Глава 14
Рождество, 1810 год
После переполоха Рождество прошло без сюрпризов.
Дабы не допустить повторения утренних событий, почти весь день Натан приглядывал за Джорджи. Если ее арестует местный магистрат, планы пойдут прахом.
Он подумывал запереть ее в покоях, но сие невыполнимо и привлечет ненужное внимание. Зато он отобрал у нее вещи, как утром отобрал отмычки, и заверил, что будет регулярно ее проведывать. В покоях он старался показываться часто и неожиданно, давая тем самым понять, что предугадать его действия невозможно. В остальное же время Натан играл с джентльменами в бильярд. Бильярд он не особенно любил, но игра помогала избегать Дансмора и Осборна, да и гости не замечали, когда он уходит и приходит.
По деревенскому обычаю ужин снова подали в пять часов, дабы слуги раньше ушли отдыхать. За выпивкой Натан перебросился ничего не значащими фразами с Дансмором, а позднее, в то время как джентльмены пили портвейн, с Осборном. Они вели себя так, словно ничего срамного не произошло, однако на лице у Дансмора застыла мрачная гримаса, да и то, как Осборн косился на Натана с едва скрываемым любопытством, нельзя не заметить.
За ужином последовала самая утомительная вечеринка. Леди Дансмор оповестила гостей, что вечер Рождества они проведут вместе. Посему им пришлось играть в комнатные игры. В силу того, что барышни довольно юны и рядом обретались их родители, игры были банальными вроде шарад и «кусающего дракона». Правда, стало чуть веселее, когда в ходе «кусающего дракона» Росс чуть не сжег брови, пытаясь впечатлить мисс Ховард, но все же…
Беда, конечно же, в том, что Натан хотел находиться в другом месте. Его поглощали думы о Джорджи.
Поутру он лежал в постели, наблюдая, как она готовила одежды, наслаждаясь тихими проворными движениями. Чуть погодя он попросил его побрить и блаженствовал от касаний ловких рук. Сдержав слово, Натан смолчал, когда Джорджи оставила его в одиночестве принимать ванну, а перед тем как ее позвать, он натянул нижнее белье, дабы не вгонять ее в краску. В остальном же он делал все, чтобы она его замечала: мешкал с туалетом, в открытую смотрел, часто обращался по имени. Он получал удовольствие от того, как она реагировала на внимание, особенно от поразительного румянца, то приливавшего розовыми волнами к бледной коже, то исчезавшего.
Натан хотел вернуться в опочивальню. Хотел продолжить то, что началось утром. Хотел раскусить эту умную, интригующую, отнюдь не невинную барышню. Натан все думал, что скажет перед сном, когда она будет помогать ему раздеваться, как вовлечет ее в разговор и начнет выведывать тайны. Получится не сразу, но как только он увезет ее в Кемберли, подальше от опасности, станет легче. До отъезда осталось всего ничего. Уж день-другой он сумеет потерпеть.
Едва комнатные игры закончились, собравшуюся компанию усадили на стулья, дабы послушать, как барышни поют и играют на фортепиано. Натан оказался зажат между кряжистым Тоби Марчмонтом и столь же крупной миссис Хэнли. Спасибо леди Дансмор, что не подпускала его к дамам, правда, делалось сие не из добрых побуждений.
Сбежать удалось только в одиннадцать часов. Сославшись на усталость — настоящую усталость, — он склонился над унизанной кольцами рукой леди Дансмор. Дансмор, с настороженным видом стоявший рядом с матушкой, холодно бросил: «Доброй ночи», Натан в ответ учтиво кивнул и удалился.
«Дансмор — чудак», — подумалось Натану по пути к лестнице. Больше всего удивило даже не то, к чему склонен Дансмор, а то, что он шел у сих предпочтений на поводу, да еще и с великолепным Осборном, коего вожделели чуть ли не все мужчины и женщины в светском обществе. Еще поразительнее то, что Осборну интересен Дансмор. Он всегда потешался над консервативностью и напыщенностью Дансмора.
Натана посвятили в позорную тайну. Разумеется, он ни словом не обмолвится о том, что видел. Однако вполне понятно, почему Дансмор насторожился. Оставалось лишь надеяться, что Дансмор и Осборн тоже смолчат о том, за чем, по их мнению, они его застали.
До опочивальни Натан поднимался медленно, несмотря на то что хотелось побежать. В темной комнате полыхал камин, свечи не горели. С зажженной свечой он прошел к гардеробной, тихо постучал и, не дождавшись ответа, осторожно толкнул дверь. Джорджи крепко спала на раскладушке.
Натан воззрился на нее. По-видимому, засыпать она не собиралась, ибо одежды не сняла. Она лежала на животе поверх покрывала, повернув голову вбок. Необыкновенные волосы ярким ореолом разметались по подушке, на фоне коих белоснежное белье тускнело. Он жадно взирал на сие золото.
Он привалился плечом к дверной раме, не сводя с нее глаз. Во время первой беседы она произвела впечатление мирного и спокойного человека. Она умела молчать. Неделями она его сторонилась, прячась на самом виду. Тем не менее что-то его насторожило; он обратил на нее внимание, вопреки ее предусмотрительности, почуял нечто еще до того, как выяснил, что она женщина. А утром он обнаружил кое-что еще: проблеск страсти, скрытый за сдержанной внешностью.
Поцелуи разожгли в нем ту же страсть. Натан хотел опрокинуть ее на кровать и тотчас же взять. Какое восхитительное сочетание — невозмутимость и пылкость! Тянуло разбудить ее, подхватить на руки и продолжить с того места, где они остановились.
Однако, отлепившись от дверной рамы, он принес одеяло и укрыл спавшую Джорджи. Она даже не шелохнулась.
Поутру Джорджи проснулась в одежде. Проклятье. Она уснула, не успев раздеться, и теперь вещи ужасно измяты.
День сегодняшний обещал быть таким же, как день минувший. В Кемберли они уедут лишь завтра. Скорее всего, Харланд опять будет без конца проверять, чтобы она не слонялась по дому.
Какая жалость! Она то и дело думала о кабинете. От опочивальни идти каких-то двадцать метров, но сейчас он недосягаем, как луна. Подмывало разрыдаться, ведь другого шанса сыскать доказательства не выпадет. Вчера несколько раз она порывалась покинуть покои, но стоило набраться смелости, как тут же появлялся Харланд. Здравомыслие подсказывало, что вряд ли в кабинете отыщутся записи о родительском браке. Лили была права. Если дед решил все замять, вполне вероятно, что он уничтожил все найденные доказательства. Еще до приезда сюда Джорджи знала: есть один шанс из тысячи, что она хоть что-то сыщет. Тем паче что опасность никто не отменял. Взлом запертой комнаты — это преступление; кто знает, как поступит Дансмор, если ее поймают.
Джорджи уверилась, что рискнуть не получится и сие очень даже неплохо, как вдруг выяснилось, что возможность все-таки представится. Она завтракала в кухне, а слуги обсуждали, чем сегодня займутся гости. Дансмор поведет молодежь на прогулку по обширной территории, в малой столовой леди Дансмор посплетничает за чаем со взрослыми дамами, мужчины постарше устроят состязание по бильярду. Если Харланд вместе с компанией Дансмора уйдет на прогулку, появится он — и не только он — еще не скоро.
Трапезничая, она составляла план. На их этаже еще три гостя: полковник, миссис Хедли и мистер Ховард. В силу возраста они должны отправиться на прогулку. На этаже оставались только леди Дансмор и сам Дансмор; их комнаты, в том числе кабинет, находились за углом от опочивален Харланда и других гостей. Даже если Хедли и мистер Ховард вдруг вернутся, рядом с кабинетом они не очутятся. Ее смогут обнаружить лишь Дансмор, его мать или кто-нибудь из слуг.
К тому моменту Дансмор уйдет на прогулку с гостями, служанки закончат убирать этаж. Оставалась только леди Дансмор — а зачем ей, собственно, заходить в кабинет?
Чем дольше Джорджи размышляла, тем больше возрастали волнение и страх. Месяцы в доме Харланда, в течение коих она выдавала себя за мужчину, вели к сему последнему шансу. Возможность мала, риски велики. Это страшная игра.
Но сыграть придется.
Вздохнув, Натан поправил платок и сбежал по главной лестнице.
О том, что собирается на прогулку, он Джорджи не предупредил. Пусть держит ухо востро, в любую секунду ждет его в опочивальне. Когда он уходил, она пришивала пуговицу к фраку. Она представляла собой пикантную картину, выполняя домашнюю работу в мужском обличии, склонив голову, позолоченную солнечным светом.
В прихожей скучилась большая компания. Справа, спрятав руки в муфты, хихикали барышни, одетые в элегантные прогулочные платья и капоры. Дансмор и Осборн стояли в центре; печальный Дансмор облачился в серо-черный наряд, а очаровательный Осборн в зелено-коричневый. Чуть поодаль, склонив друг к другу головы, тихо беседовали и смеялись Росс и мисс Ховард. Натан попытался припомнить, когда видел Росса с достойной дамой, но на ум пришло лишь смутное воспоминание о том, как у друга на коленях восседала полуодетая — благо не нагая — блудница.
Времена меняются.
— Все готовы? — справился Дансмор у собравшихся.
Джентльмены подали дамам руки. Осборн быстро поймал миссис Марш, единственную одинокую женщину, которая могла поведать что-нибудь занятное. Дансмор протянул руку мисс Ходж, любимице матушки. Натан же протянул руку младшей сестре мисс Ходж Люсинде. Она ослепительно улыбнулась, а он осклабился в ответ, силясь скрыть смятение. Он несколько раз общался с мисс Люсиндой и как минимум дважды исчерпал ее темы для бесед.
Территория у поместья большая, благоустроенная. Обширный парк за домом постепенно становился менее ухоженным и в итоге превратился в скучные дебри. Маленькие искусственные водопады вели к пещере отшельника.
Они неспешно прогуливались по парку, по вишневому саду с печально голыми деревьями, добрались до дикого сада, на несколько минут остановившись на мосту в китайском стиле, дабы дамы перевели дух. Натан с завистью взирал, как Росс и мисс Ховард веселились, улыбались, сосредоточенно общались, не обращая внимания на остальных.
Как только они снова двинулись в путь, мисс Люсинда взяла Натана под руку, огибая корни деревьев, словно огромные валуны, без умолку болтая о первом сезоне, проведенном в Лондоне. Ей в лучшем случае лет девятнадцать, но представить ее девочкой невозможно. Едва дорожка пошла под уклон, она крепче схватила его за руку, а он подстроился под мелкие медленные шаги.
Сестра Верити в том же возрасте переняла манеру при каждом удобном случае просить помощи у мужчин. В детстве она ничуть не хуже проказливого мальчишки наводила шороху в Кемберли. Казалось бы, только что она стягивала с себя чулки, дабы поймать в реке форель, а миг спустя вдруг заявила, что слишком взрослая для эдаких игр.
«В какой момент девушки меняются? — подумал он. — Становятся женщинами, прекращают бегать, играть, начинают вешаться на мужчин, ступая на гальку?»
Но не все женщины такие. Вспомнилось, как Джорджи прогуливалась с Лили вдоль Серпентина, бежала по тропке, чтобы справить малую нужду, перепрыгнула через забор, дабы подобрать платок…
Воскрешая в памяти эти моменты, Натан ощутил, как его тянут за руку, и уловил крик своей спутницы. Прежде чем он успел отреагировать, Люсинда Ходж плюхнулась на зад.
— Ай! — вскрикнула она.
— Мисс Люсинда! — Он опустился рядом с ней, изображая беспокойство, кое джентльмен обязан выказывать в такой ситуации. — Что стряслось?
Присутствующие столпились вокруг, глядя на них с вежливо-заботливыми лицами.
— Я вывихнула лодыжку, — запричитала она. — Наступила на камень и подвернула ногу. Как же я его не углядела?
Натан унял желание попенять, что, вместо того чтобы трещать о том, с кем она танцевала на балу дебютанток, лучше бы изредка смотрела под ноги.
— Дорогая!
Мисс Ходж пробилась сквозь толпу и рухнула на колени с таким обеспокоенным видом, словно мисс Люсинда была подстрелена Наполеоном, а не подвернула ногу. Она нежно обняла сестру, однако мисс Люсинда слегка подпортила момент, попросив не мять капор. Натан ухватился за возможность и встал.
— Что же делать? Что же делать? — лепетала мисс Ходж.
Натан старался сдержать гнев. Никто из джентльменов не вызвался его спасти, посему он галантно предложил свою кандидатуру:
— Я донесу мисс Люсинду до дома, если вы сопроводите нас, мисс Ходж.
Невинное выражение сошло с ее лица.
— Но… прогулка… — Она обратилась к Дансмору: — Милорд?
Однако Дансмор не собирался упускать шанс избавиться от мисс Ходж.
— Лорд Харланд прав, мисс Ходж. Мне будет не хватать вашего общества, но оставить гостей я не могу. Знаю, вы очень хорошая сестра и не бросите мисс Люсинду в трудную минуту.
Вот и весь сказ.
Натан взял далеко не легкую мисс Люсинду на руки и поплелся к дому, теша себя мыслью, что он вернется в опочивальню — и к Джорджи.
После того как леди и джентльмены отправились на прогулку, Джорджи выждала пятнадцать минут. Она сняла ботинки, спрятала шпильку, найденную во внутреннем кармане, проверила, чтобы в кармашке лежала счастливая монетка. Теперь можно идти.
Несколько минут она прислушивалась, стоя в дверном проеме. Долетали звуки открывавшихся и закрывавшихся дверей, слышался грохот из гостевых опочивален этажом выше, где хлопотали горничные. С этим этажом они уже закончили; еще час назад Джорджи видела, как они собирали инвентарь. Вокруг не раздавалось ни шороха. С колотящимся сердцем и трясущимися руками она босиком припустилась по коридору.
Джорджи мнила, что кабинетная дверь окажется заперта, что несколько жутких минут она повозится со шпилькой, после чего ни с чем возвратится в опочивальню. Она никак не ожидала, что повернет ручку и дверь отворится.
Она вошла в кабинет и закрыла дверь. Сердце сорвалось в галоп, дыхание стало прерывистым.
Комната была обшита панелями из орехового дерева, темно-зеленые занавески закрывали окно почти целиком. Две настенные полки заставили большими учетными книгами в кожаных переплетах. На столе, господствовавшем в комнате, тоже лежали книги, одна из коих открыта.
Джорджи тихонько подошла к столу с шестью ящиками и подергала каждый. Все заперты. Она вынула шпильку и дрожащими пальцами вставила в замочную скважину. Долгие минуты она возилась с замком, пытаясь совместить тонкую проволоку с устройством. Без толку. Ничего она не откроет. Джорджи тщетно крутила шпильку, под платком выступил пот. Как же не хватало отмычек, кои она начала осваивать. Сдавшись, она убрала шпильку в карман.
Далее бюро.
После осечки с ящиками от уверенности не осталось ни следа. Она попытается открыть бюро и снова сядет в лужу. В итоге она уйдет, ослабевшая от страха, обозленная неудачей.
А может, и нет.
Из замочной скважины откидной крышки торчал ключ. На миг Джорджи изумленно на него воззрилась. «Судьба», — подумала она, засим повернула ключ.
По мере того как крышка опускалась, снизу появились деревянные опоры. Крышка, откинутая на опоры, превратилась в рабочий стол, поверхность коего обтянута красной кожей. В бюро лежали пачки, похожие на корреспонденцию. Каждая пачка перевязана лентой или веревкой, к некоторым прикреплены пояснительные записки, к некоторым — нет.
Задеревеневшими пальцами Джорджи перебирала пачки, стараясь их не путать, но сделать сие сложно. Если верить надписям — «Письма от мистера Уикхема насчет земель фермы Халтон, 1807 год»; «Письма от миссис Кельвин насчет Клуба обедневших дворянок», — многие пачки к делу не относились. Сознавая, что время не резиновое, Джорджи приняла надписи на веру и сосредоточилась на других пачках, кои открывала дрожащими руками, негнущимися пальцами боролась с крепкими узлами. Она быстро их просматривала, а выяснив, что интереса они не представляют, складывала и связывала.
Часы на каминной полке громко тикали, действуя на нервы, не давая позабыть о времени. Они били каждые пятнадцать минут. Добравшись до последних пачек, она совсем отчаялась. Больше ничего нет. Весь риск зря. Рано или поздно те, кто отправился на прогулку, в том числе Дансмор и Харланд, вернутся.
Джорджи открыла предпоследнюю пачку с надписью: «От П. 1801–1803». Едва она развязала узел, шесть или семь писем упали на стол. Все адресованы леди Элизабет Дансмор, подписаны одним и тем же мелким аккуратным почерком. Она просмотрела первое письмо от Питера, смекнув, что это нынешний муж леди Дансмор, ее дядя.
Первое письмо было скучным до жути. Второе тоже.
А вот третье нет.
В глаза сразу же бросилась дата: 14 сентября 1802 года. Тогда средь бела дня в пяти минутах ходьбы от «Камелота» карманник зарезал ее мать. Забрав несколько монет и сорвав с шеи маленькую нитку жемчуга, он бросил мать умирать.
Годы спустя, после того как Макс рассказал о родительском браке, Гарри заподозрил, что это очень кстати — напасть на мать на улице всего через несколько дней после смерти кузена Бенджамина, когда выяснилось, что наследство должен получить Гарри.
Джорджи в это верить не хотела. Она перевела глаза с роковой даты на короткую записку, изложенную ниже.
Дорогая Элизабет!
Ты была права. Сегодня ко мне приходила эта женщина.
Я сделал все, о чем мы условились, но когда я попросил никому ни о чем не рассказывать, пока я не пообщаюсь с солиситором, она насторожилась.
Я забеспокоился и послал Монка проследить за ней. Не серчай. Я не верю, что у нее нет документов. Судя по ее словам, нет, но даже если она слукавила, я счел, что молчание гораздо важнее. Впрочем, одно я могу сказать точно: дети ничего не знают.
Я убежден, что опасность миновала. В Бедфордшир вернусь через неделю. Увидимся в следующий четверг.
С любовью,
Питер
Она трижды перечитала текст, поначалу без слез и растерянно, затем с нарастающим ужасом и комом в горле. Джорджи сложила письмо, вместе с остальными перевязала черной хлопковой лентой и убрала в карман.
Она проверила две последние пачки, но не обнаружив ничего любопытного, принялась возвращать все на место. Однако отчего-то все смотрелось иначе.
Кто-нибудь заметит? Джорджи переложила пачки, стараясь воссоздать бедлам. Но чем дольше она возилась, тем больше чудилось, что все не так. Только лишь часы пробили в третий раз, она закрыла бюро. Она и так долго здесь пробыла.
Джорджи приникла ухом к двери, минуту спустя чуть приоткрыла дверь и высунула голову. Коридор пустовал. От облегчения закружилась голова, накатил экстаз.
Она закрыла за собой дверь и быстро пошлепала по коридору, завернув за угол, как раз когда Харланд оказался на верхней ступени с темноволосой женщиной на руках.
Натан обмер. Джорджи тоже. Внешний вид — потрясенное выражение, босые ноги — говорил, что она возвращалась в опочивальню из той части дома, где ей совершенно нечего делать. Она метнула взор на мисс Люсинду — которая, на счастье, разговаривала с сестрой и леди Дансмор, — засим бросилась за угол.
— Я раздосадована случившимся, дорогая, — говорила леди Дансмор. — У вас есть с собой шитье либо книга? Если желаете, я принесу книгу из опочивальни. Несколько романов могут прийтись вам по вкусу.
Черт. Пришлось помешать леди Дансмор ретироваться в опочивальню.
— Мэм, — громко вклинился он, — давайте сначала отнесем мисс Люсинду в покои. У меня руки устали.
Мисс Люсинда укоризненно взглянула на Натана. Произносить подобные слова более чем неблагородно, хотя они были правдивыми, ведь он держал ее на руках уже более двадцати минут. Зато они возымели желаемый эффект. Леди Дансмор буркнула, что согласна, и прошла мимо него, поднимаясь на этаж выше.
Вслед за облаченной в шелк леди Дансмор Натан одолел двадцать ступеней и коридор, где находилась комната мисс Люсинды, молясь Господу, чтобы Джорджи хватило ума без промедлений вернуться в опочивальню.
О чем он вообще думал? Он должен отвести ее к Дансмору, а не оберегать!
Леди Дансмор распахнула дверь и шагнула в комнату. Мисс Ходж последовала за ней. Натан вошел последним и осторожно уложил мисс Люсинду на кровать.
— Благодарю вас, лорд Харланд. Вы очень любезны, — изрекла мисс Люсинда, с наигранной скромностью поправляя длинные юбки.
Натан, пятясь, подавил желание размять затекшие руки.
— Ну что вы. Рад помочь. А теперь, дамы, прошу меня простить.
Он прислонился спиной к двери, отвесил поклон и повернул ручку. Мисс Люсинда улыбнулась, леди Дансмор резко кивнула. Мисс Ходж глядела на него с тоской, ибо выкажет безразличие к здоровью сестры, если намекнет, чтобы он сопроводил ее на прогулку.
В последний раз поклонившись, Натан улизнул. Едва дверь закрылась, он бросился вниз, разминая онемевшие руки. Он направился прямиком в опочивальню, ожидая найти комнату пустой, однако Джорджи была здесь и быстро повернулась к нему лицом. Он захлопнул дверь и шагнул к ней; закипающий гнев сменил ужасный страх, возникший, как только он уразумел, что ее вот-вот поймают.
Он поджал губы, силясь отогнать злость, и дышал через нос. Джорджи смотрела на него настороженными глазами.
— Ты вновь пыталась влезть в кабинет?
— Да, — тихо созналась она.
— На этот раз удалось?
— Да. — Она сглотнула.
— Ты что-нибудь взяла?
Она покачала головой, но он не поверил. Господи, как можно быть таким дурнем? Как можно было вообразить, что она не попытается еще раз?
— Ты обещала, что больше туда не пойдешь.
— Нет. Вы велели не ходить, но я ничего не обещала.
Он злобно выдохнул.
— Я ясно дал понять, чтобы ты туда не совалась! Зачем ты туда ходила? Что ты искала? — повысил он голос.
Она вздрогнула, глядя на него несчастным взором.
— Помоги мне, Джорджи… — Натан смолк, стараясь успокоиться. Он не хотел, чтобы громкий голос привлек внимание. — Назови хоть одну причину, почему я не должен отвести тебя к Дансмору. Насколько я понимаю, ты что-то украла, забрала нечто ценное. А вдруг обвинят другого человека? Возможно, какой-нибудь слуга потеряет место.
— Этого не случится, — молвила она, с воодушевленным видом шагнув к нему. — Признаю, я искала документ, который не принадлежит лорду Дансмору, но ничего не нашла. Клянусь жизнью, я его не нашла!
Он встретил ее искренний взгляд. Как-то не верилось, что спокойные, ясные светло-зеленые глаза что-то скрывали.
— Пожалуйста, — продолжила она, сложив руки в умоляющем жесте. — Если желаете, я покину этот дом немедля. Нет необходимости… — Она смолкла, наткнувшись на молчание. — Вы обещали, что не сдадите меня!
Натан изумленно рассмеялся.
— Ты не подчинилась приказу и еще смеешь напоминать об идиотском обещании? — покачал он головой, сжав руки в кулаки.
— Я не обещала, что не пойду туда.
Он хрипло хохотнул, а она залилась багровым румянцем.
Натан смерил ее долгим взором, не имея понятия, как же поступить. Невероятно злило, что она ослушалась. Но сдавать ее Дансмору не хотелось. Дансмор обратится в магистрат. Ее обвинят в попытке ограбления — серьезном преступлении. Ее осудят. Ему придется давать против нее показания — как-никак он единственный свидетель. В своей надежности она его не убедила, но он почему-то верил. Заявления о невиновности звучали не только искренне, но и возмущенно. Глаза блестели вызывающе и сердито, она воинственно выпятила подбородок. Чутье подсказывало, что она не преступница. Смущало лишь то, что тайны она раскрывать не желала.
— Ты скажешь, что искала?
— Не могу, — с явным сожалением отозвалась она, устремив на него встревоженный взор.
Натан издал какой-то невнятный звук, выражая тем самым разочарование и восхищение. В сей игре ей выпала плохая рука, тем не менее она по глазам догадалась, что он блефует. Она хоть понимала, насколько сильными картами играла? Желание разоблачить, убедить раскрыть тайны стало нестерпимым.
— Больше я тебя одну не оставлю, — произнес он, шагая к колокольчику, дабы вызвать горничную. — Я сошлюсь на мигрень и попрошу принести ужин. Ты, как и полагается преданному камердинеру, меня обслужишь. А утром мы уедем в Кемберли.
Она расслабилась.
— Спасибо.
— Не благодари. Если я узнаю, что ты меня обманула, я достану тебя из-под земли и лично отволоку в магистрат. Я ясно выразился?
— Вполне, милорд, — выдержав паузу, кивнула она.