Был Новый год, и я сидела на стуле в кухне Оливера в окружении разноцветных воздушных шаров и чувствовала себя как на детском дне рождении. Я проклинала себя за то, что надела туфли на высоком каблуке и натерла ногу. Сегодня мне потребовалась куча времени, чтобы выбрать наряд, под которым не было бы видно моего живота. Он выглядел так, словно я слишком много съела за рождественским ужином. Мне пришлось надеть платье, которое я купила летом прошлого года специально для похорон моей двоюродной тетушки. До колена длиной и очень свободного кроя, оно напоминало мусорный бак. Я убрала волосы наверх и надела высокие каблуки, стараясь выглядеть стройнее, но все эти усилия не смогли вернуть мне уверенность в этот вечер.
Я крутила плечами, стараясь поправить лифчик, размышляя о том, что бюстгальтеры фирмы «Вондербра» не очень подходят для разбухшей груди беременной женщины. Однажды с восторгом обнаружив, что эти лифчики превосходно сидят на груди даже такого небольшого размера как мой (34В), я накупила их полдюжины и ни разу об этом не пожалела. Но сейчас моя грудь раздулась и болела. Я задумалась, не стоит ли мне купить что-то более практичное и рекомендуемое врачами, например лифчик из воздухопроницаемого брезента с лямками, напоминающими ремни безопасности. В любом случае, зачем расстраиваться, ведь все равно мои шансы вновь почувствовать себя сексуально привлекательной равны нулю?
Я тяжело вздохнула и сделала глоток колы. Большую часть вечера я провела, ерзая на стуле и рассматривая веселящихся, раскрасневшихся от алкоголя и флирта гостей, суетящихся вокруг.
Но хотя я была далеко не так беззаботна, как многие из выпивших гостей, я ощущала определенные преимущества трезвой головы и уверенной походки. Было в этом какое-то самодовольное удовлетворение — полностью контролировать себя, когда остальные уже не в состоянии. Своим видом я старалась показать, что мне не нужно напиваться, чтобы получать удовольствие от вечера. Я строила из себя загадочную женщину, которая выше всей этой банальности. Кого я пыталась обмануть!
Ко мне подбежала возбужденная Мэгги:
— Ну же, подруга, сейчас Новый год, улыбнись!
Я с завистью посмотрела на нее. Она выглядела превосходно. В этом узком платье ее фигура напоминала песочные часы. Каштановая грива ниспадала по спине, она была похожа на секс-богиню, если такая существовала. Она обняла меня за плечи, как это делают только пьяные друзья.
— Смотри, какой сексуальный, — прошептала она, указывая на мужчину, достающего пиво из холодильника. — Вообще-то он компьютерщик, но с такой задницей, как спелый персик, я готова проигнорировать этот недостаток.
— Я думала, ты сейчас с Ноем?
Она со скучающим видом закатила глаза:
— Это было увлечение на одну ночь. Думаю, я готова к новому повороту событий.
— Я все слышала, вертихвостка ты этакая, — к нам приближалась Элис. Она подошла к столу и приготовила себе коктейль. — Вообще-то, когда я помогала Оливеру сегодня украшать дом, я перекинулась парой слов с Ноем. — Она подняла бровь, ожидая, что кто-нибудь спросит ее, о чем они разговаривали. Мэгги зевнула, не отрывая глаз от компьютерщика. Элис не выдержала и продолжила: — Ты ему очень нравишься. Он сказал, что если бы не боялся тебя, то пригласил бы на ужин, хотя ему кажется, что ты не интересуешься ужинами.
— Он совершенно прав, — сказала Мэгги, но, видя неодобрительное выражение моего лица, добавила: — Не понимаю, что плохого в том, что я хочу быть одна. Я еще молода. Мне слишком нравится мой теперешний образ жизни, чтобы взваливать на себя ношу серьезных отношений. Мне не нужен мужчина на всю жизнь. Не хочу всей этой дурацкой семейной жизни и фигни с детьми. Без обид, Хол, — добавила она быстро. — Честно говоря, я хотела бы уметь мечтать о всех этих вещах, но боюсь, что это не для меня.
— Но, по крайней мере, ты можешь быть честной с Ноем, — сказала я, все еще думая о ее реплике про детей. Как она посмела!
Мэг ухмыльнулась:
— Послушайте, мужчины веками ужасно обращались с женщинами. Они гуляли направо и налево, оправдывая себя инстинктами и бредом об охотниках-добытчиках. Не понимаю, почему я не могу взять реванш от лица всех униженных женщин. Что поделать, если я дитя сексуальной революции, женщина нового тысячелетия?
— Судя по разговорам, ты никакая не женщина нового тысячелетия, ты — мужчина далеко за пятьдесят. В тебе нет ничего современного; много лет до тебя женщины рассуждали точно так же. Не понимаю, как под маской постмодернистских убеждений можно обращаться с людьми как с дерьмом. Слабое оправдание примитивной шлюхи. И пол тут ни при чем. Ты кончишь так же, как и твоя мать, пытаясь доказать собственную привлекательность, гуляя со всеми мужиками подряд, так по-настоящему и не узнав ни одного из них. — Едва начав свою речь, я засомневалась, что поступаю правильно, но уже не могла остановиться: слова, как костяшки домино, сами ложились одно на другое.
Пока я говорила, Элис и Мэгги, разинув рты, смотрели на меня — как подростки, впервые увидевшие стриптиз. Потом Мэг выбрала худший вариант — она ничего не ответила. Лишь посмотрела на меня несколько секунд — но мне хватило, чтобы увидеть ее боль, — потом взяла свой бокал и ушла.
Элис озвучила мои мысли:
— Черт побери, ты действительно сказала это!
После получаса безуспешных попыток найти Мэг я пришла к выводу, что она уехала домой. После моей вербальной атаки никто не видел ее.
Я прорывалась сквозь шумную толпу пьяных женщин, играющих в какую-то игру. Две из них стояли, а одна сидела, все выкрикивали что-то бессвязное и ударяли стаканами по столу. Было невозможно не заметить их соблазнительные формы и возбужденные лица. Я ощутила себя старой девой: самая трезвая и консервативно одетая. Но даже если, на мой трезвый взгляд, они выглядели шумными и глупыми, все равно этим вечером я бы хотела быть как они: девчонки, плюющие на окружающий мир и на всю эту чушь «мне-иужен-мужчина-чтобы-чувствовать-себя-по-настоящему-состоявшейся». Я увидела, как Элис машет мне рукой из другой комнаты, и поспешила к ней.
— Никаких следов Мэгги, — сказала я, — а у тебя?
— Ничего. Скорее всего, она взяла такси и поехала домой. Я пыталась дозвониться до нее, но она не снимает трубку. — Она посмотрела на часы: — До Нового года осталось десять минут, и Оливер тоже куда-то пропал.
К нам подошел Ной с бутылкой пива в руках, он выглядел несчастным.
— Кто-нибудь видел Мэгги?
Мы с Элис закатили глаза.
— У нас тут бюро пропавших друзей, — буркнула я. — Ты видел Оливера?
— Уже давно не видел, — ответил Ной, подумав. — Пойдемте, поищем на улице, может, они отправились подышать свежим воздухом.
Мы протиснулись сквозь толпу и вышли на улицу. Какая-то парочка сидела под фонарем и целовалась, но при ближайшем рассмотрении они оказались незнакомыми нам. Мы оглядели улицу во всех направлениях, но безрезультатно. С приближением полуночи вечеринка становилась все более шумной. Казалось, что в тот момент, когда часы бьют двенадцать, человеку необходимо смотреть в глаза своему любимому или, будучи одиноким, находится в окружении таких же одиноких друзей. Есть что-то трагичное в том, чтобы встречать Новый год в одиночестве перед телевизором, или сидя в туалете, или стоя на пустынной улице и слушая удары «Биг-Бена». Мне стало тяжело оттого, что я встречаю полночь вот так: беременная и одинокая, только что разругавшаяся со своей лучшей подругой. Мне необходимо было помириться с ней до того, как закончится этот год. Слишком хотелось быть счастливой в этот момент. Я знала, что Элис тоже хотела бы оказаться в объятиях Оливера в ближайшие три минуты. И было очевидно, что у Ноя такие же романтичные мечты по поводу Мэгги. Отчаяние повисло над нами в эти последние мгновения года.
— Черт, — сказал Ной, пнув ногой переднее колесо разваливающейся машины Шелли. — Я так хотел быть с ней.
Мы с Элис подошли, чтобы поддержать его в эту минуту полного понимания.
Внезапно раздался скрежет. Мы оглянулись и увидели, как машина Шелли скатывается вниз с холма.
— Боже мой, — вскрикнул Ной, устремляясь вслед. Я в ужасе смотрела, как она приближается к новенькой «альфе ромео» Оливера.
— Десять… девять… восемь… семь… — начали отсчет сотни людей в соседних домах и пабах, и две машины столкнулись. Одновременно с последней цифрой отсчета машина Шелли врезалась в передний бампер машины Оливера, сработали подушки безопасности, протестующее завыла сигнализация.
Мы побежали вниз по улице к двум столкнувшимся автомобилям.
— Черт, — сказала Элис, закрывая рот руками при виде вмятины на машине Оливера. — Бедняжка, он так любит свою машину!
— Ля-ля-ля-бум-бум, ля-ля-ля-бум-бум, — пела цепочка пьяных людей, играющих в ручеек, вытекая из двери дома Оливера в парк. — Эй, посмотрите туда! — крикнул человек в истоке ручейка и повернул всю цепочку в нашу сторону.
В этот момент задняя дверца машины Оливера распахнулась и оттуда вывалилась та самая рыжеволосая хохотушка, которая флиртовала с Оливером на его последней вечеринке. Но сейчас она не хохотала, и красными были не только ее волосы. Она одернула свое мини-платье и пробормотала дрожащим голосом:
— Вызовите, пожалуйста, «скорую помощь».
— Что, черт возьми, происходит? — закричала Элис, проталкиваясь к открытой двери.
Я последовала за ней. На заднем сиденье, со спущенными штанами, руками прикрывая пах, сидел Оливер. Он стонал от боли, и струйка крови стекала по его лбу.