Девять месяцев

Глава двадцать третья

Всю следующую неделю я ничего не делала, совсем ничего. Ни малейшего усилия, ни одного наброска свадебного торта. Моя квартира превратилась в свалку, а волосы начали походить на мочалку. Я сама себе удивилась, что так буквально выполняла рекомендации врача.

К понедельнику мое давление все еще не нормализовалось, но боль немного ослабла, наверное, благодаря антибиотикам, которые я принимала. Я продолжала соблюдать постельный режим. Мэгги с удовольствием занималась кафе, а я наслаждалась бездельем. В пятницу врач сообщила, что давление почти пришло в норму, чему я была немало удивлена, так как все последнее время ужасно нервничала по поводу возвращения родителей Тома.

В субботу утром я проснулась поздно от звона колоколов на башне аббатства. Выходной день, подумала я, но не для меня. Фиона с Маркусом вернулись из Франции накануне вечером, как сообщила мне Тамсин. Тучи сгустились. Сегодня мне нужно было сказать им правду. Они пригласили Тамсин с близнецами на субботний обед, так что я знала, что вечером они будут дома. Мы с Тамсин тщательно продумали план моего появления. Она должна была захватить пару бутылок вина и к моему приходу привести их в благодушное расположение духа. Но прежде всего мне хотелось разобраться со своими делами. Мне нужно было навести порядок в квартире, подсчитать недельные доходы и, самое главное, принять ванну.

Я помыла полы, пропылесосила ковры и навела порядок в шкафах, потом проверила счета, собрала белье в прачечную и приняла ароматическую ванну. Я сделала все, чтобы отвлечься от мысли о вечернем визите.

К половине третьего у меня не осталось ни одного дела, и я была готова ехать в дом Маркуса. Я медленно катила по улице и перебирала в голове возможные причины, чтобы повернуть домой. Все дорожные знаки искушали повернуть на объездную дорогу; Бристоль, Лондон, Западная магистраль — погода была самая подходящая для прогулки по побережью. Я могла бы просто поехать к своим родителям. Я не видела их уже тысячу лет.

К тому времени, когда я убедила себя в том, что мои родители будут в отчаянии, если я не навещу их прямо сегодня, я уже была в переулке, ведущем прямо к дому Деланчи. Единственное место, где бы я могла развернуться, было прямо в их дворе, но там они непременно заметили бы меня. Я припарковалась за машиной Тамсин и сделала глубокий вдох.

Я постучала деревянным молотком в большую дубовую дверь и посмотрела на окна, не выглянул ли кто; но никого не заметила. Я уже собиралась постучать снова, как дверь открылась. На пороге стояла Фиона, вытирая руки полотенцем. Когда она увидела меня, ее лицо засветилось от радости.

— Холли, какой приятный сюрприз, входи, — она широко распахнула дверь и поцеловала меня в щеку. — Мы как раз моем посуду после ужина. Дома только Маркус и Тамсин, а Саймон ушел в паб с твоей подругой Элис.

Она провела меня через холл в их просторную кухню. Маркус вытирал тарелки, а Тамсин ставила их на полку. Близнецы сидели в одинаковых стульчиках, болтали ножками и наблюдали за своей мамой.

Маркус обернулся и увидел меня:

— Эй, посмотрите, кто пришел! Рад тебя видеть. — Он поставил на стол тарелку и поцеловал меня.

В этот неловкий момент я надеялась, что они сами заметят мой большой живот и избавят меня от важного объявления. К сожалению, удача не хотела улыбаться мне.

— Ну, рассказывай, как ты, — начал Маркус.

— Да вы сами знаете, все дела, дела, — ответила я, немного выпячивая живот. Никакой реакции. Я не была готова к тому, что мне придется самой говорить о своем положении, и не знала, с чего начать. — Вам понравилось на юге Франции? — Я решила потянуть время.

— Да, хотя у нас было не так много времени на осмотр окрестностей. Мы занимались большим проектом; мне нужно было полностью переделать дизайн целого дома. Это был кошмар. Случилось все, что могло случиться. И к тому же у нас было очень мало времени. Сначала даже не верилось, что у нас что-то получится.

— Настоящая нервотрепка, — сказала я сочувственно.

Фиона тяжело вздохнула и закивала:

— Да уж, я не припомню большего стресса. Мы были так рады вернуться домой. Хочешь кофе?

— С удовольствием.

Фиона засуетилась с кружками, а я заметила гримасу на лице Тамсин. Маркус продолжал вытирать тарелки и приветливо мне улыбаться. В какой-то момент он повернулся ко мне спиной, его руки застыли в воздухе, и тут он резко обернулся и уставился на меня. В конце концов он заметил. Он оглядел меня с головы до ног внимательным взглядом и озадаченно посмотрел мне в лицо. Наконец он произнес:

— Холли… прости меня, если я ошибаюсь, но ты случайно не беременна?

Раздался звон, так как Фиона от неожиданности выронила кружку на кафельный пол. Она взглянула на меня широкими от удивления глазами.

— Боже мой, да ты и вправду беременна! — воскликнула она, закрывая рот рукой.

Я закивала, слабо улыбаясь.

— Шесть месяцев, — уточнила я, переводя взгляд с Фионы на Маркуса, пока они подсчитывали в уме.

— Шесть месяцев, — повторила Фиона. — Шесть месяцев, а ты нам ничего не говорила. Почему, черт возьми?

— Фиона, ради бога, позволь ей объяснить, — перебил Маркус.

Фиона замолчала, напряженно думая, потом спросила:

— Это от Тома? Уверена, что да. Я права?

Я снова кивнула и расплакалась.

В тот же миг на меня посыпались вопросы. Маркус придвинул стул и усадил меня, предложив мне бумажный носовой платок.

— Когда ты должна родить? — спросила Фиона.

— Двадцать четвертого июля.

— Но я не понимаю. Том может еще не вернуться к этому времени. Он знает? — Она взяла стул и села напротив меня.

Всхлипывая, я покачала головой:

— Я не знала, пока он не уехал. Это так трудно. Я боюсь его реакции. Я не могу просто позвонить ему по телефону и оглушить. Если бы он был здесь, мы могли бы спокойно все обсудить, но он так далеко, и это все осложняет.

— Дорогая, но мы должны сказать ему, — заключила Фиона. — Он бы захотел знать. Он должен.

Она пристально посмотрела на меня. Маркус присел к нам за стол и поддержал Фиону. Мои руки затряслись, и я вцепилась в кружку.

Фиона продолжала:

— Прости, Холли, но это так неожиданно. Я не знаю, что делать. Я имею в виду, что Том сейчас в Индии. У нас даже нет номера телефона в его гостинице, так как он не бронировал ее заранее. Он собирался пробыть там до двадцать пятого июня, а тебе надо найти его раньше. Он звонил из Индии, но сказал, что связаться почти невозможно, ему нужно было ждать полтора или два часа, пока ему выделят исходящую линию, и он предупредил, что, возможно, больше не свяжется с нами, пока не прилетит в Каир. Я даже не знаю, что можно сделать. — Она посмотрела на Маркуса, ожидая, что он предложит, но тот только беспомощно покачал головой.

— Холли, нужно было сказать нам раньше, мы могли бы помочь тебе связаться с Томом. Теперь очень сложно будет сообщить ему о том, что происходит. Я могу позвонить в Британское консульство и узнать, что они посоветуют, но там обычно не помогают в таких делах. С таким небольшим количеством информации, как у нас, они не пошлют человека на поиски по всему городу. Я знаю, что он сейчас в Бомбее, но это такой огромный город, у нас нет шансов отыскать его.

— Пожалуйста, простите меня, — сказала я тихо, стараясь не смотреть на них. Я чувствовала себя такой эгоисткой. Мне нужно было больше думать об их чувствах и правах Тома как отца. Я не осознавала, насколько важны были эти новости для других. — Я такая идиотка, — я всхлипнула, вытирая слезы платком Маркуса.

Фиона ничего не ответила, она сидела молча, стараясь осознать то, что услышала. От ее молчания мне стало еще хуже. Маркус обнял меня и сказал:

— Сейчас тебе уже не нужно беспокоиться, все позади. Самое главное, что мы теперь все знаем и сможем помочь тебе.

Тамсин, которая все это время старалась быть незаметной, вызвалась приготовить всем кофе и начала подметать с иола осколки.

Мы сидели вокруг большого кофейника и пили горячий кофе. У Фионы было много вопросов ко мне. Хорошо ли протекает беременность? Что сказали мои родители? Не болела ли я? Что я собираюсь делать с кафе? Вопросы сыпались и сыпались, а у меня даже не было ответов на некоторые из них.

— Дело обстоит так, — сказала я, когда Фиона выдохлась. — Я пойму, если Тому не захочется быть отцом. Я не жду от него многого, он все еще слишком молод для таких обязательств, я не буду давить на него.

— Это уже его обязательства, — возразил Маркус смущенно. — Я знаю, что он возьмет это на себя и сделает все, что в его силах.

— И он любит тебя, — добавила Фиона. — Он не оставит тебя одну.

Я кивнула, наблюдая, как капля кофе стекает по стенке моей кружки.

— Я не уверена в этом. Понимаете, наши отношения были такими легкомысленными. Он так часто был в разъездах, что у нас просто не было возможности по-настоящему сблизиться. Мы были скорее хорошими друзьями и никогда не задумывались о будущем.

Фиона посмотрела на меня; я видела, что она очень переживает за меня и в то же время немного разочарована моей неуверенностью в Томе.

— Дай ему шанс, — сказала она, — думаю, он удивит тебя. Он на самом деле очень любит детей, больше, чем многие мужчины его возраста.

Тамсин согласилась:

— Он был так рад, когда я рассказала ему, что жду близнецов. Ему хотелось наблюдать за тем, как они растут.

Фиона пожала мне руку:

— Что бы ни случилось, мы вас поддержим. Я вижу, что ты неплохо справляешься и сама, но если тебе будет хоть что-нибудь нужно, только попроси.

Я улыбнулась ей с благодарностью. Я испытала такое облегчение оттого, что они хорошо восприняли мою новость; похоже, они даже не слишком обиделись, что я не сказала им раньше, и меня радовала их уверенность в реакции Тома. И даже если у нас ничего не получится, мой ребенок не останется без отца. Они были уверены, что Том нас не бросит. Я надеялась, что это не из-за родительской склонности видеть в своих детях только самое лучшее.

Когда я собралась уходить, у меня было легко на душе, что не нужно больше прятаться. Они были так добры. Мне следовало рассказать им раньше. Фиона обещала зайти ко мне в кафе и сообщить, если у них появятся хоть какие-нибудь новости о Томе. Она хотела рассказать ему как можно скорее. Я попросила их попытаться взять его номер, если он сам им позвонит. Мне хотелось рассказать ему самой, чтобы он не почувствовал себя обманутым из-за того, что его так долго держали в неведении, но я согласилась и с тем, что Фиона скажет ему, если не будет другого выхода. Я взяла с них обещание, что они не станут просить его вернуться. Пусть Том сам решает, что ему делать, я не хотела, чтобы из-за меня он отказался от путешествия, о котором так долго мечтал. Они с неохотой согласились, просто не желая меня расстраивать.

Маркус обнял меня, потрепал по волосам, пытаясь поднять мне настроение.

— Внук, вот это да! Конечно, не самый обычный способ, но ведь можно так никогда и не встретить подходящую девушку, — пошутил он. — Хотя я не знаю никого более подходящего на роль мамы для моего внука, кроме тебя.

Я тоже обняла его, обещая держать их в курсе всех событий, и попрощалась.

Тамсин шепнула мне, что позвонит попозже и расскажет, что будет после моего ухода.

Я поехала по дорожке, ведущей от их дома, и, посмотрев в зеркало заднего вида, увидела, как они стоят на крыльце и машут мне вслед. Мне показалось, что, отвернувшись, Маркус с Фионой обменялись беспокойным взглядом, но я не была в этом уверена. Я ехала домой, чувствуя себя усталой и эмоционально опустошенной. Единственное, чего я хотела, это чтобы все это поскорее закончилось или чтобы всего этого никогда не случалось, а все было как прежде. Но я понимала, что как прежде уже не будет никогда.

В среду у меня начинались курсы подготовки к родам. Снова мы сидели полукругом на стульях. Я сидела рядом с Вероникой, похожей на учительницу, и с девушкой по имени Венди. Мы все терпеливо слушали, как акушерка рассказывает нам о родах.

Она держала в руках пластиковую куклу-ребенка и пару гипсовых бедер, показывая, как голова выходит наружу. Когда ребенок полностью вышел, она произнесла драматичным голосом: «И вот ваш малыш родился». Пока она проталкивала ребенка, одно гипсовое бедро разломилось надвое и кусочки упали на пол.

— На самом деле с вашими бедрами такого не может произойти, ха-ха-ха, — засмеялась она, стараясь скрыть смущение. — Уверяю вас, кости и мышцы способны растянуться под размер ребенка. — Она положила наглядные пособия на стол и протерла очки о подол халата. — Теперь, когда я объяснила вам, как все происходит, мне хотелось бы обсудить все страхи, которые вы испытываете в связи с беременностью.

Рядом со сломанным бедром и пластиковым ребенком на столе я заметила кислородный баллон, присоединенный к аппарату искусственного дыхания. Мне было интересно, будут ли нам демонстрировать сегодня его работу.

— Мне кажется, вам лучше спросить о своих страхах сейчас, чем надеяться, что они пройдут сами собой, и жестоко разочароваться в момент родов, — продолжила она. — Вы должны быть готовы к любому повороту событий, хотя подчеркну, что я уверена — у большинства из вас будут самые обычные, классические роды, как из учебника. Итак, кто из вас хочет начать?

Она обвела взглядом группу в поисках добровольца.

Клер, парикмахер по вызову, подняла руку.

— Слушаю вас, дорогая, — улыбнулась ей акушерка, стараясь подбодрить.

— Ну, думаю, больше всего я боюсь, что у меня будут швы, — сказала Клер.

Очевидно, что этот страх испытывало большинство женщин, так как по комнате прошел одобрительный шепоток. Я была удивлена. Я так мало думала о самих родах, скорее об окончательном результате. Мама рассказала мне, что в родах нет ничего страшного, а Тамсин вообще ничего не упоминала об этом, и я подумала, что ей нечего рассказать о родах. Конечно, я не была так наивна, я знала, что будет ужасно больно, но я не предполагала никаких дополнительных трудностей. И уж точно швы не имели к этому никакого отношения.

— Да, раньше разрезы и последующее наложение швов были стандартной процедурой почти для всех перворожающих женщин, — сказала акушерка. — Сейчас популярность такой процедуры уменьшается. Акушерки стараются не делать этого, если только в разрезах нет острой необходимости и не требуется быстро вытащить ребенка, к тому же небольшие разрывы быстрее заживают…

Меня стало немного подташнивать от картинки, возникшей в моем воображении. Я уставилась в пол, стараясь не слушать. Вместо этого я пыталась думать о деревенских женщинах, которые рожали своих детей прямо в полях на сенокосе, подвязывали их к груди и продолжали работу, а потом шли двадцать миль до своей хижины с кувшином воды на голове.

Венди наклонилась во мне и шепнула:

— А я больше всего боюсь обделаться прямо на родовом столе, когда буду тужиться.

Я в ужасе отпрянула от нее.

— Разве такое бывает? — Я была в шоке от одной мысли об этом.

Она закивала со знанием дела:

— Моя невестка — акушерка. Она говорит, что такое происходит все время; они обучены быстро убирать за роженицами и никогда не упоминать о том, что случилось.

Я стала беспокоиться за свое давление и начала глубоко дышать, стараясь расслабиться. Акушерка рассказывала о методе высасывания ребенка по принципу вантуза, как одном из способов облегчения родов, вследствие чего голова ребенка напоминает конус день-два после рождения. Акушерка рассмеялась, а я, как ни пыталась, не могла понять, что в этом смешного. Я стала думать о тех жутких вещах, которые прежде даже не приходили мне в голову. А ведь беседа была направлена на то, чтобы успокоить нас и не позволить кошмарам воплотиться в жизнь.

После, как мне показалось, целой вечности разговоров о кесаревом сечении, искусственно вытащенных детях, щипцах, геморрое и прочих кровавых поворотах событий акушерка объявила перерыв на чай с печеньем.

В ожидании, пока закипит чайник, мы толкались у стола и вежливо поддерживали разговор.

— Отличная идея, — сказала Венди женщине по имени Филиппа, которая повернулась ко мне:

— А ты, Холли? Не хочешь присоединиться к нашей небольшой вечеринке у меня? Это будет в следующую субботу. Я организую все пораньше, скажем, часов в пять, чтобы мои мальчики смогли побыть с нами.

Филиппа была беременной в возрасте, думаю, ей было уже за сорок; несмотря на ее прекрасный макияж и дорогие наряды, было очевидно, что она старше нас всех. Хотя курсы были рассчитаны на женщин, рожающих впервые, у Филиппы уже были дети двенадцати и четырнадцати лет. Ей захотелось освежить воспоминания, так как в акушерстве с тех пор произошло столько изменений. То и дело она выдавала странные комментарии типа: «Боже, в мои дни вы были прикованы к постели на две недели» или «Во время родов мой муж пил бренди в «Ротари-клубе»».

— Было бы замечательно, — ответила я, тронутая тем, что меня пригласили. Наверное, она пригласила всех женщин из группы, но я была все равно рада. Мне не терпелось познакомиться со всеми поближе. Когда курсы закончились и мы стали выходить из кабинета, Филиппа отвела меня в сторону:

— Дорогая, но ты же не станешь проповедовать всю эту вегетарианскую чепуху, хорошо? Мне не хотелось бы, чтобы мои мальчики слышали это.

Я глупо кивнула, слишком смущенная, чтобы спорить с ней.

В день вечеринки в доме Филиппы я решила произвести на всех хорошее впечатление. Я купила новое дорогое платье нежно-голубого цвета, доходящее до самых лодыжек, в котором, как я надеялась, я выглядела элегантно и женственно. Большинство женщин в нашей группе одевались безупречно. Они выглядели сдержанными и чувственными и, кроме того, совершенно спокойными. По сравнению с ними я чувствовала себя молодой и глупой. Мне очень хотелось подойти к их компании — когда ребенок родится, мне будет полезно дружить с кем-то в таком же положении, что и я. Мне были нужны союзники.

Когда я подъехала к дому, я была поражена его размерами. Он стоял посреди зеленой лужайки на вершине холма. Это был элегантный пятиэтажный каменный дом. Сада не было, и ступеньки вели к крыльцу прямо с тротуара. Поднявшись на крыльцо и позвонив, я оглянулась, чтобы насладиться видом. Стоял ясный солнечный день, и все выглядело вдвойне красивее. Можно было видеть весь городок, раскинувшийся внизу, аббатство в центре и Эйвон, сверкающий на солнце, и золотые крыши домов на изогнутых улицах. Над рекой висел большой воздушный шар, и мне захотелось быть там, в этой корзине, и уплыть в ней от всех забот — вместо того чтобы предстать перед этими людьми, чьи голоса и смех доносились из-за закрытых дверей.

Дверь распахнулась, и я увидела подростка, который пробормотал приветствие. Он жестом пригласил меня внутрь и, когда я вошла, исчез за темной лестницей и крикнул:

— Мам, еще один член партии.

— Привет, дорогая, — Филиппа поцеловала меня, не касаясь губами, в обе щеки. — Ты почти последняя. Мы все устроились в саду, сегодня такой прекрасный вечер, что мы решили сделать барбекю. Нет ничего лучше, чем еда, приготовленная на свежем воздухе, не так ли? — И она провела меня через просторный холл к раздвигающимся дверям, ведущим в большой внутренний двор.

Оказавшись в саду, я поняла, что Филиппа пригласила лишь часть нашей группы. Все они собрались на просторной деревянной площадке, одни сидели в садовых креслах, другие толпились у огромного накрытого стола с салатами и закусками. Женщины, сидевшие в ряд, спиной ко мне, в своих разноцветных платьях напоминали цветочный бордюр. Около полудюжины женщин были мне незнакомы, наверное, подруги Филиппы. Она очень серьезно подошла к делу. Запах жареного цыпленка ударил мне в нос, и я увидела, что идея Филиппы о еде на свежем воздухе воплотилась в огромное барбекю размером с обеденный стол. Я засомневалась, что курица, приготовленная в этой печке, по вкусу чем-то отличается от той, что готовится на кухонной плите.

— Итак, прежде чем ты начнешь паниковать: я помню, что ты вегетарианка, и у нас большой выбор не мясных блюд. — Филиппа показала на пирамиду коробок с соевыми бургерами и сосисками и шкворчащие коричневые кружочки на решетке для барбекю рядом с курицей.

— О, не стоило беспокоиться, — сказала я, смущенная их количеством. Я надеялась, что мне не придется съесть все одной.

— Никакого беспокойства, — заверила меня Филиппа. — В любом случае в доме нет красного мяса, только курица и рыба. Во время беременности я не перевариваю красное мясо.

Я подошла к компании, стоящей вокруг стола; некоторые поприветствовали меня. Одна из женщин, которую, по-моему, звали Ингрид, подала мне тарелку. Единственным мужчиной среди нас был, видимо, муж Филиппы, колдующий над барбекю с пивом в руке.

— Дамы, думаю, все готово, — воскликнул он и начал распределять приготовленное по большим сервировочным блюдам.

Я положила себе немного салата, пока Филиппа рассказывала мне о каждом блюде: «Рецепт картофельного салата я привезла из Южной Америки», «Томатный соус — это мой конек. Я никогда не покупаю кетчуп и почти каждую неделю готовлю кастрюльку своего соуса».

Скорее всего, она провела много времени, чтобы приготовить все это, и ей очень хотелось произвести впечатление. Она внимательно смотрела, как я наполняю тарелку, и я поняла, что должна попробовать все. Другая женщина принесла мне тарелку вегетарианских бургеров и сообщила, что сосиски скоро будут готовы. На тарелке было около дюжины котлет вперемешку с салатом и булкой.

— А теперь напитки! — выкрикнула Филиппа, встав у дверей и взмахивая руками, как сигнальщик на посадочной площадке. — Я поставила все вон там. — И она указала на стол, накрытый белой скатертью и украшенный свернутыми салфетками. — Там есть вино, кто не против пропустить стаканчик, и большой выбор соков, а также безалкогольное шампанское. Угощайтесь.

Женщины столпились вокруг стола, наливая в бокалы разноцветные напитки. На столе стояли две открытые бутылки вина, и я с удовольствием выпила бы большой бокал красного, но они были нетронутыми, а мне было неудобно оказаться единственной пьющей на этой вечеринке. Я услышала, как одна женщина сказала: «Я не выпила ни капли алкоголя с той минуты, когда узнала, что беременна». И ее подруга с готовностью согласилась с ней: «Мы с Рупертом пытались зачать два года, и все это время я не притрагивалась к алкоголю».

Мне стало стыдно при мысли о том, сколько выпила я, хотя доктор разрешил мне максимум десять граммов в неделю, но у меня не хватило силы воли отказаться от всех соблазнов, а алкоголь был одной из моих слабостей. Я неохотно налила себе бокал безалкогольного вина и пошла со всеми к столу, где устроилась рядом с Венди.

Все ели.

— По-моему, это здорово, иметь уважительную причину есть за двоих, — сказала Ингрид, похлопывая себя по животу, почти в два раза больше моего. Все согласно закивали и начали рассказывать истории о том, сколько они могут съесть.

— А мне вообще трудно заставить себя хоть что-нибудь проглотить, — призналась я Венди. — У меня начинается расстройство желудка, если я съедаю больше, чем полтоста на завтрак.

— Здорово, — грустно ответила Венди. — Хотела бы я иметь твои проблемы. Я всегда хочу есть и уже набрала три фунта.

Она посмотрела на мою перегруженную тарелку, не понимая, зачем я положила себе столько, если у меня нет аппетита. Я вспыхнула от смущения и стала прислушиваться, о чем говорят остальные женщины, надеясь сменить тему. Все обсуждали, как снова вернуться к работе и найти достойных нянь.

— У меня была замечательная няня из Сингапура, которая присматривала за моими мальчиками, — рассказывала Филиппа. — Когда я поняла, что беременна, я попыталась разыскать ее снова, и оказалось, что она живет по прежнему адресу. С того времени у нее родилось пятеро своих детей. Представляете, пятеро! Моя озабоченность вопросом перенаселения не позволяет мне завести больше троих детей, и я даже чувствую себя эгоисткой из-за того, что у меня их так много.

За столом послышались возгласы одобрения, и все остальные признали, что хотели бы иметь только одного или двоих. Я вспомнила о своем разговоре с Элис, когда мы спорили о том, кто хочет больше детей; Элис поклялась, что не остановится, пока у нее не родится восьмой ребенок. Мне и в голову не приходило, что мы были неполиткорректны.

Муж Филиппы прервал разговор, размахивая тарелкой с чем-то завернутым в серебряную фольгу.

— Форель готова! — крикнул он, ставя блюдо на середину стола. Послышались возгласы восхищения и благодарности. — А которая из вас вегетарианка? — спросил он.

Я помахала рукой.

— Ваши сосиски готовы, мадам, — он поставил передо мной другую тарелку.

— Ты должна сказать, понравилось ли тебе, — сказала мне Филиппа. — Особенно от лица знатока. Я все время искала для своих мальчиков альтернативную белковую пищу. Они так скучают по красному мясу, бедняжки.

— Ну, я, конечно, не смогу съесть все это одна, — сказала я кротко, — так что вам всем придется мне помочь.

Все стали пробовать рыбу, и я поняла, что мне все же нужно попытаться съесть хоть кусочек. Будет ужасно, если останется много вегетарианской еды, а все мясное будет съедено. Я буду выглядеть неблагодарной. Итак, я подцепила кусочек и начала медленно жевать, жалея, что не захватила с собой своего лекарства от расстройства. Врач даже выписал мне рецепт, и я пила прямо из бутылочки, как старый алкоголик виски.

В сад вошла улыбающаяся женщина, одетая почти как Филиппа и с такими же светлыми пшеничными волосами, как у нее. Она взглянула на Филиппу и шепнула: «Он уснул», — и подключила динамик, который держала в руках, к проводу внутренней системы контроля.

— Разрешите представить вам Ивонну, — сказала Филиппа. — Она моя старая школьная подруга, и у нее только что родился ребенок.

Лицо Ивонны засветилось от гордости.

— Маленький Ральф, ему всего три недели, — и она присела к столу.

— Глядя на Ивонну, я вспоминаю счастливые моменты, связанные с рождением ребенка, — улыбнулась Филиппа.

— А можно посмотреть на него? — спросила Венди, сгорая от желания увидеть новорожденного.

— К сожалению, в ближайший час нет, он уснул в машине по дороге сюда, — ответила Ивонна, взяв тарелку и потянувшись за куриным крылышком. — Но я принесу его, как только он проснется, — пообещала она. Это, похоже, всех успокоило.

— Ну, Ивонна, расскажи нам, как прошли роды, — спросила Ингрид, сидевшая напротив нее.

Тут вмешалась Филиппа:

— О, у нее все прошло так легко, что вы просто не поверите. Вот бы всем нам такие роды!

Ивонна засияла еще сильнее и сказала доверительно:

— Это длилось всего полтора часа. Мне пришлось тужиться только три раза! Доктор не мог поверить, что я рожаю в первый раз, я была так спокойна! Никаких обезболивающих, никакого наркоза. Мне хотелось все чувствовать. — Судя по самодовольному лицу Ивонны, было понятно, что она считает легкие роды собственной заслугой. Мне же казалось, что это счастливая случайность, просто так встали звезды.

Венди взглянула на меня и украдкой закатила глаза, я обрадовалась, что не я одна не благоговею перед этой женщиной. Ивонна продолжала хвастаться, рассказывая, какой Ральф умный мальчик, как грудное вскармливание положительно сказалось на ее фигуре и на сколько она похудела.

— Слава богу, я не забеременела немного раньше, — шепнула мне Венди, — если бы эта дамочка оказалась в одной со мной группе, у меня бы началась послеродовая депрессия.

Я усмехнулась, соглашаясь с ней, и приступила ко второму бургеру. Я почувствовала первые признаки расстройства и дискомфорт в животе и попыталась запить съеденное водой, но все равно у меня было ощущение, будто большой кусок теста до отказа заполнил мой желудок. Количество вегетарианской еды вовсе не уменьшилось, и мне было ужасно стыдно за тс расходы, что понесла Филиппа из-за меня одной. Но, обводя взглядом роскошный задний двор, я утешалась тем, что она может себе это позволить. Поблизости не было видно других зданий, а лужайка перед домом превращалась в бескрайнее зеленое поле, уходящее вдаль насколько хватало глаз. Солнце садилось, и тень от зонтика переместилась в сторону. Мне стало жарко, несмотря на вечернее время, начало припекать голову и руки.

— Холли, дорогая, не стесняйся, накладывай себе еще. Я приготовила это специально для тебя, — Филиппа нарушила ход моих мыслей. Она наблюдала за мной, так что мне пришлось положить себе еще пару сосисок. Я начала чувствовать тошноту и стала искать глазами подходящее место на веранде, куда я могла бы тайком выбросить свою еду. Я даже пожалела, что у меня нет карманов.

Разговор перешел на роль мужчины в рождении ребенка, и некоторые женщины стали описывать, как повели бы себя их мужья в этот момент.

— Мой так любит все преувеличивать, — рассказывала одна из них. — Если он поцарапает руку во время игры в регби, он всем своим друзьям скажет, что вывихнул запястье и вынужден носить тугую повязку. У меня могут быть самые легкие в мире роды, а он станет рассказывать всем о лужах крови повсюду и о том, как я была на грани смерти.

В моем животе зловеще заурчало.

Ингрид повернулась ко мне:

— А у тебя, Холли? Твой муж будет присутствовать при родах?

Все замолчали в ожидании забавной истории, которую я должна была им поведать.

— Ну, я надеюсь. Он сейчас за границей, я еще не знаю, — пробормотала я. Все смотрели на меня в недоумении, раздались возгласы: «За границей?» и «Как же ты позволяешь ему уехать в такой важный момент?».

— Филиппа, — позвала я тихо, стараясь привлечь ее внимание, пока остальные клялись, что никуда не отпустят своих благоверных до самого рождения ребенка. Она посмотрела на меня вопросительно. — Скажи, пожалуйста, где у вас туалет? Мне нужно выйти. — Я пыталась выглядеть непринужденно и скрыть подступающую тошноту.

— Конечно, дорогая, он на третьем этаже, первая дверь направо.

Я поблагодарила ее и медленно пошла к дому, но, оказавшись внутри, бросилась бегом вверх по лестнице. Перепрыгивая через две ступеньки, я, наконец, добежала до третьего этажа и оттолкнула от двери в ванную комнату старшего сына Ивонны, который направлялся в душ с полотенцем на поясе.

— Дико извиняюсь, — бросила я, опережая его, — зов природы, я не надолго, — и скользнула внутрь и заперлась.

Я услышала, как он вернулся в свою комнату и с раздражением хлопнул дверью, а сама обреченно упала на колени перед унитазом. Постанывая, я держалась за живот и прощалась с вегетарианскими угощениями, над которыми так потрудилась Филиппа. Слава богу, ванная комната находилась далеко от заднего двора и я могла не беспокоиться, что меня услышат. С каждым новым приступом у меня щипало в глазах и кружилась голова. Я поняла, что мне надо извиниться и уйти, не дожидаясь десерта. Надеюсь, они простят меня за это.

Когда во мне уже ничего не осталось, я, дрожа, поднялась на ноги. Горло горело, в глазах стояли слезы. Все остальные женщины были такими сдержанными, я не могла представить, что такое могло случиться с кем-нибудь из них, даже в их собственном доме. Интересно, черт возьми, как им это удается?

Когда наконец стены перестали плыть у меня перед глазами, я осторожно направилась к раковине. В какой-то момент мне показалось, что меня снова вырвет, но кроме громкой отрыжки ничего не произошло.

Я взглянула на себя в зеркало. Макияж в порядке, я была немного бледна, но в целом ничего не выдавало случившегося. Я прополоскала рот и потом с опаской вышла в коридор; он был пуст. Сын Филиппы снова вышел из комнаты, все еще с полотенцем вокруг пояса.

— Туалет в вашем распоряжении, — прохрипела я и на дрожащих ногах стала спускаться вниз.

Выходя на веранду, я изобразила на лице очаровательную улыбку и подготовилась принести свои извинения за ранний уход.

Когда я вышла в сад, все лица повернулись ко мне, как будто ждали моего появления. Воцарилась полная тишина, все смотрели на меня с различными выражениями неприязни и ужаса. Филиппа отодвинула свою тарелку и выглядела так, будто ей стало плохо, а многие женщины в смущении отвели взгляд или смотрели друг на друга, недоуменно подняв брови. Я смутилась; никто не произносил ни слова, только непонятно откуда доносился звук льющейся воды. Потом послышался голос мальчика, напевавшего песню, и я оглянулась в поисках источника звука. Я заметила динамик, установленный рядом с внутренней контрольной системой. Классическая музыка больше не звучала. И тут я с ужасом поняла, что динамик для наблюдения за новорожденным передавал звуки из ванной комнаты.

Они всё слышали.

Мои ноги подогнулись от ужаса.

— Думаю, мне лучше пойти, я не очень хорошо себя чувствую, — заикаясь, сказала я и, повернувшись на каблуках, заспешила прочь, в безопасное убежище своей машины.