Говорить было страшно, хоть уже не так важно, услышит ли кто-то, ведь самое ужасное то, что на вопросы Оливера нужно было отвечать. Он неустанно пытался сказать Софи хоть слово, но она снова и снова отворачивалась к еле заметному просвету в окне, в котором должны были появиться его родители, но их всё не было. Лишь в бреду Софи видела их, заглядывающих в этот скромный магазинчик словно по зову сердца, но в реальности всё обстояло иначе. Она понимала, что однажды ей придётся сказать то, о чём умолчала Мег. Сказать Оли, что его последние родственники мертвы, и он остался один. В который раз.
Оли редко дёргал её за рукав, напоминая, что ей пора что-нибудь съесть, пока последние силы не покинули изнемождённое тело. Он стал опасаться заговаривать с ней, всё свободное время читая разбросанные по полу газеты, пока то позволяло редкое солнце. И каждый раз Софи с облегчением выдыхала, когда мальчик лишь спрашивал у неё, как произносится странное сложное слово, и не пытался спрашивать что-либо в страхе, что этой секундной задержки ей хватит, чтобы упустить маму. Мальчик в томлении тосковал, рассматривая потухшие от времени фотографии, что из мусора прятал в свой карман, но он держался, как и держалась Софи, в муках сердца не обращающая на него внимание.
Дни летели, одна ночь незаметно сменяла другую, а Софи всё продолжала неотрывно сидеть у окна, что так пугало и манило её. Что ей делать? Наконец придти к цели и отправиться в Центр, чтобы Оли мог хотя бы краем глаза увидеть возможную жизнь, или бросить себя в поисках Деми? Не позволяя себе засыпать Софи долго смотрела в одну единственную точку в небе, где висела ледяная луна, пытаясь принять его смерть. Это случилось по её вине. Тихо плача по ночам, пока мальчик спал, Софи не могла перестать думать о нём, и эта неизвестность, что свалилась на её плечи в момент его ухода, до боли сдавливала сердце. И боль эта была хуже любой физической, что ей довелось обойти стороной со своим проклятьем. Софи стала нередко впиваться ногтями в кожу, пытаясь перебить чудовищные мучения души, но это больше не помогало. Раньше боль от ножа всегда спасала её никчёмную жизнь от конца, но и эту её слабость у неё отобрали, не оставив ничего, кроме кроме жалких воспоминаний о былом расслаблении тела под давлением лезвия.
Каждый час, что она проводила в ободранном кресле, медленно убивал её вместе с тревогой, бессонницей и голодом. Еды оставалось всё меньше, Софи пропускала завтрак и ужин, лишь в обед съедая ту часть, что могла позволить себе отобрать у Оли. Он больше не мог смотреть на то, как она здесь страдает в своём наказании жизнью. Но куда им идти? Софи и не сомневалась, что по их душу пришли безумцы той секты, что обосновались в одной из церквей. На окраине Вествуда давно ничего не осталось, и лишь там, где больше людей, лежит их шанс на спасение от голодной смерти. Ей придётся приблизиться к логову убийц, что отняли у неё Деми. Софи больше не надеялась вновь встретить его, но эта надежда была ей вовсе не нужна, ведь от неё ей было лишь хуже.
Одним утром, когда солнце только взошло, а Оливер ещё спал на нескольких подушках, что отыскал в кладовке, Софи наконец решилась. От кофе ужасно тошнило, но проглотив несколько ложек, она подхватила малыша на руки и вышла на пустынные улицы, что только и ждали их возвращения. Даже во сне Оли цеплялся за подругу словно в последний раз, и это значительно облегчало ей путь, когда она не позволяла себе выпустить его из рук. Софи всегда отлично ориентировалась, и кто бы мог подумать, что именно сейчас этот навык понадобится ей для того, чтобы незамеченными пробраться к центру города, а там, среди узких улочек и дворов, проскакивали тени, грозя неминуемой смертью, ведь каждый фантом Вествуда, что когда-то был человеком, сейчас в беспамятстве и забытии жаждет крови. Их крови.
Лишь поздним вечером Софи допустила себе остановку, из окоченевших рук выпустив Оли. Припав к стене, она надрывисто дышала, одной рукой поправляя пустое ружьё, а другой сжимая ладошку мальчика, что с любопытством озирался по сторонам. Он вовсе отвык от свободного неба и толстых деревьев, что за собой прятали безжизненные дома и скверы, и к его счастью он мог вдоволь налюбоваться ими, пока на голых дорогах не встречались такие же потерянные души, как и они сами. Лишь страх заставлял видеть то, чего нет, но вскоре силуэты показали себя вместе с человеческой речью, что стала такой незнакомой:
– Когда мы уже вернёмся? – раздался в гробовой тишине мальчишеский голос.
– Молчи и не выделывайся, ты не один здесь устал. Вечно строишь из себя хрен пойми кого. – Ответил ему другой, грубо отчеканивая каждое слово.
Софи в волнении заскочила за угол, беспокойно занырнув в тени домов и мусорных баков. Еле пискнув, Оли спрятал лицо в её кофте и крепче сжал шею, всем нутром содрогаясь от мысли, что его трепещущее дыхание может выдать их неизвестным.
– Раз ты такой умный, может пойдём обратно в храм? – продолжил настаивать на своём парень.
– Ты совсем страх потерял, юнец?! – сорвался кто-то, с громким шлепком отвесив тому подзатыльник. – Нам запрещено говорить об этом, а тебе в частности! Пора бы запомнить новые устои, неужели твой папаша никак не вобьёт их тебе в голову?
– Это не потому ли вы моего отца недолюбливаете, что он вам не подчиняется? – юноша уязвлённо хмыкнул, и, хоть Софи этого и не видела, она была уверена, что в этот момент он обиженно потирал затылок.
– Не твоего ума дело, Том. Ещё одно слово, и я…
– Что, оставишь меня одного? – ехидно перебил говорившего парень, видимо, никогда не боявшийся показать свой острый язык. – Да ещё и без оружия?
– Если так хочешь, то проваливай! Пожалуйста, все дороги тебе открыты! Да только ты Богу молись, чтобы в пути тебя не забрали Порочные.
– Не тебе мне говорить о Боге. – Вставил последнее слово Томас, развернувшись и ускорив шаг, дабы не получить пинка. Но, похоже, именно этого он и добивался, потому, радостно присвистывая, он с широкого шагу зашёл в закоулок, где пряталась Софи. Пройдя мимо неё, он уже и не пытался скрывать, что знает о них, всё это время тайно подслушивавших разговор. И, как было видно по довольному юношескому лицу, его это устраивало.
Софи совсем была сбита с толку, когда Том встал возле неё и приветливо помахал рукой, ожидая, что она пойдёт за ним. Тут ей всё стало ясно, ведь однажды она уже слышала его голос. Этот мальчишка уже как-то отвёл от них беду и планировал сделать это снова. Лишь про себя прикинув, как одним ударом приклада легко оглушить его, Софи последовала по пути, что выложил для неё Томас, изо всех сил держа Оли, которого невидимые могли у неё украсть. Она вновь ввязалась в авантюру, но на этот раз рискуя не только своей жизнью.
Чуть ли не свернувшись в клубок, Софи старалась идти так тихо и так незаметно, что если бы кто и хотел, то ни в жизни не заметил бы их присутствия. Но это было не к чему, ведь парнишка перед ней петлял такими дворами и переходами, что любой заплутал бы меж тех трёх сосен, среди которых так весело петлял Том. Его приподнятый дух был ей до того непривычен, что в один момент стал вульгарен и неуместен, когда парень подскочил к ветви дерева чтобы сорвать с неё пару листьев, что быстро унёс с собой ветер. Он почти танцевал на потерявшихся улочках, заворачивая в никому неизвестные проходы, где давно не ступали люди.
– Куда мы идём? – наконец спросила Софи, когда Томас в очередной раз приостановил ход, дабы дать ей с мальчиком на руках передохнуть.
– Туда, куда Вы попросили Вас отвести. – Дал парень никому непонятную загадку.
– О чём ты? Я тебя впервые вижу. – Она напряжённо остановилась, приготовившись бежать. Её бы больше успокоил ответ, что он собирается вести их на верную смерть, чем этот, не дающий и шанса понять, где скрыта ловушка.
– Да шучу я. – Он отмахнулся и развернулся к ней. – Меня Томас зовут, а Вас?
– Какая разница? – девушка с опаской на него посмотрела, не понимая, к чему эта дружелюбность. Но, выдержав долгий и пристальный напор его открытых и блещущих непосредственностью глаз, она всё же решилась на ответ. – Я Софи, а это – Оли. – Качнув головой, она указала на малыша, уже давно активно пытающегося разглядеть нового друга со своего места в её руках.
– Очень приятно, Оливер. – Том протянул ему руку и слегка пожал, приняв при этом официальный вид. – Это Ваш сын?
– Что? – от внезапности вопроса Софи улыбнулась, невольно рассмеявшись. – С чего ты взял?
– Ну, Вы же взрослая девушка. – Парень, не понимая всей странности своих слов, оглядел Софи и молча, одним лишь взглядом, добавил "даже женщина".
– Мне девятнадцать. – Глупо вставила она, к своему сожалению представив, как Деми, узнав об этом, не меньше недели обращался бы к ней на "вы". – Я всего год назад школу окончила.
– Ну вот, потому я и говорю, что Вы взрослая. – Он взмахнул руками, искренне не беря в толк, что тут не так. – Уже вон ребёнка большого завели. – Ляпнул он, даже не стараясь сопоставить факты в голове. Их разница в возрасте казалась ему ошеломляюще огромной.
– Прекрати мне зубы заговаривать, и обращайся на ты. – Не выдержала нелепости Софи, с бестолковой ухмылкой закатив глаза. – Просто скажи, куда мы идём.
– А что, тебя только сейчас это заинтересовало, когда мы прошли большую часть пути? – сбросил весь деловой тон Томас и, когда девушка тяжело выдохнула и отвела от него взгляд, как бы намекая, что говорить с ним смысла нет, продолжил. – Мы идём ко мне домой. Можешь не волноваться, там безопасно, есть еда и вода, а эти чудики ко мне не заходят.
– А те, что с оружием? – при упоминании о пище у неё встал ком в горле. Она была ужасно голодна.
– Я про них и говорю. Мой отец уважаемый человек, поэтому меня они не трогают. – Приглядевшись и поняв, что Софи всё не может вникнуть в то, о чём он сейчас ей рассказывает, добавил. – Я имею в виду, что военные нам не помешают.
– Какие ещё военные? – окончательно запуталась девушка. О солдатах она не слышала уже несколько месяцев.
– Те, с кем ты меня видела – военные, понимаешь? – Соня отрицательно мотнула головой. – Мда, в местных порядках ты совсем ничего не смыслишь, а я то думал, ты уже всё знаешь. – Том странно посмотрел на неё и принялся рассказывать. – Ну, в общем, когда-то ещё совсем недавно мы спокойно себе жили, но потом пришёл вирус, это ты точно знаешь, а за ним и этот надутый поп Мирон, да ещё и с кучей людей, которые всех, кто в живых остался, под свою гребёнку подобрали. – Парень пренебрежительно отмахнулся и скривился, всем видом показывая, как ему неприятно даже просто в разговоре касаться этих людей. – И вот он вышвырнул моего отца из церкви и начал там свою пропаганду с этими олухами, называя больных Порочными, а Медчера единственным, кто может спасти нас от греха. Чем мы все провинились, я так и не понял, да вот только любого, кто ослушается его указаний, он подвергает "каре божьей". На деле же он просто запирает людей наверху и морит голодом, а если они не одумаются, отдаёт их Порочным, вот потому-то больные на нас и не нападают.
– А мама и папа где? – вставил своё слово Оли, всё это время брыкавшийся и старательно пытающийся понять, о чём все говорят. – Они тоже в церкви?
– Не переживай, милый, с ними все хорошо, ведь твой папа сильный и защитит маму, как ты защищаешь меня, да? – нервно попыталась перевести тему Софи.
–Но ведь я ничего не делаю. Только ты меня защищаешь. – Ответил он грустно, почувствовав свою вину за то, что старшей подруге приходится всё время возиться с ним и прятать от посторонних глаз.
– Неправда. – Отрезала она, поставив мальчика на ноги и положив руки ему на плечи. – Мы с тобой ещё никому не попались потому, что вместе стараемся друг для друга. Я оберегаю тебя, а ты – меня, как лучшие друзья.
– Но твой лучший друг – это Деми. – Сказал он ещё более горестно, собираясь заплакать.
– Теперь мой лучший друг – ты. – Дрожащим от напряжения голосом промямлила Софи.
Она больше не могла выносить этот груз на своём сердце, но говорить о том, что необратимо изменит жизнь Оли, было для неё ещё сложнее. Каждый раз Софи останавливала себя, чтобы не вызвать в мальчике страшащий их обоих вопрос, лишь больше оттягивая момент, когда всё наконец случится. Она прекрасно понимала, чем обернётся ей это молчание, но не могла справиться с тем барьером, которым сама себя и душила. Софи стало невозможно болезненно думать о смерти, что по иронии судьбы настигла всех, кроме неё. Кто-то обрёк её на жизнь, и было это безумной мукой, а не божьей милостью, ведь этот кто-то одну её заставил плестись во времени дальше остальных.
Весь путь Том всячески развлекал Оли, позволяя тому самому пробежаться по улице и вдоволь насладиться свободой, которую у него отняли стены родительской квартиры. Ветер ласково трепал его спутанные кудри, пока солнце грело розовые щёки мальчишеских лиц, что не переставали улыбаться. Софи растаяла под этой обыденностью. Намеренья Тома стали для неё настолько кристально чистыми, что она поневоле стала благосклонна к нему, отдав на это последние крупицы своего доверия. Софи оставалась всё такой же чёртовой оптимисткой даже после того, как мир отнял у неё Деми.