― А вот и наш парень, ― восклицает Фостер, протягивая мне руку в знак приветствия. Я отвечаю ему тем же и тут же оказываюсь заключенным в его объятия. ― Ну, как ты?
― Потихоньку, ― отвечаю я с натянутой улыбкой, стараясь казаться как можно спокойнее.
Интересно, Саттон говорила с ним? Рассказывала что-нибудь о нас? Ну, по типу, «я удостоилась чести лицезреть задницу твоего агента», или «твой агент только и думает о том, чтобы трахнуть меня», ну или накрайняк «твой агент только и делает, что пялится на мои сиськи».
Почему я не выяснил это у нее заранее?
Да потому что, по сути, между нами не было ничего, что нужно держать в секрете. Если бы что-то такое и было, то мой член точно бы не забыл об этом.
Мы оба садимся за мой рабочий стол, за которым я безуспешно пытался заниматься делами, пока ждал Фостера. Но, по итогу, мне это так и не удалось, и все закончилось беглым прочтением одного из контрактов.
― Я уже распорядился приготовить для тебя бифштекс, и он будет готов с минуты на минуту, ― говорю я, жестом предлагая пока освежиться напитком.
Он берет стакан с чаем со льдом и делает глоток.
― Смотрю, у тебя сервис на высшем уровне?
― Только для избранных, ― отвечаю я, заставляя Фостера усмехнуться.
― Знаешь, такими темпами я могу зазнаться.
― Мы справимся с этим.
― Как проходит твоя терапия? ― интересуется он, откинувшись на спинку стула.
Зашибись, встреча обещает быть мозговыносительной.
― Чертовски замечательно, ― отвечаю я, слегка пригубив воды из стакана. Да, именно воды, и это не потому что Саттон считает, что алкоголь мешает рабочему процессу, а потому, что Фостер, наверняка бы начал читать мне нотации, а я сейчас не настроен выслушивать его нравоучения. Как в принципе и всегда. Какого черта меня вообще волнует, что эти Грины думают об алкоголе? Дерьмо какое-то.
― Звучит как сарказм, ― призадумавшись, отмечает Фостер.
Глядите, какой проницательный. Так бы и убил. Но он прав, в переписке с Саттон я бы взял это в «кавычки».
― Просто некоторые люди не созданы для терапии. Я не из нытиков, поэтому вынести эти часы копания в моих мозгах ― сущая пытка.
― Ну, знаешь, иногда открыться и дать волю эмоциям не так уж и плохо. Это явно никак не убивает в тебе мужика.
― О да, я понял это в тот день, когда ты пустил слезу перед журналистами, когда сообщил о том, что через год уходишь из большого спорта. Ты едва мог выдавить из себя пару слов.
Фостер ухмыляется.
― Моя эмоциональность принесла мне отличный рекламный контракт с Клинекс. Не без твоей помощи.
― Тут ты прав. Отличная сделка.
― Забавно, но фанатам нравится это.
Я снова делаю глоток воды, которая неприятно щиплет мне горло.
― Да, я слышал о том, что фанаты без ума, когда их любимые игроки выворачиваются от эмоций на камеру.
― Именно поэтому меня так долго держали в команде. Я был из тех парней, кто может порадовать фанатов.
Мы оба смеемся, и я решаюсь на откровения, полагая, что нужно пользоваться моментом, пока Фостер в отличном расположении духа.
― Я ежедневно делаю записи в своем дневнике.
― Правда? Мне казалось, что ведение дневника научит тебя любить сеансы психотерапии.
Я отрицательно мотаю головой.
― Дневник ― это интимное. То, что я держу при себе. А на сеансах мне кажется, что я режу себя без ножа, позволяя психотерапевту покопаться во мне. Ненавижу это. Каждая секунда ― пытка.
― Но в том и смысл. Дать тебе открыться.
― Если ты задашь мне вопрос, я отвечу тебе. Но я не собираюсь откровенничать направо и налево, словно раздавая печеньки на Рождество.
― Я уважаю твои принципы, ― со вздохом говорит Фостер. ― Для меня главное, что ты не сдаешься и делаешь успехи. Ты мне практически как сын, Роарк, который помимо всего прочего приносит мне неплохие доходы. ― Мы снова смеемся. ― Я хочу быть уверенным, что с тобой все в порядке.
Ты мне как сын.
Слышать такое от Фостера ― хороший знак, что не скажешь о моем родном отце, который считает меня придурком и не хочет иметь со мной ничего общего.
― Я ценю это, Фостер.
Он осматривается по сторонам и кладет обе руки на подлокотники кресла.
― Не хочу портить момент откровений между нами, но все же не подскажешь, где здесь уборная?
― Дальше по коридору и направо.
― Благодарю.
Фостер удаляется, а я достаю из кармана мобильник, чтобы чем-то занять себя и улыбаюсь, как только делаю это.
Саттон: Ты связался с Броком, Фредди и Кармайклом?
Роарк: Ты все о работе.
Саттон: Кто-то же должен работать. Я не ты.
Роарк: А кто сказал тебе, что я не работаю?
Саттон: И чем же ты занят?
Роарк: У меня деловой обед.
Саттон: И ты пишешь мне...
Роарк: Перестань, клиент просто отошел в уборную. Тем более мне по плечу многозадачность.
Саттон: Отвечаешь требованиям современности. Так ты связался с ними?
Роарк: А что, если я этого не сделал?
Саттон: Роарк! Я же просила тебя по-хорошему...
Роарк: Я тоже просил тебя прислать мне фотку своих сисек, но так ничего и не получил.
Саттон: Ты бы мог увидеть мои сиськи еще неделю назад.
Роарк: Меня больше заводило, когда ты была скромнее.
Саттон: Перестань! А теперь, прошу тебя, свяжись с ними.
Роарк: Уже сделано, крошка.
Саттон: Тогда зачем? Зачем ты меня изводишь?
Роарк: Потому что это так просто.
― Только посмотри на свою улыбку, ― говорит Фостер, подкрадываясь ко мне сзади и пугая меня до чертиков.
― Боже. ― Я смеюсь. ― Ты так быстро облегчился, старик. Значит, простатит еще не дал о себе знать.
― Возможно, у меня и появилась седина в волосах, но я все еще в строю. ― Он показывает на мой телефон. ― Мне знакома эта улыбка. Улыбка влюбленного человека. И кто эта девушка?
Капля пота тут же образуется у меня на спине и тонкой струйкой сбегает вниз по позвоночнику.
Во-первых, я ни хрена не влюблен, никогда ни страдал этим и не планирую. А во-вторых, я даже под угрозой расстрела не признаюсь Фостеру, что переписываюсь с его дочуркой, поэтому приходится лгать.
― Какая еще девушка. Просто один из моих друзей прислал кое-что забавное. Ерунда.
― Да-да. ― Кивает он. ― А мне показалось, что ты всерьез поглощен перепиской.
Я пожимаю плечами, не находя слов для оправданий. Действительно ли я растворился в переписке? Я о том, что, возможно, и правда выпал из реальности на пару минут. Саттон говорила о сиськах. Естественное, я думал о них. Удивлен, что вообще смог хоть как-то отмазаться...
― Саттон вплотную занялась лагерем. Она очень организованная. Даже меня подстегнула к работе, ― говорю я, переводя тему для разговора.
Согласно кивая, он делает еще один глоток чая.
― Она очень хороша в том, что делает. Одна из причин кроется в том, что Саттон реально болеет своим делом. Так было всегда. Именно она держит меня наплаву, побуждая заниматься благотворительностью, невзирая на все трудности.
― Это действительно важно.
― Вы уже обсуждали с ней, когда отправитесь в Техас?
― Эээ... Что? ― переспрашиваю я, подаваясь вперед, потому что сомневаюсь, что все верно расслышал.
― Техас. Вы должны быть там ради лагеря.
― О, да. Конечно. Думаю, отправлюсь туда за день до начала смены, и уеду, как только смена закончится.
Фостер хмурится.
― Ты планируешь уделить этому всего пять дней? Саттон в курсе?
― Думаю, нет. Мы еще не обсуждали с ней этот вопрос.
Нам приносят еду, не давая Фостеру ответить. Оба наших бифштекса выглядят великолепно, как и салаты к ним, которые я также заказал для нас заблаговременно. Как только девушка-официант удаляется, Фостер снова переключается на меня.
― Ты нам будешь нужен там минимум на две недели.
― Что? ― уточняю, чуть не подавившись от возмущения. ― Две недели? Зачем?
― Есть такие этапы, как подготовка к смене, сама смена и пост-смена. Ты нужен нам на протяжении всех трех. Это необходимый объем, который зачтется тебе за часы общественных работ, назначенных судом.
― Две недели? Даже не знаю, Фостер. Как-никак у меня клиенты...
― Думаю, что решить вопросы удаленно не составит труда. Не все твои клиенты живут в Нью-Йорке, поэтому им не привыкать держать с тобой связь на расстоянии. На ранчо имеется телефон и интернет, поэтому никаких неудобств. Нам не помешают твои руки, чтобы все подготовить.
Почему прямо сейчас я представил, как Фостер встречает меня в ковбойских сапогах с лассо в руках?
― Мне нужно свериться с расписанием, ― говорю я, все еще надеясь избежать двухнедельной ссылки.
― Уверен, что все срастется, ― без доли сомнения заявляет Фостер.
Просто ад. Нужно срочно кое-кому позвонить.
― Ты наконец-то решила перезвонить мне, ― говорю я, лежа на кровати абсолютно голышом и бездумно пялясь в ящик, где идет шоу от Нетфликс про белых медведей. Нужно отметить, что никакого алкоголя. ― Долго же ты собиралась.
Саттон хихикает.
― Просто тяжелый день в офисе. К тому же я решила, что у тебя нет для меня ничего срочного, в противном случае ты бы завалил меня смс.
― А если бы я умер...
― Тогда в следующий раз, когда запланируешь откинуть копыта, сообщи мне заранее свою предсмертную волю, чтобы меня не грызла совесть, что оставила твой звонок без ответа.
― Звучит жестко, но справедливо.
Ее милый смех заполняет пространство на том конце провода.
― Так что ты хотел, Роарк?
― Твой папа не говорил тебе, что мы сегодня встречались за обедом?
― Нет. Боже, неужели ты рассказал ему, что я хотела заняться с тобой сексом? ― говорит она после небольшой паузы.
― Я, конечно, придурок, Саттон, но не настолько. Вообще-то я никому не рассказывал об этом, кроме своего дневника.
― Слава богу. ― В ее голосе слышится облегчение. ― Это было бы крайне неловко. Если бы ты проговорился, мне пришлось бы рассказать ему, что это ты первый демонстрировал мне свою задницу.
― Ты так и не можешь забыть об этом. Неужели вид моей задницы настолько впечатался тебе в мозг?
― Да. ― Она даже не пытается юлить. ― Это была отличная задница.
― Была? Разве она и не осталась таковой?
― Эм... Сейчас уже не настолько впечатляет.
― Врунишка.
Я ухмыляюсь.
― Хватит о твоей заднице. Расскажи мне лучше, о чем вы говорили с моим отцом.
Я закидываю руку за голову.
― Твой отец сообщил мне кое-что, о чем ты, по всей видимости, забыла упомянуть.
― Черт, он рассказал тебе о Техасе?
― Бинго! ― отвечаю я игриво. ― Когда ты планировала ошарашить меня этой новостью?
― Я готовила почву. Ты не похож на парня, который с легкостью променяет цивилизацию на времяпрепровождение в дикой местности.
― Тут ты права. Я любитель городской суеты.
― Глоток свежего воздуха тебе не помешает.
― Ты прекрасно знаешь, что для меня является глотком свежего воздуха, ― пытаюсь возразить я.
Вздох недовольства срывается с ее губ.
― Не говори мне, что ты так и не бросил курить? Это же убивает тебя, Роарк.
― Знаешь, что действительно меня убивает? Ты.
― Я? ― обескуражено восклицает Саттон, и я чертовски жалею, что не могу сейчас видеть выражение ее лица. Я без ума от него в те моменты, когда мне удается вывести ее из равновесия.
― Да, ты.
― И как же я тебя убиваю?
Я почесываю затылок.
― Ты пытаешься избавить меня от пороков. А это вредит мне, на корню убивая во мне образ плохого парня.
― Вот как, ― задумчиво произносит она. ― А ты не задумывался о том, что тебе не обязательно пить и курить, чтобы поддерживать имидж?
― А что еще сделает меня в глазах людей бэд боем, кроме сигареты в одной руке и бутылки виски в другой?
― Чтобы слыть таковым, тебе не нужна внешняя атрибутика, все дело в том, как ты себя преподносишь, Роарк.
― Самоподача ― это далеко не залог успеха, крошка. Внешняя картинка и атрибутика, как ты выразилась, тоже неотъемлемая часть меня.
― И она сведет тебя в могилу.
― Тогда нужно жить здесь и сейчас, ― заявляю я. ― Пришли мне фото своих сисек, пока момент не упущен.
― Ты неисправим. Не то чтобы я тебе не доверяю, но я бы никогда и никому не послала бы свои интим-фото, тем более учитывая то, что мой отец Фостер Грин. Если эти фотки попадут не в те руки, я рискую разрушить все, что так долго строил мой отец.
― Обещаю быть осторожным.
― Нет, этого не будет. Но если ты захочешь увидеть их в реале, то я могу это устроить.
― Нет, этого не будет.
Я передразниваю Саттон, копируя ее же ответ, но мой член твердеет при мысли об этой перспективе.
― Многое теряешь. Ладно, проехали, вернемся к Техасу.
Мой член словно сталь, и я сдерживаю стон, подкативший к горлу.
― Двух недель в Техасе не будет.
― Будут. Прости, но ты нужен нам на весь срок. К тому же, мой отец хочет, чтобы ты вкусил все прелести работы на ранчо.
― Что в твоем понимании заключаются прелести работы на ранчо? ― спрашиваю я, ухмыляясь и пытаясь представить себя в сельских реалиях.
― Ну, знаешь... ― Она бормочет что-то, чего я не совсем разбираю.
― Можешь повторить?
Она снова что-то бормочет, но я снова слышу что-то типа звука, который издают лошади.
― А как там насчет лошадей?
Саттон громко зевает.
― Я очень устала. Мне пора в постель. Если тебе больше ничего не нужно, я отключаюсь.
― Нет, я бы хотел узнать насчет лошадей, ― настаиваю я, так как моя фантазия разыгрывается все сильнее.
― И это все? Тогда до связи. Спасибо, что связался с ребятами. Дай мне знать, что они ответят. Сладких снов, Роарк.
― Стой...
Но Саттон вешает трубку раньше, чем я успеваю сказать еще хоть слово. Стерва.
Черт. Ее уход от ответа заставляет меня напрячься. Я далек от лошадей и ничего о них не знаю. Я никогда не седлал их и не собираюсь ездить на них верхом.
Даже ради того, чтобы увидеть ее офигенные сиськи.
― А как тебе это? Насколько оно гармонирует с моими глазами, когда я держу его перед лицом?
― Какая вообще связь между твоими глазами и этим бриллиантом? ― интересуюсь я у Брэма, который потащил меня за собой по ювелирным. ― Твои глаза все равно будут красными от слез.
― Я не планирую реветь. ― Прежде чем я успеваю что-то возразить, он истерически смеется и мотает головой. ― Хотя кого я обманываю. Я растекусь, как чертова лужа. Как ты думаешь, она скажет мне «да»?
― Не задавай глупых вопросов. ― Я беру кольцо с рубином и протягиваю ему. ― Если ты ищешь что-то, что будет гармонировать с твоими глазами в тот момент, то это лучший вариант.
Брэм разглядывает кольцо, а затем вновь переводит взгляд на меня.
― Это чертовски важный день для меня. Ты можешь хоть на секунду выключить режим конченного саркастичного засранца?
Я кладу кольцо на место.
― Если ты искал того, кто реально тебе поможет, стоило обратиться к Рэту. Как не крути, он брат Джулии.
― Именно поэтому я не стал просить его. Я хотел сделать это самостоятельно.
― Тогда какого хрена ты спрашиваешь меня, если хотел сделать все сам?
― Для уверенности, ― отвечает он, крутя очередное кольцо перед носом.
― И все же у тебя хреново получается делать это самостоятельно.
Он удрученно вздыхает и возвращает кольцо.
― Почему ты ведешь себя как ублюдок? Ты невыносим, когда ведешь себя так. У тебя недотрах или что? В этом проблема?
Видит бог, да.
― Нет.
― Не врешь? ― А потом он замолкает, и хитрая усмешка вырисовывается у него на лице. ― Черт, все дело в той девушке?
Я отталкиваюсь от стеклянной витрины и спешу к выходу. В мои планы не входит обсуждать это с Брэмом. Он по любому сделает из мухи слона, хотя для этого нет никаких оснований, и в целом мне тошно находиться с ним рядом, когда он переполнен бабочками от счастья.
― Скинешь мне фото, как определишься с кольцом.
Брэм срывается с места и преграждает мне путь, умоляюще складывая руки перед собой.
― Ты не уйдешь. Ты не можешь вот так просто слиться. Мне нужна твоя помощь.
― Не нужна тебе никакая помощь. Ты знаешь Джулию, как никто. Никто, кроме тебя, не сможет выбрать то самое идеальное кольцо.
― Да знаю я. Но сейчас хотел бы услышать о твоих траблах на личном.
― Нет у меня никаких траблов. А вот у тебя могут возникнуть, если ты сейчас же не свалишь с дороги.
Брэм попросту игнорит меня.
― Салли? ― спрашивает он.
― Отвали.
― Так, стоп, не Салли. Сара, так ведь?
― Брэм...
― Нет. Ее зовут Сассафрас. Точно.
Он щелкает пальцами, словно при озарении.
― Саттон, придурок.
Черт, я в курсе, что именно этого он и добивался, но, мать вашу, меня крайне бесило, что он зовет ее Сассафрас.
― Ах, да. Милая Саттон. Какое простое имя. Как она?
― У нее все замечательно, а у тебя вот-вот будет совсем не так.
Ни с того ни с сего Брэм хлопает меня ладонью по щеке, а затем по другой. Я отстраняюсь как раз в тот момент, когда он намеревается повторить то же самое.
― Какого черта?
― Пытаюсь разбудить в тебе чувства. Неужели твоя душа просыпается и выходит из мрака?
Брэм снова тянется ко мне, но я отталкиваю его.
Мои кулаки инстинктивно сжимаются. Он друг, не трогай его. Ты не прибегал к кулакам десять лет, что знаешь его. И сейчас не стоит.
― Больше не трогай меня, иначе я не отвечаю за последствия.
Брэм хмурится.
― Чувак, очнись, посмотри, как ты реагируешь. Ты явно тащишься от этой крошки. Так зачем ты мучаешь себя, ее и всех нас?
― Потому что это у меня получается лучше всего, ― отвечаю я, обруливая его и добираясь до двери. ― Купи кольцо с теми шестикаратными. Ты же знаешь, что она ценит.
― Оно стоит больше трехсот тысяч баксов.
― К счастью, ты богатый чувак, ― бросаю я через плечо.
Я выхожу из ювелирного и попадаю под лучи палящего солнца, которое редкость для Нью-Йорка. Обычно оно скрывается за небоскребами. Жмурясь, я торможу такси. Парни считают, что я брезгую общественным транспортом, на самом деле, я просто не вижу смысла терять время и заставлять кого-то ждать, если могу легко поймать машину. Иногда прибегаю к услугам личного водителя, но чаще все же пользуюсь такси.
Запрыгиваю в машину и просто смотрю в окно, прокручивая слова Брэма в своей голове.
Твоя душа выходит из мрака.
Обычно я пропускаю словесный понос Брэма мимо ушей, но я действительно не понимаю, что с моей душой. Хочет ли она просыпаться? Как не крути, она подает признаки жизни, и Брэм уловил это.
Последние несколько дней мой день начинается с подъема в шесть, зарядки. И вы, как и я, будете в шоке, но никакого алкоголя вместо завтрака.
Попробуйте впустить в свою жизнь здоровый сон, и вы увидите, что он принесет в вашу жизнь порядок и ответственность. Но я не уверен, что мне это нравится. Мне не в кайф быть таким парнем. Ну, который читает газету за завтраком после обыденных утренних процедур. Все это скучно. Я тащусь от спонтанности, от возможности проснуться хрен знает когда, а потом судорожно пытаться впихнуть все дела в оставшиеся несколько часов.
Должен признать, ранние подъемы помогли мне проработать несколько контрактов и заключить ряд сделок, которые принесли чертову кучу денег как мне, так и моим клиентам.
Но все же, я тупо не узнаю себя, даже когда смотрю в зеркало. Больше никаких кругов под красными от недосыпа глазами. Куда-то ушел типичный кашель курильщика, а вместо «Бейлиза» в моем кофе теперь лишь чуточка сахара.
Что со мной творится? Неужели, вскоре я буду носить галстуки и приветливо махать людям на улице, проходя мимо них с газетой под мышкой и рисованной улыбкой на лице?
Меня это пугает.
Но все же я иду к этому.
Дерьмо.
Сидя в своем кабинете, пялюсь на горизонт и думаю обо всех тех несчастных, которых захватила будничная рутина. Они все достойные, солидные парни, у каждого есть голова на плечах. Затем я ловлю свое отражение в зеркале... Я один из них?
Я действительно утратил все то, что делало меня плохим парнем. Теперь я просто... Святые угодники, я точь-в-точь Рэт. Типичный бизнесмен.
Адский ад.
Я провожу рукой по волосам, и легкая улыбка появляется на моем лице. Кто бы мог подумать, что я когда-нибудь стану таким же, как Рэт? Слава богу, при мне еще мой сарказм.
Мой телефон жужжит.
На дисплее высвечивается международный номер, и это может означать только одно: звонит моя непутевая мать. Я бы мог не брать трубку, но тогда она будет просто атаковать меня звонками, пока я не сдамся. Это ее тактика, помогающая ей добиться желаемого.
Скрипя сердцем, делаю глубокий вдох и беру трубку.
― Да?
― Привет. Это я, мой мальчик, ― говорит она прокуренным голосом. В моей семье яблоко от яблони недалеко падает.
― Привет, ма, что-то случилось?
Стараюсь говорить как можно мягче, относясь к этому, как к рядовому звонку. Она делает это примерно раз в месяц, изредка я удостаиваюсь такой чести дважды в месяц.
В этом месяце это второй звонок.
― Роарк, когда ты собираешься навестить нас? Ты совсем забыл о своей семье?
О, вот как, сегодня она решила зайти издалека.
Провожу рукой по лицу.
― Сколько вам нужно?
― Не смей так грубо разговаривать со мной. Это не я бросила свою семью, оставив ее с несколькими кустами картошки в поле, которую твой отец даже не в силах собрать из-за проблем со здоровьем.
«Проблемы со здоровьем»... Какой изящный синоним к слову «алкоголизм».
― Если бы ты не оставил нас, мы бы не голодали, не бедствовали и не сидели с протекающей крышей. Ты бросил нас.
Из раза в раз одна и та же песня.
Вызвать во мне чувство вины.
Нескрываемая ненависть... к собственному сыну.
― Ты променял свои корни на небоскребы.
― Ма, господи, каждый месяц ты говоришь мне одно и то же.
― Не упоминай имя божье всуе. Не этому я тебя учила. ― Она не научила меня ни чему, кроме того, как опрокинуть в себя бочку Гиннеса, не блеванув после этого. ― По крайней мере, мне так казалось, но, видимо, ты все пропустил мимо ушей. ― На моих глазах образовываются слезы, и я тяжело вздыхаю. ― Чем мы заслужили такое отношение к себе? Ты совсем не приезжаешь. Забыл о нас. Твой отец болен и нуждается в тебе, Роарк.
Все, в чем он нуждается, ―это моя чековая книжка, чтобы я спонсировал его пагубные привычки.
― Мам, у меня встреча. Я должен идти.
Она всхлипывает в трубку.
― Ты никогда не ценил того, что я тебе давала. Порой кажется, что было бы легче, если бы ты был мертв. Тогда бы я просто оплакивала потерю своего сына и жила дальше, не подвергаясь постоянным насмешкам, касательно того, что мой сын живет роскошной жизнью в Нью-Йорке, в то время когда его семья загибается в нищете. А ты ведь тоже когда-то жил здесь, пока не перебрался в свой мегаполис.
Я считаю до трех, но это не помогает. Мое тело зудит, а ярость начинает рваться наружу. Моя мать пытается манипулировать и давит на больное, омрачая все вокруг.
― Прости, что я так разочаровал тебя, мама, ― выдавливаю я сквозь зубы.
― Я лишь хочу, чтобы ты не забывал о нас. Все же мы родные.
― Ты права. Так что ты хотела? ― спрашиваю я, желая как можно скорее покончить с этим.
― Можешь прислать нам немного денег?
Я зажмуриваюсь и мотаю головой, давая себе отчет, куда это меня ведет.