Джекпот для миллиардера. Создана для тебя (СИ)

Глава 38

Я резко подскочила и рванула к дверям, успев перед его носом ими хлопнуть и провернуть ключ. Облокотилась на них спиной и выдохнула. Прислушалась. Тишина. Вытянула шею, стараясь заглянуть в окно.

— Твою мать! Не видно ни черта! — буркнула я. — На кой ставить зеркальные окна?

Ещё раз прислушалась. Тихо.

— Слушай, Форрест, а ты точно слышала, что он вообще с места-то сдвинулся?

— Здравый смысл, да чтоб тебя! Да я с ним вообще ни в чём не уверена.

— Ммм… Однако. А рванула тогда зачем?

— Ты же сказал, беги.

— Чего это я? Это претензии к мозгу.

— Да отвалите вы от меня оба! Вся эта хрень из-за вас! — буркнула я. — С самого начала!

— Ну и?

— Да не видно ни черта! — на автомате брякнула я, вдыхая его запах и чувствуя, как его тепло окутывает меня.

Его губы обожгли кожу около ключицы.

— Надо же, гад какой! — хмыкнул он. — И в мысли влез, и в душу, и в жизнь, и в тело. Не человек, а инфекция какая-то.

Я развернулась и прижалась к нему всем телом, уткнулась в грудь и рассмеялась.

— Долго дурью маяться будешь, Катерина Владимировна? — он поднял моё лицо за подбородок. — Ты почему такая? Я ведь и по заднице отшлёпать могу!

— А я тебе тогда кайенский перец в боксеры насыплю. — выпалила я.

— Вот так? Серьезно? — он ухмыльнулся. — Логического мышления — ноль, Катюша! Прижав меня к себе обеими руками, он положил подбородок мне на макушку. — Итак, предположим, ты всё-таки выполнила свою угрозу, давай подумаем, где этот перец окажется, ну минут так через десять?

— Сашка! — я хлопнула его по ягодицам. — Ты просто извращенец!

— Да причем здесь извращение, Катюш! — хмыкнул он. — Это самые элементарные знания биологии, физики и химии. Ну вот смотри: биология — это инстинкт продолжения рода, который у нас сейчас находится в самой что ни на есть активной фазе, как у кроликов. Физика — закон трения, о кей, в нашем случае скольжения. — я хихикнула. — И последнее — химия. Ну тут всё совсем просто: экзотермическая реакция перца в щелочной среде.

— Савицкий, вот я сейчас реально в осадке. — хихикая, сказала я. — То есть ты сейчас с умным видом профессора универа рассуждаешь о перце в труселях, да ещё и с фундаментальной научной позиции?

— Катька, заметь, ты начала этот разговор. У меня был совсем другой настрой, но ты меня с него сбила своей таблицей умножения.

Я подняла на него глаза.

— Саш, я никуда не поеду. — сказала тихо, глядя в глаза.

Он вздохнул.

— Пойдем.

Он открыл дверь и за руку завел меня в каюту.

Я огляделась.

— За зеркалом, — он махнул рукой в сторону большого зеркала около кровати. — На случай захвата судна, — хмыкнул он.

Он подошел к бару и достал бутылку коньяка. Плеснул себе в бокал и сел в кресло. Я плюхнулась на кровать, перевернулась на живот и облокотилась на локти, положив подбородок на сплетенные пальцы.

— Кать, — он сидел, опустив голову и перекатывая бокал между ладонями. — У тебя только такой выбор: или Полинезия, или я отправляю тебя к твоему отцу. Ларка не успокоится. Ты уже знаешь, что она летит в Россию. Люди Владимира и мои во всех аэропортах. Ксю следит за нею в режиме нон стоп. Если бы она не была как мы, я бы не волновался. Но…

Он выдохнул.

— Саш…

— Дай я договорю. Мне нужно всё держать под контролем. А ты просто не даешь мне этого сделать. — он поднял голову и посмотрел мне прямо в глаза.

Я увидела страх в глубине его глаз. Страх за меня и отчаяние. Он боялся… чего? Я попыталась прорваться через его запоры, но он покачал головой:

— Не стоит, родная. Я сам скажу. Я не выдержу, если потеряю тебя. В этот раз точно не выдержу.

Я сползла с кровати и подошла к нему. Опустилась на колени и положила голову ему на бедро.

— Хорошо, — тихо сказала я. — Я буду жить у матери и отца. Но…

— Родная, я всегда буду на связи.

— А Саша?

— Он с моей матерью завтра вылетает на острова, и они будут там находиться до тех пор, пока всё не закончится.

— А когда я…?

— Завтра, родная. Я уже позвонил Лопыреву, завтра в шесть утра за тобой приедут его люди. А сейчас ужинать и спать. Дима еще полчаса назад уже отписался, что всё готово. Пойдем, моя хорошая.

Он одним глотком выпил коньяк и встал, поднимая меня с колен. Я заметила, что его пальцы подрагивают.

— Саша…

— Катюш, — он посмотрел мне в глаза, — я обещаю, я клянусь тебе, я сделаю всё, чтобы тебя защитить. Но ты должна мне помочь. Просто находись в безопасности, ты меня поняла?

Он прижал меня к себе, целуя мои волосы.

— Но эта ночь наша? — тихо спросила я.

— До самого утра, родная. — так же тихо ответил он, целуя меня с самой космической нежностью на свете.

— Значит так, Екатерина, пока ты хоть что-нибудь не съешь, в спальню ни ногой. Ты меня услышала? И прекращай это делать!

Он схватил меня за руку, которая, я не виновата, прямиком подкрадывалась к его паху.

Я подняла на него глаза и улыбнулась.

— Не прокатит, лисёныш! — хмыкнул он. — Давай-давай! За маму, за папу!

Я облизнула губы и открыла рот.

Он застонал.

— Вот что ты со мной делаешь? Катька, давай заканчивай! Тебе нужно не только о себе думать, так что вперед!

Я вздохнула и оглядела стол. Подцепила кусок лазаньи и отправила его в рот.

— Ммм!

— А я о чём! Одной любовью сыт не будешь.

Подтянув к себе тарелку, я, мурча от удовольствия, расправлялась с сочной лазаньей, облизывая вилку и собирая по краю тарелки маленькие кусочки нежного рубленного мяса.

Быстро отправив всё в рот, я потянулась. На меня накатывал сон, я словно проваливалась в его теплый кокон, безбожно зевая и щуря глаза.

Прижавшись к Сашке всем телом, я уткнулась носом в его грудь и вдыхала его родной терпкий запах.

Он сидел молча, я слышала его мысли. Они все крутились вокруг меня и моей безопасности. Незаметно для себя я уснула.

Проснулась я, как от толчка. Все мои чувства были обострены. Что-то случилось! Что-то произошло! Я огляделась.

На широкой кровати я была одна! Саши не было! Я встала. Откинула одеяло. Провела рукой по подушке рядом. Холодная! Он даже не ложился! Глянула на часы. Без четверти двенадцать.

И тут я чётко услышала его голос.

— Мне всё равно, во сколько это выльется! Ищите самолет, ищите черные ящики. Мне нужны неопровержимые доказательства или её смерти, или того, что она выжила. Я вылетаю через три часа.

Быстрым шагом зашла в ванную, умылась, завязала волосы в высокий хвост. Забежала в гардероб, выудила джинсы и хлопковую майку. Вытащила из сейфа документы.

— Твою-то мать! Паспорт! — зашипела я, кидая всё во вместительный баул.

Вылетев из гардеробной, осторожно открыла дверь каюты и уперлась носом в Сашкину грудь.

— О-о! — пискнул мозг.

— Катя! Твою мать! — его голос был ледяным. — Что из моего монолога про твою безопасность тебе было непонятно?

Я подняла на него глаза. Таким я его видела только один раз, в том садике около Полена. Его глаза были похожи на черные бездны, в которых не было ничего человеческого. Рот сжат в тонкую полоску. Черты лица заострились.

— Если ты не понимаешь по-хорошему, я прикажу тебя насильно упаковать и отвезти в аэропорт уже сейчас.

— У тебя только один самолет, и ты на нем улетаешь сам. — с вызовом крикнула я.

— Если мне будет нужно, я зафрахтую все до единого борта, стоящие сейчас в аэропорту! Если это послужит хоть какой-то гарантией тому, что твоя задница окажется в безопасном месте! — его голос срывался от еле сдерживаемой ярости.

— Для моей задницы самое безопасное место рядом с тобой!

— Для неё сейчас самое безопасное место — быть от меня как можно дальше! Она ищет меня!

— Зачем? — кричала я, чувствуя ответную волну ярости. — Чтобы затащить тебя в постель? Чтобы ты был с нею? Чтобы ты…

— Не неси чушь!

Он встряхнул меня. Я клацнула зубами и разъярилась ещё больше.

— Не трогай меня, Савицкий! Даже не прикасайся!

Я чувствовала, что меня несёт, но остановиться не было сил. Я перестала контролировать себя полностью, как тогда в машине с Натэллой и в белом «Мерседесе», украшенном разноцветными лентами.

За спиной раздался треск, звук разбитого стекла. Осколок больно впился в ногу. Я почувствовала, как тонкая струйка крови потекла вниз.

— Не смей! Никогда не смей говорить мне, что я должна делать! Я не игрушка! Я сама принимаю решения! Так было всегда! Когда мне удобно, я позволяю всем думать, что я беззащитная! От кого ты собрался меня защищать, Савицкий? — я засмеялась. — Это вас всех нужно от меня защищать!

— Катя!

Я вздрогнула.

На меня словно обрушили ведро ледяной воды.

Он смотрел мне прямо в глаза. Я ощутила себя насекомым в капле жидкой смолы. Он парализовал меня, оглушил. Все чувства, бурлящие во мне, закручивались в воронку, поглощая меня.

Он обхватил мою голову руками и поднял лицо вверх.

— Катюша. Ты моя навсегда, — тихо сказал он.

Весь мой гнев схлынул, и дикое чувство усталости накатило на меня. От падения меня спасло только то, что Сашка подхватил меня на руки. Накатила тошнота.

— Саша… — прошептала я.

— Сейчас, родная.

Он отнес меня в туалет, где меня благополучно вывернуло три раза. Сашка протер влажным полотенцем моё лицо, отнес меня на кровать и влил в меня несусветную гадость, которая, надо отдать ей должное, значительно улучшила моё состояние.

Я оглядела каюту. От зеркала осталась груда осколков, два окна — в паутинку. Стакан на столе расколот надвое.

— Ну ты, мать, отожгла! — присвистнул мозг. — Ещё чутка, и прибила бы своего благоверного.

— Отвали! Без тебя тошно! — буркнула я, ощущая, что мысли становятся тягучими, как густой мёд.

Сознание обволакивало липкой паутиной. Я попробовала поднять руку и пошевелиться. Безуспешно.

— Саша, не надо, — прошептала я, погружаясь в бездну. — Пожалуйста.

Он наклонился и поцеловал меня в висок, провел горячей рукой по волосам и скуле.

— Спи, родная. Я люблю тебя. — тихо сказал он мне на ухо. — Ты моя навсегда. — контрольный выстрел, отключивший моё сознание.

Последнее, что я услышала, был топот ног и холодный Сашин голос:

— Лопырёв, ты отвечаешь за них головой! Не забывай — это моя жена и мой ребенок, а уже потом твоя дочь!