодым эгоистом, который отказался ехать с ней во Францию, а чудесным любовником и партнером, с которым ее связывало три года жизни.

В ее памяти живо встали все прелестные подробности их знакомства. На сцене между ними установилось абсолютное взаимопонимание. Они вместе пробились через тернии к славе… Кэра хорошо помнила тот вечер, когда Клод впервые признался ей в любви. Ах, в Клоде было все, о чем только могла мечтать женщина!

Она ничего не забыла. Они вместе выступали в программе, подготовленной специально для его королевского высочества. Кэра исполняла песню Клода под названием «Вся моя жизнь – это ты» и, выйдя на сцену, заученно улыбнулась партнеру. Тот одарил ее ответной улыбкой, и в этот момент между ними возникло нечто большее, чем простая игра. В черных глазах Клода Кэра увидела истинную страсть.

После концерта они поехали ужинать в «Савой», и в машине Клод впервые обнял и поцеловал ее.

– Вся моя жизнь – это ты, – повторил он слова песни. – Сегодня я увидел тебя на сцене и понял, что то, что происходит между нами, не простое партнерство. И я хочу, чтобы однажды ты стала моей женой!…

За окном крестьянского дома мела метель, свистел ветер, а Кэра, превозмогая боль, мечтала о том, чтобы снова возвратиться в тот волшебный вечер. Ей даже стало казаться, что губы Клода касаются ее губ… Ах, каким он был роскошным любовником! Его музыкальные пальцы умели ласкать… А наутро после той ночи он прислал ей букет белых лилий и букет золотистых роз. К цветам была приложена записка: «Ты нежна, как лилия, и прекрасна, как роза!» В знак помолвки они обменялись кольцами. Отныне она решила, что не взглянет ни на какого другого мужчину. Ее судьбой стал Клод.

Впоследствии Клод не раз повторял, что не может жить без нее. И она поверила… Даже недавняя его выходка в Лондоне представлялась ей случайностью – детским капризом, и все из-за того, что она пошла наперекор его желаниям… Между тем ей не следовало забывать, что у него слабое легкое. Глупо было требовать от него воинской доблести. Он музыкант, артист… Он мог одарить мир своими талантами… Теперь, когда Клод узнает о случившемся, его любовь к ней оживет! Обеспокоенный, он тут же примчится к ней через Ла-Манш. Между ними все наладится, и Кэра скажет, что пора наконец пожениться. Медовый месяц будет сплошным волшебством…

Погрузившись в сладостные мечты, Кэра немного успокоилась и, смертельно уставшая, заснула.

Но Ричард не мог сомкнуть глаз. Он прислушивался к каждому скрипу, доносившемуся со стороны топчана; несколько раз поднимался и на цыпочках подходил к ширме, чтобы взглянуть на девушку. «Какой я дурак, что влюбился в чужую невесту, – говорил он себе. – Завтра мы, скорее всего, расстанемся навсегда…»

Наступило утро. Ночной кошмар сменился суровой действительностью. Когда пришла санитарная машина, врач засомневался, кому из них нужна срочная помощь: Кэре, у которой была сломана нога, или бледному как полотно Ричарду, с ужасом взиравшему на страдания своей любимой.

Ричард поехал с Кэрой в госпиталь. Всю дорогу он держал ее за руку. Ноябрьский день был серым и ветреным, тучи висели низко, но снегопад прекратился. Когда Ричард спросил, может ли он чем-то помочь ей, Кэра ответила, что нужно отправить телеграмму в Лондон и сообщить адрес женского госпиталя. Он записал имя и адрес: «Лондон, Беркли-стрит, 14, Клоду де Алрою».

Ричард понимал, что это тот самый человек, в которого была влюблена Кэра. К тому же он был вынужден оставить Кэру в госпитале и вернуться к своим служебным обязанностям. Его ждали в части, где ему придется доложить начальству обо всем случившемся и направить солдат вытаскивать из воронки свою разбитую машину…

Он вытребовал для Кэры небольшую, но отдельную палату. Ей уже дали болеутоляющее, а ее нога была обследована и загипсована.

Он чувствовал, что Кэре очень одиноко и она ужасно напугана. Однако она заставила себя улыбнуться и протянула ему руку.

– Я напишу вам, как мои дела, – пообещала она.

– Бог даст, все обойдется, – сказал он.

– Вы навестите меня, правда?

В его голубых глазах промелькнуло отчаяние.

– Вы знаете, дорогая, что ради вас я готов на все… – прошептал он. – Но ходят слухи, что нас скоро переводят… Наверное, я не смогу приехать… Зато приедет ваш жених, и все будет хорошо.

– Конечно, он приедет, – кивнула она.

Ричард нагнулся, поцеловал ее руку и, отсалютовав, вышел. У него разрывалось сердце. Еще немного, и он бы не поручился за себя. Выше его сил было видеть, как Кэра сквозь слезы пытается изобразить на своем лице храбрую улыбку.

Он телеграфировал Клоду де Арлою, чтобы тот поспешил к Кэре первым же самолетом.

Окруженная французскими врачами и медсестрами, бедняжка Кэра молила Бога о том же.