— Катя, Катюша, родная.
Его шёпот и руки, ласкающие меня, обжигающие, проникающие в меня, дарящие наслаждение. Я выгибаюсь ему навстречу и чувствую, как он входит в меня, как прижимает к себе. Я чувствую запах его кожи, ощущаю её солоноватый вкус на языке.
— Саша!
Я просыпаюсь от собственного крика. Зубы стучат, тело бьет крупной дрожью. Переворачиваюсь на живот и кричу в подушку, ногтями стягивая простыню. Тело ломит от желания, которое не находит выхода.
— Господи! — шепчу, захлёбываясь слезами. — Ну когда, когда эта пытка закончится!
Прихожу в себя. Встаю и, покачиваясь, иду на кухню. Солнце только начинает окрашивать горизонт жемчужно-розовым светом. Смотрю на часы. Четыре часа утра! Наливаю полный стакан воды и пью большими, жадными глотками.
Первая волна тошноты сбивает меня с ног. Зажимаю рот рукой и несусь в туалет. Одна за другой волны и спазмы. Мне уже стало казаться, что я сейчас все внутренности отправлю в унитаз.
Сползаю по стенке на пол и сижу, запрокинув голову и закрыв глаза.
— Так? Что это было? — мозг со скрипом закрутил колесики.
— Вчерашняя рыба! — вступаю с ним в диалог.
— А, ну ладно, бывай.
— Супер! Алексеева, это уже попахивает шизофренией. — бурчу под нос и пытаюсь встать.
Куда там! Моя голова опять свешивается над фаянсовым другом.
— Отлично! — отползаю от унитаза.
Тело трясёт, в глазах прыгают фиолетовые зайчики. Ловлю себя на мысли: «Странно, почему именно фиолетовые?»
Медленно поднимаюсь и ползу к кровати, чувствуя подступающую тошноту.
Падаю на кровать и глубоко дышу открытым ртом.
— Ну чего? — мозг оживляется и начинает подбрасывать идеи. — А может и не рыба? Ты вчера весь день торчала на берегу, а я говорил, шляпу надень!
— Отстань! — бурчу я.
— Чего отстань-то? А кто вчера пирожки заказывал, и с чем? С мясом! А вдруг оно ещё вчера мяукало? И вообще, мать, может всё проще, и ты стареешь? Давай-ка тонометр купим.
— Ага! И место на кладбище заодно, чего уж там! Хватит чушь нести! Ты еще скажи, что я…
Глаза распахиваются, и я сажусь на кровати с прямой, как шпала, спиной. Нервно пытаясь вспомнить свой цикл.
— Нет, нет, нет. — хватаю телефон и открываю вкладку с календарём своих кровавых преступлений. — Нет! Нет! Нет!
— Упс… Мать, походу, да… — вздыхает мозг.
Падаю на подушки и, не мигая, пялюсь в потолок, на автомате считая светодиоды.
— И приз человеческой глупости мы торжественно вручаем Алексеевой Екатерине Владимировне! — Мозг включает на полный звуки туш, крики и овации.
— Господи, ну за что? Ну что я тебе такого плохого сделала? — шепотом задаю вопрос в никуда.
— А если он узнает? — а это к нам присоединился здравый смысл, который вообще последние два месяца непонятно где шляется.
Меня окатывает ледяной волной липкого страха. Он не простит. Он его заберет! Господи, что делать?
— Может, сначала тесты всё-таки купим? — я прямо увидела, как мой мозг выдувает пузырь бабблгама, как пятнадцатилетний подросток.
— Точно!
Подскакиваю, влезаю в шорты и забиваю в Яндекс ближайшие круглосуточные аптеки и супермаркеты.
Вот оно, в двух минутах ходьбы.
Выбегаю из дома и несусь сломя голову, ощущая опять подступающую тошноту.
Уже через четверть часа сижу, глядя на медленно ползущую стрелку, хотя кого я обманываю. Я знаю уже точно, что я там увижу! Я поняла это ещё тогда! Я знала это! И он сделал для этого всё! Специально! Он привязал меня к себе и теперь уже навсегда! Самыми неразрывными, нерушимыми узами, которые только существуют между мужчиной и женщиной!
— А может, пока не поздно…?
— Заткнись! — кричу я своему отражению. — Даже не говори, даже не думай про это!
Время! Подхожу к тестам. На всех десяти полосках двойная сплошная! Прижимаю руки к животу и поднимаю глаза. Смотрю на свое ошалевшее отражение в зеркале и улыбаюсь. Улыбаюсь. Улыбаюсь.
— Всё будет хорошо, маленький. — шепчу, нежно поглаживая живот. — У нас всё будет хорошо. Только знаешь, что мы с тобой сейчас сделаем?
Подхожу к коробочке со своими украшениями и несу её на кровать. Высыпаю все содержимое и ищу. Ищу его. Ну где же ты? Вот! По телу проходит сладкая дрожь. Мой оберег, моё сокровище. Тонкий золотой браслет с маленькой буквой «А». Непослушными пальцами вожусь с застёжкой и наконец застёгиваю его.
Что ещё? Мама! Надо позвонить маме.
Набираю её номер. Как всегда, со второго гудка.
— Да, Катюша?
— Мама! — почти кричу в трубку. — Мамочка! Ты мне очень, очень нужна! Вот прямо сейчас!
— Солнышко, что случилось?
— Просто прилетай!
— Хорошо, Катюша, в обед буду у тебя.
Я вешаю трубку. Вот так просто!
— Господи, — поднимаю голову, — спасибо тебе, спасибо за всё!
Начинаю кружиться по комнате, раскинув руки.
Тошнота опять подкрадывается незаметно, и я снова в туалете.
— Так, Алексеева, кончай фонтанировать.
Вытираю рот рукой и топаю на кухню. Открываю холодильник. Имбирь, лимон, соль, теплая вода. Бульк. Желудок встал на дыбы и тут же успокоился. Сажусь на кровать с идиотской улыбкой на лице. Так, надо найти клинику с консультацией и сразу же утром туда…
Что это?
Все таблоиды и все ленты новостей пестрили до боли знакомой фамилией. Везде его глаза!
Вглядываюсь в прыгающие буквы.
«Самый громкий развод последнего десятилетия! Сенсация! Одна из самых красивых пар разводится! Александр Савицкий объявил о своем разводе со своей женой Ларисой Трояновой. Чем будет этот развод, и какие отступные придется заплатить Савицкому. И самый главный вопрос. Какую роль во всем этом сыграла таинственная Екатерина, поиски которой продолжаются до сих пор? Одни вопросы и пока никаких ответов».
И фото, сотни, тысячи. Открываю фото, где он стоит с красивой женщиной. Господи! На меня смотрела моя копия! Только огромные льдистые холодные глаза, как у снежной королевы. Сын — мальчик лет десяти — похож на Сашу, как две капли воды. Он кажется мне почему-то очень, очень знакомым. Но нет, всё ускользает, как будто мозг наполовину завешен толстой непроницаемой тканью.
Саша. Его фото, сделанное совсем недавно. Господи, родной, что с тобой случилось? Глаза ввалились. Черты лица стали резкими, губы сжаты в тонкую линию.
— Что случилось? — опять проснулся мозг. — Судя по всему, с ним случилась ты!
— Прости меня. — шепчу я, проводя дрожащими пальцами по экрану. — Прости, но так будет лучше. Прости.
Отключаю телефон и иду на кухню. Наливаю стакан воды и выхожу на террасу.
Рассвет, как всегда, впечатляет. Небо раскрашено во все оттенки розового и голубого с пылью золота и серебра. Море сливается с ним у самого горизонта, создавая иллюзию бесконечности мира. И в этом бесконечном мире есть мы. Я и моя маленькая тайна. Я и мой маленький мир. Кладу руку на живот и встречаю новый день. А по щекам слезы прокладывают соленые дорожки по утраченной любви, по потерянному счастью.
— Катя? Катюша, ну ты где?
— Мама! — выныриваю из сна, протирая ладонями глаза. — Прости, уснула. Как долетела?
Сажусь на кровати и чувствую очередной приступ тошноты. Зажав рукой рот, отправляюсь в уже ставший привычным за сегодняшний день путь до ватерклозета. Мать появляется в дверях. Как всегда великолепна. Волосы собраны в строгий аккуратный пучок, глаза слегка оттенены серыми тенями, на губах нюдовая помада. Неизменный аромат Шанель окутывает ей, как невидимый туман.
— Что с тобой? — в голосе появляется тревога. — Катюша?
— Мамуль. — очередной приступ. — Я сейчас.
Выхожу, меня чуть потряхивает. Она сидит на кровати и смотрит на меня. Она знает, она всё поняла.
— Катя?
Сажусь рядом, обнимаю, утыкаюсь в её грудь и рыдаю. Рыдаю взахлёб, как маленькая девочка. Плечи трясутся.
— Ну что ты, солнышко! Это же прекрасно! — она гладит меня по плечам, целует в макушку и смеется. — Давно мечтала стать бабушкой.
— Мечты сбываются, Газпром. — сквозь слезы бубню я.
— Он знает? — вдруг задает она вопрос.
— Кто? — я отстраняюсь и вытираю мокрые щеки руками, всхлипывая и вздрагивая всем телом.
— Савицкий.
Это не вопрос. Это утверждение. Резко встаю, обхватываю себя руками и подхожу к окну.
— Прости, не понимаю, о чём ты. — резко говорю я.
— Не понимаешь или не хочешь об этом говорить? — смеётся она.
Я чувствую, как она подходит ко мне, обнимает за талию, прижимая к себе, и кладет подбородок на плечо.
— Ты его любишь?
— Мама, давай не будем!
— Хорошо, солнышко. Только ты должна знать, он скоро тебя найдет.
— Он не сможет!
— Катюш, еще пара недель, и он придёт ко мне, и я должна знать, что ему говорить.
— Всё, что угодно, только не правду. Я не хочу его видеть! У него своя жизнь, у меня своя. Я не хочу снова быть «Кровавой невестой». Я не хочу! Не хочу!
Истерика накрывает меня удушливым мокрым покрывалом. Кулаки впечатываются в стекло. Оно разлетается вдребезги, рассекая кожу, сосуды, впиваясь в меня жалами острых осколков.
— Катя!
Мать хватает простынь, перетягивает мои руки и вызывает скорую.
— Срочно! Дочь! Алексеева Екатерина Владимировна, двадцать восемь лет. VIP-палату. Я сейчас свяжусь с Алексеем Григорьевичем. Да! Томилина! Ждем! И чтобы ни одна живая душа.
Звуки сирены раздались практически мгновенно. Меня упаковали в секунду и повезли в частную клинику. Уже через пару часов всё было сделано. Я лежала в отдельной палате, которую охраняли два шкафоподобных амбала.
Гинеколог подтвердила наличие беременности и сказала, что через пару недель, если я останусь тут, поставит меня на учет. Мать посмотрела на меня. Я мотнула головой.
— Она останется. На приём приходить нужно?
— Желательно. — улыбнулась гинеколог. — Мы выберем с Екатериной Владимировной удобное для неё время. Свой личный номер я оставила. Всего хорошего, поправляйтесь.
У матери зазвонил телефон. Она взяла трубку и побледнела.
— Я сейчас, солнышко.
Закрыв экран рукой, она вышла из палаты в коридор. Я прислушалась.
— Да. Слушаю вас. Нет, я не смогу в ближайшее время. Нет, я в отъезде. Не надо приезжать. Молодой человек, это допрос? Нет. Хорошо. Пятнадцатое августа меня устроит. Это ваши проблемы. Всего хорошего.
Мать зашла и села в кресло у окна, задумчиво глядя куда-то в пространство.
— Мама?
— Катя, у тебя времени до пятнадцатого августа- тихо сказала она. — Решай, что ты будешь делать. Мне нужно знать, как поступать дальше. Я тебе говорила, что он тебя найдет.
— Это он? Но как?
— Если такой человек, как он, ставит себе цель, он просто идет к ней, не смотря ни на что. И сейчас его цель — ты.