— Марииииночка, — тянет он, — вы не могли бы закрыть дверь, мммм, с той стороны! — рявкает он, не выдерживая напряжения.
Костяшки пальцев, вцепившихся в столешницу, белеют от напряжения. Челюсти сжаты до хруста. Внутри меня бешеная пульсация, я чувствую каждый его выброс. Меня начинает потряхивать от экстаза, адреналина и нелепости ситуации вместе взятых. Смех, булькающий, разрывающий грудь, зарождается где-то в животе и рвется наружу…
— А кофе? — потрясённо выдыхает Маринка, не въезжая в ситуацию.
— Какой на хрен кофе, Марина, — стонет Алекс, — выйди и закрой эту чертову дверь, пока я тебя не прибил.
Не выдерживая больше, Сашка стонет и утыкается носом в мою грудь, зарываясь в неё лицом.
Я бросаю на Маришку строгий взгляд и машу в сторону приёмной. Её глаза распахиваются, щеки становятся бардового цвета, когда до неё наконец дошло, чем занимается её начальница со своим мужем. Она открывает рот и начинает громко дышать, прижимая руку к груди.
— Простите… — шепчет она, — простите, пожалуйста… Уфффф…
Она прикрывает дверь, и нам отчетливо слышится ее бубнеж:
— Ну фффсё! Теперь меня точно на хрен отсюда попрут! Надо же, поймать начальницу за сексом в кабинете! И ладно бы с любовником, такое можно ещё простить. Но чтобы с мужем? Это полный пиздец, дорогие товарищи!
Плечи Алекса начинают подрагивать, я слышу его приглушённый смех и не выдерживаю, откидываю голову и хохочу в голос.
— Катька, — сквозь слезы говорит Алекс, — у меня такое ощущение, что я подросток, и меня только что застала мать, вернувшаяся с работы, за первым сексом в её кровати.
— Почему в её? — смеюсь я, ероша его волосы.
— Да потому что чаще всего так и происходит. Кровать родителей большая и широкая.
— А ты… — вдруг став серьезной, спрашиваю я.
— Нет, родная, — он отводит прядь моих волос с лица. — В моей жизни было всего две женщины: ты и Лариса. Так что для меня быть пойманным такой же первый опыт, как и для тебя. Я приготовил для нас такой шикарный вечер, котёнок, а мы, — опять смеётся, — в кабинете на столе, да ещё и Маринка, будь она не ладна.
— Считай, сюрприз удался.
Сплетаю его пальцы со своими и, поднимая их к губам, бросаю рассеянный взгляд на часы. Двенадцать тридцать. Что? Мать моя женщина! У меня же встреча с Ларисой!
— Саш, — начинаю осторожно вставать, чтобы не дай бог не угваздать его и себя последствиями нашей страсти. — Мне надо ехать, меня ждут.
— Я перенёс твою встречу на завтра, Кать. И пригласил их к нам. Пора завязывать уже со всей этой хренью. Ларка с Женькой всё равно в Москве задержаться месяца на два из-за судов и росписи, да ещё Маньке нужно будет менять документы, так что им торопиться некуда. Сутки ничего кардинально не изменят.
Он приподнял меня и выскользнул из моего лона. Достал из стола упаковку салфеток и быстро привёл и меня, и себя в порядок. На мои возражения я тут же была послана далеко и надолго, так что пришлось смириться и стойко выдержать все процедуры, которые напоминали больше изощрённую ласку, а не гигиену. Его губы скользнули по моим бёдрам. Резко, со свистом выдохнув, он натянул на меня джинсы и застёгнул ремень.
— Мариина! — крикнул он, застёгивая пуговицы на брюках.
— Да, Александр Игоревич? — пискнула Маринка из-за дверей.
— Где обещанный кофе?
Он подходит к окну и распахивает его настежь. Достаёт сигарету и с наслаждением затягивается.
— Секс, кофе, сигарета. Катюш, это, пожалуй, лучший день за последние восемь месяцев. — задумчиво говорит он, глядя в окно.
В дверь постучали.
— Заходи, Марин, — кричу я, стараясь не рассмеяться при виде Маришкиной физиономии, удручённо-виноватой.
— Простите, бога ради, Екатерина Владимировна, — бухтит она, расставляя стаканчики Старбакс, — я и подумать не могла, чтобы вы и Александр Игоревич и тааакооое…
— Да-да, Марин, — хмыкнул Сашка, — мы уже слышали. Секс с мужем в кабинете, по меньшей мере, аморален. Это был доходчивый спич.
— Да ну нееет, — тянет Мариха, краснея как клюква, — я же не то имела в виду. Екатерина Владимировна! Ну я же…
— Иди, Мариш! — машу я рукой. — Не слушай ты его, ради бога.
Маринка тяжело вздыхает и выходит из кабинета.
Сашка разворачивается и смеётся, руки скрещены на груди, голова опущена, глаза блестят из-под бровей. Сейчас он мне до боли в сердце напомнил того подростка, который распекал меня за французские поцелуи и целовал в подъезде, еле сдерживая желание.
— Саш, — срывающимся голосом шепчу я, — я так сильно тебя люблю.
— Катюш.
Он подходит, присаживается на корточки рядом со мной, берет мои ладони в свои крепкие, горячие руки и подносит их к своим губам. Его губы целуют каждый мой пальчик. Малюсенькие мотыльки начинают порхать под моей кожей, вызывая волны желания, раздувая внутренний костер. — Родная, давай сейчас выпьем этот чертовый кофе, и я повезу тебя в наш рай, где мы будем только вдвоём. Ты согласна?
Он спрашивает меня, согласна ли я? Господи, да для меня рай везде, где есть его руки, его глаза, где есть он. — Поехали, Саш. — тихо говорю я, — и к чёрту кофе.
Мы выходим из кабинета, держась за руки, переглядываясь страстными взглядами. — Марин, — поворачиваюсь к дующейся Марихе. — Да поняла я! — машет она рукой. — Вас ни для кого нет до послезавтра. Идите уж, кролики! Сашка обхватывает меня за плечи и шепчет в ухо:- Не баба, а ведьма, Мариха твоя. Смеюсь, обнимая его за талию. — Надеюсь, ты со мной на машине? — он прикусывает мою мочку, блокирует любую попытку ему противостоять и спорить с ним. — Конечно, родной, только с тобой. — А коняшка? — встаёт на дыбы мозг. — Коняшку я тебе обеспечу, — тихо смеётся Алекс, и я встаю как вкопанная. — Когда? — очумевшим голосом спрашиваю я, вылупив на него глаза. — Кать, — смеётся он, — да всегда. С самого начала! Не всегда успевал среагировать на ваши задушевные беседы, но кайфовал от них всегда. У вас занятные тараканы, мадам Савицкая. — Это не тараканы, — цежу я сквозь зубы. — Это Мозг и Здравый смысл. — представляю Алексу своих невидимых собеседников. — Кто? — удивленно спрашивает он, разворачивая меня к себе лицом, придавливая к машине. — Кать, родная моя, ни первого, ни второго я у тебя последнее время не наблюдаю, а вот породистых стасиков полна коробочка. Я стараюсь сделать обиженное лицо. Проваливаю эту непосильную задачу и смеюсь, утыкаясь носом ему в грудь.