ЕЛЕНА
Несмотря ни на что, я действительно чувствую себя так, словно выспалась, впервые с тех пор, как меня похитили. Это еще и сон без сновидений, что приносит облегчение после стольких ночей, полных кошмаров в камерах. Я боялась, что их будет больше, но я спала глубоко и без сновидений, и когда я просыпаюсь от солнечного света, льющегося в окно, я вижу поднос с едой, накрытый крышкой, стоящий в изножье кровати. Через арочный дверной проем, ведущий в другую комнату, я вижу Левина, сидящего на диване спиной ко мне, склонившегося над тем, что, вероятно, является его собственным завтраком.
— Сколько у нас времени до отъезда? — Спрашиваю я, садясь, и он резко поворачивается, глядя на меня из-за спинки дивана. На его лице есть щетина, и она только делает его более привлекательным, подчеркивая резкую линию подбородка. Я чувствую, как дрожь пробегает по мне, когда я вспоминаю прошлую ночь, и мне приходится подавить внезапный прилив возбуждения, который угрожает вызвать прилив крови к моей шее.
— Нам скоро нужно уходить, — говорит Левин, вставая и направляясь к двери. Он переоделся в темно-синие брюки-чинос с манжетами на щиколотках поверх ботинок и угольно-черную рубашку на пуговицах, закатанную до локтей. Он выглядит чертовски великолепно, и я чувствую, как мой желудок сжимается при мысли обо всем, что он мог бы сделать со мной в этой постели, прямо сейчас, если бы мы не спешили.
Если бы он не дал ясно понять, что вообще не планирует делать ничего подобного, кроме того, что необходимо для продолжения нашего спектакля.
— У меня есть время принять душ? Здесь вообще есть другая одежда? — Я оглядываю комнату, и Левин ухмыляется.
— Мне сказали, что обычно покупатели приносят смену одежды для девушек, которых они покупают, чтобы уехать с ними на следующий день. Поэтому я принес кое-что для тебя из дома. — Он подходит к кожаной спортивной сумке, стоящей у комода, наклоняется, чтобы расстегнуть ее. Я вижу мускулистый изгиб его бедер и задницы, когда он это делает, и у меня слегка пересыхает во рту.
Возьми себя в руки, Елена. Он не собирается тебя трахать.
Он встает, протягивая мне то, что принес, — пару темно-синих джинсов и шелковистую черную рубашку без рукавов. — Это твое, верно?
Я киваю.
— Так и есть. Спасибо. У меня есть время принять душ? — Я отчаянно хочу смыть с себя все вчерашнее. Я до сих пор чувствую запах цветочного масла, которым они смазали мои волосы, и это напоминает мне обо всем том ужасном испытании.
— Если поторопишься. Съешь тоже что-нибудь. — Говорит Левин, кивая на поднос. — Не думаю, что ты вчера много ела.
Я этого не делала, в этом он прав. Я все еще не могу вызвать особого аппетита, мой желудок скручивается в узел при мысли о том, как близко мы к тому, чтобы выбраться отсюда, но я знаю, что мне нужно поесть. Никому не будет пользы, если я снова потеряю сознание, когда мы будем пытаться уйти.
— Я буду в другой комнате, — наконец говорит Левин, немного неловко отходя от кровати. — Если я тебе понадоблюсь.
Его взгляд скользит по мне один раз, мельком, а затем он резко разворачивается и уходит.
Он услышал меня прошлой ночью. Должно быть, услышал. Дрожь, наполовину от смущения, наполовину от возбуждения, пробегает по моей спине, когда я снимаю крышку с подноса и беру кусочек тоста с джемом. Я не смогу много есть, но, вероятно, смогу с этим справиться.
После одного тоста и нескольких кусочков яичницы я встаю с постели. Я не могу снять платье достаточно быстро и, стягивая его через голову, бросаю взгляд в сторону другой комнаты, наполовину надеясь, что Левин оглянется и увидит меня обнаженной… чисто случайно, конечно. Но он твердо стоит ко мне спиной, почти наверняка потому, что знает, что я раздеваюсь.
Я ему интересна или нет? И если да, то почему с ним так сложно?
Прошлой ночью, внизу, я поняла. Он не хотел, чтобы я чувствовала себя принужденной. И я немного испугалась, когда подумала, что, оказавшись наверху, он имел в виду, что должен лишить меня девственности, чтобы мы преуспели в нашем плане. Но когда-то я поняла, что он имел в виду не это… Я была немного разочарована. Я не хотела, чтобы меня принуждали к этому в силу обстоятельств, но, когда это больше не было чьим-либо выбором, кроме моего и его, я поймала себя на том, что хочу, чтобы это произошло. А потом, когда он поцеловал меня…
Как кто-то может так целоваться и не хотеть продолжения?
За исключением того, что он ублажал себя в ванной, как я подозреваю. Он хотел меня и ушел.
А почему бы и нет? Я — его работа, а не девушка. Даже не секс на одну ночь. Возможно, я ему нравлюсь, но он, вероятно, отделяет бизнес от удовольствия. Мне нужно смириться с этим.
Я вздыхаю, включая душ. В любом случае, я не собираюсь оставаться рядом с ним надолго. Как только мы окажемся вдали от базы Диего, мы направимся прямо в ангар, чтобы сесть на самолет до Бостона. Один перелет, и я буду в Штатах, направляясь в дом моей сестры, где она живет с Найлом. Левин больше не будет частью моей жизни.
Что и к лучшему.
У меня есть два варианта, как только я окажусь в Бостоне. Я ожидаю, что я подожду, пока проблема с картелем Гонсалеса не будет решена и я смогу безопасно вернуться домой. К этому моменту мой отец устроит мне свадьбу, как он всегда и хотел, если бы Диего не стал проблемой. Или, я останусь в Бостоне со своей сестрой и начну новую жизнь. Поступлю в колледж. Встречу кого-нибудь, как любая другая девушка. Но я всегда буду только с частью своей семьи, в месте, которое на самом деле не является моим домом.
Если я вернусь сюда, я действительно думаю, что мой отец сможет найти мне пару? После того, как меня выставили на аукцион? Никто не поверит, что я все еще девственница. Мне будет за двадцать, и моя девственность будет под вопросом. Это не приз для любой другой семьи.
Я ненавижу голос, шепчущий в моей голове, но я знаю, что это так. Я сердито тру свою кожу, на глаза наворачиваются слезы от осознания того, что даже если я вернусь домой, все уже никогда не будет так, как было когда-то. И если я останусь в Бостоне, все тоже будет по-другому.
Дело не в том, что я хотела выйти замуж за кого-то, кого не знала, почти наверняка не хотела бы и, вероятно, не любила бы. Но я не злилась и не обижалась на это так, как Изабелла. Так все и было. И это порадовало бы моих родителей. Удержало бы меня рядом с семьей. Гарантировало бы хорошее и знакомое будущее.
Я часами читала о любви и приключениях в книгах. Но представить, что это происходит в реальности, ужасающая перспектива, с которой я не уверена, что готова столкнуться.
Раздается стук в дверь, заставляющий меня вздрогнуть.
— Елена? Нам скоро нужно идти. — Доносится голос Левина с намеком на срочность. — Я не хочу больше ждать.
Страх пробегает у меня по спине, когда я задаюсь вопросом, есть ли у него причина для спешки, помимо простого желания уйти, и я выключаю воду.
— Пять минут! — Кричу я, быстро вытираясь полотенцем и тянусь за одеждой. Под рубашку заправлены трусики и лифчик, и я чувствую, как мои щеки снова заливаются румянцем при мысли о моих трусиках в вещах Левина. Приятно снова быть в своей одежде. Я провожу расческой по волосам, выхожу в спальню и вижу Левина, который ждет меня с озабоченным выражением лица.
— Все в порядке? — Я чувствую, как у меня в животе сжимаются узлы беспокойства. — Что случилось?
— Пока ничего, — кратко отвечает Левин. — Но остальная часть особняка начинает просыпаться, и я хотел бы уйти, пока вокруг не собралось слишком много людей. Я бы особенно предпочел больше не разговаривать с Диего, если это вообще возможно. — Он бросает на меня взгляд. — Постарайся выглядеть так, как будто у тебя была…долгая ночь.
Та, что тебе не особенно понравилась. Я улавливаю подтекст того, что он говорит, без необходимости уточнять, и киваю.
— Тогда пошли.
Его сумка уже застегнута и стоит у двери. Он тянется за ней, затем, поколебавшись, протягивает мне.
— Я бы, наверное, попросил тебя нести ее, — говорит он несколько неохотно, как будто ему не нравится это говорить. — В любом случае, это освободит мои руки.
Я начинаю спрашивать, для чего, а потом вижу, что его рубашка сдвинута на спине и там что-то спрятано. Я знаю, не спрашивая, что это. На самом деле, я чувствую себя лучше, зная, что он вооружен.
Я слышу шум просыпающегося дома, когда мы направляемся к лестнице. Внизу уже толпятся гости, рядом с ними девушки, выглядящие измученными. У одной из них, брюнетки, имени которой я не помню, синяки на подбородке и горле. Я вынуждена отвести взгляд, чувствуя, как ноющее чувство вины сжимает мою грудь. Я отправляюсь в безопасное место. Она, вероятно, никогда больше не почувствует себя в безопасности.
Это кажется несправедливым.
Я хотела бы попросить Левина освободить их всех, но я знаю, что он не может. Более того, из того, что я знаю о нем до сих пор, я думаю, что он хотел бы это сделать. Я думаю, что его, вероятно, тоже гложет изнутри то, что он не может. И я знаю, было бы несправедливо причинять ему боль, прося о чем-то, чего он, как он знает, не сможет сделать.
Мы уже почти у двери, когда голос позади нас произносит с совершенной ясностью и удивлением:
— Левин Волков?
Я чувствую, как Левин напрягается рядом со мной, на секунду замирая. Его рука сжимает мою руку, и на мгновение мне кажется, что мы просто продолжим идти. Что он проигнорирует это, и мы уберемся отсюда.
— Левин! — Голос раздается снова, и я вижу, как у Левина сжимаются челюсти.
— Вы обратились не к тому человеку, — тихо говорит он, и именно тогда я слышу последний голос в мире, который я когда-либо хотела бы услышать снова.
— Это, конечно, не то имя, которое ты мне дал, — говорит Диего, его голос звучит резко и хрипло на фоне легкого шума разговоров в комнате. — Но мне было бы очень интересно узнать, что здесь делает Левин Волков, особенно с дочерью Рикардо Сантьяго.
Левин медленно поворачивается, его челюсть сжата.
— Я не знаю, о чем думает этот человек, но…
Мужчина, который заговорил первым, это не тот, кого я видела вчера. Я вижу девушку, стоящую рядом с ним, и смутно вспоминаю, что кто-то купил ее на аукционе для человека, который делал свои ставки удаленно. Я понимаю, что он, должно быть, приехал за ней сегодня, и чувствую, что могу снова упасть в обморок от осознания того, что мы были так близки к тому, чтобы уйти.
Если бы я не принимала душ, если бы мы ушли раньше…
— Я уверен, что это ты. Мы работали вместе в Мюнхене. Помнишь…
— Что ж, я думаю, этот разговор стоит продолжить в другом месте, — говорит Диего, выходя вперед. — Джентльмены…
— Мне нужно быть в другом месте, — резко говорит Левин. — И нет времени заниматься подобной ерундой. Я ухожу сейчас.
— Нет, ты этого не сделаешь, — огрызается Диего. — Это можно уладить, но я не позволю тебе уехать с Еленой Сантьяго, чтобы отвезти ее обратно к отцу, если ты Волков. Мои охранники будут присматривать за ней, пока мы не закончим наш разговор.
Я вижу момент, когда лицо Левина каменеет, когда он понимает, что выхода из этого нет. В этот момент двое людей Диего делают шаг к нему, а еще трое ко мне, и его рука движется так быстро, что на мгновение все становится размытым пятном.
— Не двигайся, блядь, — рычит он, направляя пистолет прямо на Диего. — Елена, выйди на улицу.
— Не выпускайте ее! — Диего огрызается, и палец Левина дергается на спусковом крючке.
— Схватишь ее, и я стреляю. Ты можешь приказать своим людям убить меня, но ты будешь мертв прежде, чем я упаду на пол. Если ты знаешь мое имя, значит, ты знаешь, кто я, и ты знаешь, что это правда. Так что отвали на хуй и убери от нее своих людей. — Он не моргает, его взгляд прикован к лицу Диего. — Елена, уходи!
Я не колеблюсь. Я верю ему. Я точно не знаю, что он имеет в виду, говоря о том, кто он такой, но он пережил нападение на мой дом, и он добрался сюда, чтобы купить меня с аукциона, и прямо сейчас в мире нет никого, кому я с большей вероятностью доверила бы свою жизнь. Поэтому я поворачиваюсь и бегу к двери, уверенная, что в любой момент почувствую, как чьи-то руки схватят меня и потащат назад. Но они этого не делают.
Я выбегаю во двор, только чтобы увидеть еще больше людей Диего вокруг ожидающих машин, которые смотрят на меня с мгновенным подозрением. А почему бы и нет? По сути, это выглядит так, как будто одна из выставленных на аукцион девушек пытается сбежать, и я полагаю, что в некотором смысле так оно и есть.
— Справа от тебя! Мотоцикл. Вперед, Елена!
Я слышу голос Левина позади себя, а затем выстрел, и еще один, когда я убегаю, бросаясь к мотоциклу, который, как я вижу, припаркован в конце того места, где ждут машины. Я слышу шаги позади себя и, моля бога, чтобы это был Левин, спешу к ожидающему меня байку.
— Садись за мной! — Левин мгновенно оказывается на мотоцикле, заводит его и резко поворачивает, стреляя справа от меня. Мимо меня просвистела пуля, и я закричала, когда он схватил меня за руку, помогая забраться на заднюю часть мотоцикла. — Держись за мою талию и не отпускай! — Кричит он, а затем взревел двигатель, и он включил передачу.
Я никогда раньше не ездила на мотоцикле. Я изо всех сил цепляюсь за талию Левина, именно так, как он сказал, моя щека прижимается к его спине, когда он мчится через территорию комплекса, пыль густым, удушающим облаком летит вокруг нас. Я слышу крики Диего откуда-то и еще выстрелы, но пыль делает нас более трудной мишенью, когда Левин мчится к воротам комплекса.
Они начинают закрываться. Он жмет на газ, держась одной рукой, а другой целится в охранников, закрывающих ворота. Два выстрела, и они оба мертвы, падают в грязь, когда мы пролетаем через закрывающуюся брешь, и я слышу звук закрывающейся двери позади нас.
— Мы еще не вернулись домой! — Кричит Левин, перекрикивая шум двигателя. — Пригни голову! Они пойдут за нами.
В считанные минуты становится очевидно, насколько он прав. Мы еще даже не выехали на главную дорогу, как я слышу рев двигателей позади нас. Я поворачиваю голову и вижу две машины и три мотоцикла, которые едут по дороге позади нас, вокруг них клубится пыль.
— Их слишком много! — Кричу я Левину, в моем голосе слышна паника, и я чувствую раскаты его смеха, когда он каким-то образом разгоняет мотоцикл еще быстрее.
— У меня были шансы и похуже! — Кричит он, а затем тоже наклоняется вперед, и я теряюсь в смешанном чувстве ужаса и трепета, когда он выезжает боком на главную дорогу, ведя мотоцикл вперед на максимальной скорости, пытаясь держаться вне досягаемости людей Диего, следующих за нами.
Почему это происходит? Такой никогда не должна была быть моя жизнь. У меня такое чувство, что я, должно быть, погибла во время нападения. Все, что произошло за последние несколько дней, все, что происходит сейчас, это какая-то странная, лихорадочная активность моего мозга в последнюю минуту, выдумывающая приключение, которое никогда не могло произойти в реальной жизни… Пока мимо нас не проносятся новые кадры, и я вдруг снова очень сильно убеждаюсь, что это на самом деле реально.
— Ты можешь ехать быстрее? — Кричу я Левину, но не думаю, что он меня слышит. Я также не уверена, что он может. Мотоцикл летит со скоростью, которую я нахожу абсолютно ужасающей, и я уверена, что в любой момент мы можем упасть. Если мы это сделаем, я знаю, что мы этого не переживем. Я могу представить, что произойдет, если моя кожа ударится об асфальт на такой скорости, и это слишком ужасно, чтобы долго размышлять.
Они догоняют нас. Я слышу, как звуки приближаются, пули летят быстрее, и я прижимаюсь лицом к спине Левина, ожидая момента, когда почувствую, как одна из них попадает в меня. Он виляет на мотоцикле двигаясь взад-вперед, и когда дорога поворачивает, он наклоняет его так далеко в сторону, что я думаю, меня сейчас стошнит от того, как близко к нам дорога. Но это того стоит, потому что краем глаза я вижу, как два других мотоцикла разворачиваются, пытаясь пройти крутой поворот, и врезаются в асфальт, когда машины и оставшийся мотоцикл пытаются объехать его.
Еще один грохот выстрелов, и я крепко закрываю глаза, прижимаясь к Левину. Я пытаюсь сосредоточиться на чем угодно, кроме происходящего, страха, пробирающего меня до костей, очень реальной возможности того, что я могу умереть в любую секунду. Я сосредотачиваюсь на ощущении прикосновения его рубашки к моей щеке, аромате его кожи и одеколона, обжигающем ветре, хлещущем по моему лицу. Все, что угодно, лишь бы не думать о том, как мы близки к полному уничтожению.
— Я попытаюсь оторваться от них! — Кричит Левин, его голос едва доносится до моих ушей, поскольку ветер проносит его мимо. Когда я вижу, что рядом с нами появляется каньон, он внезапно сворачивает с дороги и летит вниз по каменистой почве.
Я уверена, что мы потерпим крах. Я сдерживаю крик, когда мотоцикл раскачивается, и я слышу рев единственного оставшегося мотоцикла от преследующего нас Диего, и звуки новых выстрелов, и я чувствую слабость от ужаса.
Я совсем не так представляла себе сегодняшнее утро.
Мы почти в конце каньона, когда я слышу, как Левин кричит:
— Наклоняйся, Елена!
Я подчиняюсь ему почти автоматически, мое тело движется прежде, чем я даже осознаю, что я ему сказала, и я наклоняюсь в сторону, когда он поворачивается, стреляя поверх моей головы. Раз, два, три, и я слышу визг мотоцикла позади нас и грохот от его столкновения, и я уверена, что тот, кто был на нем, больше не будет преследовать нас.
— У тебя отлично получается! — Кричит он. — Потерпи еще немного, и мы сможем остановиться!
Кажется, что прошло чуть больше часа. Я все время напряжена, ожидая, что снова услышу шум машин позади нас, цепляясь за Левина мертвой хваткой. Когда мы сворачиваем на главную дорогу первого города, который мы видим, выезжая из каньона, Левин притормаживает мотоцикл, и я чуть отпускаю его талию, пытаясь отдышаться.
— Мы можем остановиться? — Спрашиваю я, когда он заезжает на место за баром, заглушая двигатель.
— Ненадолго. — Он вытирает лоб тыльной стороной ладони. — Мы нигде не можем остановиться на ночь. Нам нужно добраться до самолетного ангара. Однако я хочу немного подождать, посмотреть, нет ли хваста.
— А если есть?
— Тогда это будет адская поездка.
Мой желудок сжимается от беспокойства. Я сижу, застыв на заднем сиденье мотоцикла, чувствуя себя совершенно потерянной. Я не знаю, что с этим делать, и я просто полагаюсь на Левина, который доставит меня туда, куда мне нужно, чтобы быть в безопасности, и буду делать то, что он мне скажет. Это заставляет меня чувствовать себя беспомощной, и мне это не нравится.
— Блядь, — внезапно говорит он, снова заводя мотоцикл, и я открываю рот, чтобы спросить его, что происходит за секунду до того, как вижу, как две машины, следовавшие за нами, сворачивают в оба конца переулка, на котором мы припаркованы, почти полностью загораживая нам дорогу.
— Сдавайся, Волков! — Кричит один из мужчин, выходя из машины и направляя пистолет на Левина. — Возьмите ее, — добавляет он, указывая на меня, и двое мужчин выходят вперед.
— Даже не думайте об этом, блядь! — Левин огрызается, его оружие нацелено, когда он всаживает в него еще один патрон. На короткую секунду мне кажется, что он справился, и затем я чувствую руки на себе сзади, стаскивающие меня с мотоцикла.
Люди из другой машины подкрались ко мне, пока Левин отвлекся.
Я кричу, когда они начинают тащить меня назад, и Левин резко разворачивается, в одно мгновение спрыгивая с мотоцикла, открывая огонь по мужчинам, удерживающим меня. Я слышу выстрелы со стороны другой машины, слышу, как они доносятся с мотоцикла Левина, и я слышу, как он ругается, стреляя в мужчин, пытающихся вернуть меня к машине. Тот, что слева от меня, падает, и я чувствую брызги крови на своей руке и груди. Еще один удар справа, и затем тот, кто держит меня, внезапно отшатывается назад, обмякая, когда роняет меня. Рука Левина обнимает меня прежде, чем я успеваю упасть на тротуар.
— Поехали, — шипит он, его пистолет все еще направлен перед нами, когда он прячет нас за ряд шин, таща меня обратно к теперь уже пустой машине. Другие мужчины все еще приближаются к нам, ища, где Левин спрятал нас, и я знаю, что у нас есть всего несколько секунд, чтобы сесть в другую машину. — Вперед, вперед! — Левин кричит это, открывая дверь, толкая меня через водительское сиденье на другую сторону, когда я приседаю, прикрывая голову, когда слышу, как другие мужчины снова открывают огонь. Левин ругается рядом со мной, поворачивая ключ в замке зажигания, когда он дает машине задний ход, и я слышу визг шин, когда он выезжает. — Они собираются преследовать нас, — рычит он. — Гребаные мудаки, сломавшие мой гребаный байк… пригнись, Елена. Так больше шансов, что в тебя ничего не попадет.
Он выезжает на дорогу с очередным визгом шин, и я слышу другую машину позади нас, выстрелы все еще гремят. Я понятия не имею, как далеко мы находимся от ангара, и боюсь спрашивать. Я чувствую, что начинаю дрожать, когда смотрю на кровь, покрывающую мои руки, и сжимаю ладони в кулаки, желая, чтобы у меня не было приступа паники. Возможно, этого не произойдет до тех пор, пока мы не доберемся до Бостона, учитывая, как идут дела.
— Мы почти на месте, — говорит мне Левин, вдавливая ногу в педаль газа. — Когда я скажу тебе бежать к самолету, Елена, беги. Не оглядывайся назад, не жди меня. Я буду позади тебя, обещаю, но, черт возьми, беги. Хорошо?
Я с трудом сглатываю и киваю.
— Хорошо, — шепчу я, и он кивает.
— Почти на месте.
Я чувствую, как машину заносит вбок, когда мы въезжаем в ворота. Левин резко поворачивает руль, ударяя по тормозам, когда я вижу самолет, ожидающий в нескольких ярдах от меня, и он кивает мне, разворачивая машину так, чтобы моя сторона была обращена к самолету.
— Сейчас, Елена!
Машина еще не полностью остановилась, но я обещала сделать так, как он сказал. Я распахиваю дверцу, машина замедляет ход, и я выкатываюсь на асфальт, а Левин продолжает движение, поднимаясь на ноги. Я снова слышу визг шин, выстрелы и, подняв голову, вижу, как Левин тоже выходит из машины, стреляя в других мужчин, и бежит ко мне.
— Вперед! — Кричит он, и я бросаюсь к самолету.
С каждым шагом я уверена, что это мой последний шаг. Я слышу, как кровь стучит у меня в ушах, и ощущаю биение своего сердца отчетливее, чем когда-либо. Я должна сесть в самолет, думаю я снова и снова, с каждым шлепком моих ботинок по асфальту, пока не оказываюсь у ступенек и бегу по ним, вопреки всякой надежде, что Левин стоит позади меня. Я спотыкаюсь и падаю, когда добираюсь до прохода, ушибая колено, но мне все равно. Я на борту и хватаю ртом воздух, все еще чувствуя слабость при виде такого количества крови на своих руках.
Я почти кричу, когда чьи-то руки тянутся ко мне сзади, помогая подняться на ноги.
— Это я, — спокойно говорит Левин, и прежде, чем я успеваю остановиться, я поворачиваюсь в его объятиях, обвивая его шею своими руками.
Он обнимает меня на долю секунды, и я чувствую, как его грудь прижимается к моей, его мускулистые руки обвиваются вокруг меня, и я никогда в жизни не чувствовала себя в большей безопасности. А затем он отступает назад, держа меня на расстоянии вытянутой руки, и оглядывает с ног до головы, пока самолет начинает выруливать на взлетно-посадочную полосу.
— Ты в порядке? — Спрашивает он хриплым от беспокойства голосом. — Вся кровь принадлежит кому-то другому?
Я киваю, чувствуя, что не совсем уверена, могу ли говорить.
— Думаю, да, — выдавливаю я. — На самом деле ничего не болит, кроме моего колена, потому что я споткнулась…
Руки Левина скользят вниз по моим бокам, по рукам, его взгляд скользит по мне с внезапной интенсивностью, которая застает меня врасплох, его голубые глаза прикованы к моим.
— Ты уверена? Тебя ничего не задело? Ты в порядке?
Внезапно я ощущаю его руки на себе как нечто большее, чем просто руки, проверяющие, нет ли ран. Я отчетливо осознаю, насколько мы с ним близки, то, как он смотрит на меня, проблеск чего-то похожего на страх в его глазах.
— Я в порядке, — выдавливаю я. — Мне просто нужно привести себя в порядок, вот и все. Я не большая поклонница того, чтобы быть покрытой чьей-то кровью.
— В хвостовой части самолета должен быть туалет. — Левин тяжело сглатывает и кивает мне. — Продолжай. Я буду здесь, когда ты вернешься.
По какой-то причине мне не хочется отходить от него даже на минуту. На его лице появляется выражение, которое я не могу до конца расшифровать, как будто он вспоминает какую-то старую боль, и у меня возникает внезапное глубокое желание узнать, что это. Чтобы понять, почему он смотрит на меня так, как будто видит что-то, что у него отняли. Но я также хочу привести себя в порядок. И что-то подсказывает мне, что даже если я спрошу, он не ответит.
Поэтому вместо этого я поворачиваюсь и ухожу, оставляя его опускаться на одно из сидений, прижав руку ко рту, когда я ухожу.