Долгая дорога в дюнах

ГЛАВА 11

Лосберг сидел за письменным столом в мансарде, которая служила Манфреду кабинетом, и печатал на машинке письмо:

«…Не скрою от Вас, господин фон Биллинг, поначалу меня несколько покоробило, — забил слово «покоробило», написал «озадачило», — предложение, которое от Вашего имени мне передал господин Зингрубер. Слишком уж велика дистанция от тех наполеоновских замыслов…»

Подумал с минуту, решительно забил последние слова. Машинка застучала дальше:

«…от тех крупномасштабных замыслов, которыми я имел наивность тешиться, до той скромной деятельности, которую Вы склонны доверить мне в настоящее время. Не в обиду Вам будет сказано, у меня есть все основания предположить, что Вы располагали более обширной информацией по поводу предстоящих событий в Лат…» — он опять заменил текст: «…по поводу событий в интересующем Вас и меня районе. Однако я целиком разделяю Ваше убеждение в том, что историю не делают в белых перчатках. И в доказательство этого выражаю полное и искреннейшее согласие в отношении сотрудничества, о котором мне в общих чертах дал понять господин Зингрубер. Для меня, господин фон Биллинг, важен прежде всего успех дела, а не эффектность собственной роли в ожидаемых событиях. Что же касается связей с людьми, которые могут оказаться полезными для этого великого…» — заменил «великого»: «…для этого серьезного дела, то тут у меня, как Вы понимаете, возможности самые обширные. И Вы вполне можете ими располагать. Примите мою искреннюю признательность за доверие. Думаю, лучшим ответом на Ваше предложение будут не мои слова, а поступки.

Всецело преданный Вам

Рихард Лосберг».

Рихард вынул письмо из машинки, внимательно прочел, еще раз перепечатал, на этот раз без помарок, тщательно уложил в конверт.

— Фукс! — не оборачиваясь, негромко позвал он.

Дверь в нише тут же отворилась, и одноглазый смотритель бесшумно вошел в комнату.

— Слушаю, господин Лосберг.

Рихард невольно вздрогнул:

— Как вы ухитряетесь появляться по первому зову? — деланно усмехаясь, спросил он. — За дверью, что ли стоите?

— Я выполняю свой долг, господин Лосберг. — Одинокий глаз Фукса так и впился в конверт, который Рихард вертел в своих пальцах. — Вы мною недовольны?

— Что вы, совсем напротив. Просто я всегда удивляюсь вашей оперативности.

— Было бы странно, если бы я заставил вас ждать.

— Да, разумеется, — Лосберг задумчиво постучал конвертом по столу, по-видимому собираясь с мыслями, еще раз из-под приспущенных век взглянул ка Фукса и неожиданно сказал: — Будьте так любезны, отправьте эти телеграммы. — Он взял со стола несколько бланков, протянул смотрителю.

— Слушаюсь! — разочарованно процедил тот и неохотно двинулся к выходу. В последний миг он так взглянул на конверт, что Рихард невольно сжал пальцы — возникло чувство, что у него вот-вот силой отнимут письмо.

Когда за Фуксом захлопнулась дверь, Лосберг какое-то время сидел неподвижно, устремив взгляд в одну точку. Затем решительно поднялся, разорвал конверт, достал из кармана зажигалку. Вскоре от письма осталась лишь кучка пепла в камине.

Артур очень переживал трагическую историю с лодками. Облеченный властью и непривычной ответственностью, он считал виновным исключительно себя. Решил усилить бдительность. Стал придирчиво присматриваться к каждому человеку, не спал по ночам, бродил по поселку, сжимая в кармане незаряженный браунинг, устраивал засады, и все впустую — ничего необычного не происходило. Долго сомневался, идти ли ему к Озолсу — тот в благодарность за освобождение устроил попойку — затем все же решил, что потолкаться среди людей, послушать их мнение всегда полезно.

Пили во дворе, заправлял вечеринкой Петерис Зариньш. Сам Озолс скромно сидел в конце стола, как бы подчеркивая демократичность своего нового положения. А Петерис был в ударе — впервые в жизни он был хозяином такого стола, впервые в жизни на него обратили внимание, впервые слушали. Он разглагольствовал:

— А что? Новая власть. Очень даже замечательная! Можно сказать, родная, Я эту власть очень даже уважаю.

Обычно сонный, придурковатый от непросыхающего похмелья, он сейчас веселил и развлекал собравшихся. Артура Петерис Зариньш, разумеется, приметил сразу, но на правах дурачка позволял себе такие подковырки, которые другому вряд ли сошли бы с рук.

— Вот, к примеру сказать, в старые, темные времена — где было мое место? У кобылы под хвостом. А его? — Петерис небрежно ткнул пальцем в Артура и, не ответив на собственный вопрос, многозначительно сказал: — А теперь он начальник! Правда, без лодок, да разве за всем углядишь?

Эрна с подносом, уставленным стаканами и кружками, суетилась между гостями, потчевала рыбаков:

— Угощайтесь, дорогие, пейте на здоровье! Такая беда на артель свалилась. И надо же — в самую путину… Когда теперь лодки достанете?

Рыбаки сокрушенно кивали головами?

— Не трави душу, якорь тебе в глотку…

Вздыхали, ругались, но дармовая выпивка все же скрашивала кручину. Да и хозяин дома не давал застаиваться мыслям.

— Значит, новая власть тебе нравится? — раззадоривал Петериса Марцис.

— А чем плохо? То бы в море надрывались, а тут сидим себе, отдыхаем… Не дай бог, трактир сожгут — никакая полиция-милиция концов не сыщет.

Марцис только головой крутнул:

— Ох, Петерис, бедовый ты стал… Откуда что берется? Ну а как, к примеру, ты понимаешь насчет колхозов?

— Чего — насчет колхозов?

— Ну вот, тебе землю сейчас дали? Дали. Корову… А ежели в колхоз потянут — отдашь все это? Или как?

Зариньш задумался. Притихли и рыбаки шутки шутками, а разговор о колхозах волновал всех.

— Я вам так скажу, земляки… Помню, когда в солдатах служил — мы всей ротой ходили… — Петерис сделал паузу, расплылся в масляной ухмылке, — …к одной вдовице, Ха-арошая была, коллективная! Так это ж баба… — Он воровато оглянулся на Эрну. — Что с нее?

— А попробуй кто к моей корове сунься. Ноги ему повыдергаю и спички вставлю! Тут тебе не вдова. Что мое — то мое!

Озолс, наконец, не выдержал, подал голос:

— Кстати, ты не забыл накормить свою корову? А то, неровен час, околеет с голоду, пока ты здесь тары-бары разводишь.

Петерис обиженно поджал губы:

Моя корова, что хочу, то и делаю. Вот пообедаю… — Он приосанился, хотел было приподняться, но Эрна бесцеремонно дернула его за пиджак:

— Сиди уж, горе!

Петерис шлепнулся на место, сурово нахмурил брови, поднял руку, чтобы оттолкнуть жену, но вдруг пьяно захохотал:

— В колхоз я тебя отдам! Ты у меня коллективная…

Эрна залилась краской, отступила на шаг, затем, сопровождаемая пьяным мужским хохотом, бросилась в дом. Озолс неодобрительно посмотрел на своего работника и неожиданно поднялся:

— Я хочу сказать, рыбаки. Спасибо, что пришли. Спасибо, что зла не помните, что по миру не пустили. Спасибо, что не погубили душу грешную. Хорошая власть, плохая — жить нам с вами на одной земле, на одном берегу. Потому как ни другой земли, ни другого берега у нас с вами нету. Против артели не пойду. Пристроите к делу — спасибо! Не захотите знаться… Что ж, каждый себе судья и хозяин. Зла держать не стану.

Он поднял стакан, хотел еще что-то добавить, но в это время во двор вошел Сарма. Как и когда тот подъехал, никто не видел. Язеп неодобрительно оглядел компанию, встретился взглядом с Артуром, жестко спросил:

— Гуляете? Лодок нет, так решили во хмелю поплавать?

— Язеп… Сарма! — раздалось сразу несколько голосов. Кто-то уже спешил к секретарю уездного комитета партии со стаканом водки, кто-то подавал ему кружку пива. Сарма хмурился, отстранял протянутые к нему руки, но радушие рыбаков было таким неподдельным и искренним, на всех лицах было написано столько чистосердечия и доброжелательности, что он не выдержал, Рассмеялся:

— Хотите и меня в собутыльники? Председателя, я вижу, совсем обработали? Язеп наконец добрался до Артура и пожал ему руку.

— Может, мне из-за забора на них поглядывать? — Банга был трезв — Сарма отметил это с удовольствием.

— Лучше бы тебе с ними в море… а не прохлаждаться на берегу.

Артур виновато склонил голову. Сколько можно укорять!

— Я говорил Калниньшу… Снимите меня с этой должности.

— Не мы тебя ставили, не нам тебя снимать. Сами разберетесь. Но если ты прохлопаешь и эти лодки…

— Какие лодки? — Артуру показалось, что он ослышался.

— По всему побережью собирали. Не пускать же вас по миру…

— А платить чем?

— Будет совесть, когда-нибудь отдадите. Не будет, для начала простим.

Марцис подскочил к Сарме со стаканом водки:

— Ну, секретарь… Лосось тебе в глотку. Если ты сейчас с нами не выпьешь… За новую власть…

Сарма хитро усмехнулся:

— Отчего же? За нашу власть, да с рыбаками… Бери и ты стакан, председатель! Ничего, ничего, сам ведь знаешь: за одного битого двух небитых дают, да никто не берет.

Он поднял стакан над головой, проговорил четко и торжественно:

— Кого-кого, а вас советская власть никогда в беде не оставит. И не даст в обиду. Помните это и помогайте ей… Ради себя самих же!

В комнате Марты из радиоприемника доносились позывные станции «Би-Би-Си». Марта баюкала на руках засыпающего Эдгара, тихонько подпевая мелодии далекого Лондона. Внезапно распахнулась дверь. Марта вздрогнула, обернулась… В мокром от дождя плаще в комнату влетел Рихард. Не глядя на жену, бросился к громоздкому аппарату и с силой грохнул его о пол. Деревянный ящик разлетелся вдребезги. Дробью лязгнул металл, заплакал испуганный ребенок.

— Ты что? — изумленно вскрикнула Марта. Она впервые видела Лосберга в таком состоянии.

— Идиотка! — в бешенстве заорал на нее муж. — Хочешь, чтобы нас посадили? Забрали в гестапо?

— В чем дело? Что случилось?

— Ты понимаешь, что натворила? Да успокой ребенка, черт побери! Сколько раз я тебе вбивал в голову, чтобы ты здесь никогда, ни с кем, ни о чем… Надо же додуметься! — Рихард, как затравленный, метался по комнате, отшвырнул ногой обломок. — Болтать о таких вещах!.. Да здесь за одно такое слово отправляют за решетку!..

— Объясни, будь любезен, что значит твоя истерика? — отчужденно произнесла Марта, прижимая к груди сына. — Я не понимаю…

— Ах, не понимаешь? А что такое антинемецкая пропаганда — понимаешь? Клевета на политику Великой Германии — это тебе понятно? С кем ты болтаешь о зверствах немцев в Польше? О концлагерях, о массовых расстрелах?

— Я?! — Марта не на шутку растерялась. — Я здесь вообще никого, кроме господина Шольце и его жены, не знаю. Господи… Неужели и он?..

— Слушай, ты в конце концов соображаешь, где мы находимся? Какой Шольце? Какая жена? Неужели тебе надо разжевывать такие вещи? Сегодня Манфред на меня орал, как на мальчишку.

Марта была потрясена.

— Боже мой, какая грязь! — У нее от волнения дрожал голос. — Какая мерзость… Выслеживать, подслушивать, доносить… Какими же грязными делами надо заниматься, в каком болоте увязнуть, чтобы все это терпеть…

Лосберг болезненно передернулся, закрыл глаза. Лицо побелело, сделалось землисто-серым.

— Да, — едва слышно заговорил он. — Я многое готов вытерпеть от них… Я готов лизать им сапоги, лишь бы они помогли нам вернуться туда, откуда нас выгнали.

Ребенок снова заплакал, Марта сильнее прижала его к себе, словно боялась, что муж причинит ему зло.

Ненависть и любовь, жгучая жалость к себе и жгучая ревность подкатили тяжелым густым клубком, острой спазмой сдавили Рихарду горло.

В предутренней дымке плыл под крылом лес. За ним узкой полосой желтели дюны. Дальше открывалась серая, со стальным отливом гладь моря.

— Ты бывал когда-нибудь в этих местах? — спросил штурман, поглядывая вниз через прозрачный, плексигласовый фонарь кабины.

— Нет, не случалось, — безразлично позевывая, ответил пилот.

— Говорят, у них тут мировые курорты… Лучшие на Балтике.

— Все-то ты знаешь.

— Янтарный берег… Погляди, и правда янтарный…

— Берег как берег. Интересно, девки у них тоже янтарные? — осклабился пилот.

— Между прочим, здешний янтарь высоко ценится.

— Чудак. Янтарь там внизу, и девки тоже внизу. Какая тебе разница — ценится, не ценится…

— Нет, все-таки интересно. Я, когда в новое место лечу, стараюсь разузнать о нем побольше. Помню, когда в Испанию летели…

— Кажется, подходим, — перебил пилот. — Это Либава. Говоришь, разузнать побольше? А я думаю, как бы взять побольше бомб. И горючего…

— Удивительно красиво расположена. Знаешь…

— Слушай, малыш, не заткнешься ли ты на пару минут? И следи за приборами… Я пошел!

Машина круто свалилась в пике. Один за другим самолеты устремились на спящий город, сбрасывая на него серии бомб.

В конторе бывшего акционерного общества толпились рыбаки. Они обступили Артура, который кричал в телефонную трубку:

— Алло! Алло! Начальника милиции Калниньша! Выехал. Куда выехал? Надолго? Не слышу… Тогда уком комсомола!..

В комнате толклись беженцы старики, женщины с детьми. Надсадно плакал грудной ребенок.

— Алло! Уком? Лаймон, ты, что ли? Да я тебя с утра добиваюсь. Что? Потише, товарищи. — Артур обернулся к людям и снова закричал в трубку: — Слушай, указаний мне хватает! Ты хоть немного представляешь, что тут творится? Да, да, именно! Прямо тут, в конторе, а часть по домам разобрали. А чем кормить? Где машины? Отправлять на чем? Это я уже слышал, ты скажи конкретно — когда транспорт будет? Что?.. Ну ясно, ясно, это мы уже сами делаем. Что можем, говорю, то делаем! Теперь насчет того… самого… — Он прикрыл трубку и распорядился. — Товарищи, попрошу всех выйти! Бирута, отведи людей на склад, пусть получат у Айвара продукты.

— И молоко?

— Только детям. По пол-литра. Разместишь пока в школе… Да, да, сейчас! — крикнул он в нетерпеливо забормотавшую трубку и поторопил: — Быстро, быстро, товарищи! — Подождал, когда закрылась дверь, возобновил прерванный разговор: — Ты меня понял, насчет чего? Конечно, сформировали. Кто? Да вся артель. Ну что, тебе всех перечислить? Марцис, Фрицис, Вейс с сыновьями? Да, чуть не забыл — Бирута просит записать и ее. Что, что?.. Ну этого я не знаю, сами разбирайтесь. Не могу ее дать — вышла она. Ладно, кончай… Я тебя дело спрашиваю… Что? — Артур сердито перебросил трубку к другому уху. — Какие строевые занятия? Да ты что — смеешься, что ли? Какие к черту занятия? Им надо показать, где мушка, а где курок. Понял? Что? Сам приедешь? А что толку в твоем приезде? А-а, привезешь? Ну так бы и сказал. Это другое дело! Значит, до вечера? Подожди, где твой отец? Не знаешь? Как только появится, пусть сразу звонит. Пока.

Торопливо собрав бумаги, Артур сунул их в ящик стола, запер на ключ и, одергивая на ходу гимнастерку, шагнул к выходу. Но дверь резко распахнулась — в контору вошел Озолс.

— Когда кончится это беззаконие? — зло процедил он.

— В чем дело?

— По какому праву у меня забирают продукты?

— По такому… Вы распоряжение о сдаче продовольствия получили? Люди сами, несут, последнее. Понимают: надо кормить тех, кто без крыши над головой остался. И армию тоже кормить надо.

— Но ведь я уже сдал…

— Что еще скажете? — прищурился Артур. — По какой управе соскучились?

Озолс не ответил, заковылял к двери.

— Минуточку! — остановил его Банга. — Тут слушок прошел… Вроде дружка вашего прежнего видели…

— Какого дружка?

— Аболтиньша.

Озолс побледнел.

— Так вот, — продолжал Артур. — Если он вдруг объявится и вы вздумаете ему помочь… Хорошо меня поняли?

— Значит, что бы теперь не случилось, виноват будет Озолс?

— Вы прекрасно понимаете, о чем я говорю. Можете идти.

Закончив неприятный разговор, Артур подошел к бачку с водой, нацедил полную кружку, только поднес ко рту, как с улицы послышались частые, тревожные удары сигнального колокола. Банга заспешил к раскрытому окну, озабоченно посмотрел в небо, но там ничего подозрительного вроде бы не виделось и не слышалось. В контору вбежал запыхавшийся Марцис, заметил в руках Артура кружку с водой, выхватил, выплеснул на пол.

— Пил?

— Ты что?

Рыбак схватил бачок, потащил его во двор и крикнул на ходу:

— Беги к колодцу. Скорее!

Возле колодца в судорогах билась на земле выпряженная из орудия лошадь. Трясла мордой, роняя с губ кровавую пену. Мутным от боли, умоляющим взглядом косила на обступивших ее красноармейцев. Неподалеку лежали — уже неподвижные — еще два коня. Молоденький лейтенант с ежиком светлых пшеничных волос над загорелым мальчишеским лбом присел на корточки у погибающей лошади, кусал губы, едва сдерживал слезы.

— Что здесь произошло? — протолкавшись сквозь толпу, спросил Артур.

— Что произошло? — пружиной распрямился артиллерист. — Вы меня спрашиваете? Кто вы такой?

— Командир истребительного отряда Банга! Я хочу знать…

— Ах, истребительного! — яростно, мальчишечьим фальцетом закричал лейтенант. — Кого же вы тут истребляете? Гады! Мы на фронт, а вы колодцы травить? — Он лихорадочно шарил по кобуре, пытаясь нащупать застежку. — Да я вас… вот этой собственной рукой…

— Долго расстегиваешься! В штаны навалишь, сопляк! — гаркнул вдруг побагровевший от гнева Фрицис Спуре. — Тебя самого под трибунал надо и к стенке… — Он шагнул к ведру, наклонился. — Воду надо нюхать, когда лошадь поишь. Мышьяком за версту разит.

Что теперь делать, товарищи? — растерянно оглядел рыбаков лейтенант. — На чем я пушку потащу?

В толпе судачили:

— Говорят, до Риги немцам — рукой подать…

— Брось ты панику разводить…

— Панику? Душа из тебя вон… А ты видел, в какую сторону весь день войска идут?

— Нас на передовой ждут, — распростившись с начальственным тоном, лейтенант чуть не плакал.

— С того бы и начинал, — проворчал Спуре. А то — гады. Гады там! — Он махнул рукой ка запад и сердито бросил Артуру: — Мы тоже хороши! Мало нас учили…

— Люди не пили? — Артур лихорадочно соображал, что же делать дальше.

— Вроде нет.

— Оповестить всех, — приказал Артур Марцису. — Проверить остальные колодцы. Выставить охрану. — Он обернулся к лейтенанту, — Сколько лошадей погибло?

— Четыре.

— Найдем? — по-латышски спросил Банга у Спуре.

— Не запрягать же этого вояку в постромки, — не удержался, съязвил тот по-русски. — Пупок надорвет и гадов настоящих не увидит. — Повернулся к дочери: — Бирута, пойди приведи лошадь.

— У тебя же одна… — нерешительно пробормотал по-латышски Артур.

— Ну и что? — Фрицис не понял, о чем речь. — Вейс одну даст, Марцис…

Банга все еще стоял в нерешительности. И вдруг заметил выезжавшего со двора Озолса, Секунду подумал, оглянулся на лейтенанта, на застывшее животное у колодца и бросился к повозке, схватил под уздцы коня:

— Выпрягайте! Быстро!

— Что? — опешил Озолс. — Еще чего выдумал?

— Выпрягайте, говорю!

— А ну отойди! — Озолс привстал, замахнулся кнутом. — Да что же это такое?

Артур выхватил кнут, отбросил в сторону. Сказал зло, с придыханием:

— Приказ о борьбе с саботажем помните? Лошадь реквизирована для военных нужд. Выпрягайте! — Он хотел было отойти, но тут у него мелькнуло подозрение: — Куда это вы собрались?

Озолс побледнел.

— А тебе какое дело?

— Подозрения все больше овладевали Бангой.

— Ладно. Разберемся после. Возьмите его! — приказал он бойцам своего отряда. — Отведите в подвал и заприте понадежнее.

— Да ты что?.. — Озолс широко открытым ртом по-рыбьи хватал воздух.

— Увести!

Банга, не глядя на заковылявшего к собственному подвалу Озолса, принялся рассупонивать коня. Фрицис подошел к лейтенанту, похлопал по плечу:

— Сейчас лошади будут. Довези свои пушки, сынок! Дай им прикурить.

Все ближе к поселку грохотала бомбежка. Из-за леса доносились гулкие удары, взметывалось пламя взрывов. Это кидали бомбы немецкие самолеты.

— Как по нотам! — со злостью запрокинул лицо к небу Артур. — Где наши появятся — туда и сыпят!

Он стоял с Марцисом и Спуре на конторском крыльце.

— Наводит кто-то? — с сомнением спросил Марцис.

— А ты думал — нюхом чуют? — проворчал Фрицис. — Сволочей хватает. Зашевелились…

— Говорят, Вентспилс отдали, — вполголоса повторил Марцис. — И Елгаву тоже. Неужели отступление?

— Похоже, что так…

— Куда они все подевались? — с досадой вырвалось у Артура. — Где их носит?

— Попробуй еще раз позвонить…

— Алло! Алло! Это уком? Кто у телефона? Дежурный? А где ваше начальство? Послушайте, товарищ дежурный, говорит Банга, командир истребительного отряда. Мне нужно срочно знать… К нам выехали? Давно? Часа два назад? Странно. Их до сих пор нет. — Артур бросил трубку, тревожно посмотрел на товарищей. — Не нравится мне эта история. Говорят, к нам выехали… Сколько же тут езды?

Он подошел к окну, прислушался — вдали отчетливо слышался рокот автомобиля.

— Машина? — оживился Марцис.

— Кажется.

Вскоре у конторы притормозил грузовик. Из кузова выскочил Лаймон, из кабины выбрался его отец.

— Ну вот, — обрадовался Артур. То ни одного, то всем семейством. Привезли?

— Привезли, привезли, — хмуро ответил Андрис, озабоченно поглядев на часы. — Сколько тебе надо, чтобы собрать отряд? За пятнадцать минут успеешь?

— Конечно. А что случилось?

Калниньш обвел присутствующих требовательным, испытующим взглядом:

— Такие дела, земляки… Есть работа. В пяти километрах отсюда — немецкий десант. Не обезвредим — много будет неприятностей. Мы уже сообщили куда следует, но время не терпит. Надо задержать их хотя бы ненадолго… Пока не стемнело.

Грузовик мчался по лесной дороге. Огромное закатное солнце висело над верхушками сосен. В кузове было тесно. Артур сидел рядом с Лаймоном, плотно притиснутый к борту.

— Вот тебе и строевые занятия, — пробурчал он, стирая смазку с вороненого ствола винтовки. — Где курок, где мушка…

— Ничего, командир, прорвемся! — подмигнул Лаймой — его глаза блестели нервным, лихорадочным возбуждением. — Помнишь, как айзсаргов дубасили?

— Это тебе не айзсарги.

— Неважно. Главное — одной стенкой!

— Главное, успеть до моста добраться, — обернулся к ним Фрицис Спуре. — Не пустить их на мост…

Договорить ему не пришлось — впереди на дороге грохнул взрыв. Грузовик резко затормозил, Артура бросило вперед, ударило о стенку кабины. Вскочив на ноги, он увидел мчавшийся навстречу танк.

— За мной! — крикнул Калниньш, выскакивая из кабины. Едва бойцы успели спрыгнуть на дорогу и отбежать от машины, как прямо в нее ударил снаряд. Но грузовик еще жил — шофер, молоденький парнишка в окровавленной рубашке, обезумев от ужаса, последним усилием пытался задним ходом уйти от стальной громадины. Распластавшись в глубоком кювете, Артур видел, как танк с ходу, будто детскую игрушку, смял полуторку и завертелся на месте, подминая под гусеницы дымящиеся обломки. Банга рванулся вперед.

— Куда? — крикнул Калниньш. — Назад!

Но Артур не слышал. Яростно стиснув зубы, он выполз на дорогу, почти к самому танку и, хладнокровно примерившись, швырнул ручную гранату. Единственную на весь отряд. Ее где-то откопал Фрицис Спуре. Артур попал. Но эффект был приблизительно такой же, как если бы он выстрелил из рогатки. Танк начал медленно разворачиваться.

— К лесу давай! К лесу! — надрывался Калниньш. Бойцы бросились к лесу. Танк развернулся и, переваливаясь на ухабах, ринулся за ними, стреляя вдогонку из пулемета. До леса было рукой подать, Артур с Лаймоном уже почти добежали. Но у самого края Банга на мгновение замешкался, обернулся, успел заметить, как на конце хобота стального чудовища появился огонь и только через секунду услышал выстрел. Потом грохнуло неподалеку. Артуру показалось, что его сильно толкнули. Пробежал по инерции еще несколько шагов, схватился за ствол сосны, начал медленно оседать. Боли вначале не чувствовал.

— Чертовщина какая-то, — пробормотал он подбежавшему Лаймону. — Кажется, меня… — Земля качнулась у него под ногами, перед глазами поплыли красные круги.

…Лесной ручей журчал тихо и мелодично. Других звуков не было: ни выстрелов, ни взрывов. Артур лежал на траве и слушал переливчатый говор воды.

— Ничего страшного, — едва различимо, будто издалека, донесся до него голос Калниньша. — Кажется, навылет. Кость не задета. Ну а мясо — нарастет.

— Нарастет-то нарастет… — отозвался со вздохом Артур, — а как идти?

— Зачем идти? Вон твой экипаж — готов почти.

Марцис с двумя рыбаками мастерил из веток носилки.

— Экипаж. Далеко ли уедешь… Где Лаймон?

— В поселок на разведку пошел. Ты отдыхай пока, вздремни.

Ручей завораживал, наводил сон. Артур снова впал в забытье. Когда очнулся, увидел над собой склонившегося Лаймона.

— Ну как? — тревожно спросил тот.

— Ничего. Заживет как на собаке. — Ванга пытался бодриться, но боль становилась невыносимой, голова кружилась, во рту ощущался металлический привкус.

— Немцы в поселке были? — спросил Калниньш.

— Были. Часа два, не больше. И сразу дальше пошли.

— Много?

— Много. Танки, машины с солдатами, пушки…

— Вот тебе и десант! — зло процедил Калниньш. — Регулярные части, а мы с винтовочками выскочили. Половина отряда полегла.

— Надо уходить, — сказал Фрицис Спуре. Может, еще успеем пробиться.

— А как быть с Артуром? — тихо спросил Лаймой, отводя отца в сторону.

— Да-а, — тяжело вздохнул Андрис. — С собой брать нельзя. Оставлять тоже.

— Мы его спрячем, — неожиданно предложил Марцис.

— Где?

— Есть одно место. Ни одна собака не сыщет.

— Вы из-за меня не задерживайтесь… — сквозь забытье пробормотал Артур. — Идите.

— Помолчи, командир! — прикрикнул Лаймон. — Откомандовался. И спросил Марциса: — А что там за люди? Надежные?

— Самые что ни на есть! — подмигнул бородач. — Только туда лучше в лодке… и, конечно, ночью.

— Значит, надо в поселок. И поскорее — пока там пусто! — рассудил Калниньш. С тобой пойдут Лаймон, Фрицис и Марцис. — Андрис наклонился над раненым: — Держись, сынок! В случае чего, дело и здесь найдется. Поправишься — Сарма разыщет тебя.

— Сарма остается?

— Да. Запомни пароль: «Свежей рыбы не продадите?» Отзыв: «Свежая рыба в море плавает». — Калниньш неуклюже чмокнул Артура в щеку, поднялся, взял Лаймона за локоть — рука дрожала. — Забеги к матери, объясни, что и как… Но будь осторожен. В случае чего, пробирайся в Ригу. Знаешь, куда? — Хотел обнять сына, но, устыдившись своей слабости, с грубоватой шутливостью толкнул его в плечо. — И не задерживайся!

— Без паники, Зента! Ничего страшного, — строго оборвал Фрицис запричитавшую было женщину. — Ранение легкое… Через час мы его заберем. Главное, приготовь ему с собой все, что нужно.

— А вдруг эти опять… нагрянут? Немцы!.. — Мать суетилась возле сына, поправляла бинты, подушки.

— Через час заберем, — повторил Фрицис, — А может, и раньше. Только лодку подготовим…

Лаймон на всякий случай приподнял подушку и, убедившись, что пистолет на месте, ободряюще подмигнул:

— Главное — одной стенкой!..

…Темнело. Рыбаки торопливо шагали по пустынному, будто вымершему поселку. Проходя мимо своего дома, Лаймон извиняющимся тоном проговорил:

— Я на минутку. С матерью проститься…

— Давай! Только быстрее.

Лаймон побежал к дому, а Спуре с Марцисом заспешили дальше, к дюнам.

— Что у тебя за место такое завелось? Потайное? — вполголоса спросил Фрицис.

— Так, хуторок на реке… — с невинным видом ответил Марцис. — Кругом лес, болото… — И добавил доверительно: — Уж если моя баба не разнюхала, немцам и подавно не докопаться.

— Тс-с-с! Тихо! — насторожился Спуре.

Они прижались к лодке, замерли.

— Идет кто-то? — прошептал Марцис.

— Нет, вроде… показалось…

На берегу было тихо. Едва, слышно плескалось в ночи море.

… — Носки здесь теплые, — Айна протянула сыну узелок. — Тебе и отцу. Мало ли как придется…

Лаймон наскоро обнял мать.

— Ты уж побереги его, сынок! Бирута с вами пойдет?

— Зачем? Она к тебе переберется. Не тревожься, мать. Все хорошо будет.

— Как же не тревожиться… — Слезы покатились из ее глаз.

Он чмокнул мать в щеку, пошел к двери. Айна украдкой перекрестила сына, пошептала вслед молитву.

Его схватили, едва он шагнул на крыльцо. Какие-то люди метнулись из темноты, сбили с ног, прижали к земле. Застонав от ярости, Лаймон рванулся, сбросил двоих, кинулся в сторону. На него налетели еще трое, оглушили ударами. Изнемогая под тяжестью навалившихся тел, Лаймон скрипел зубами, рычал и рвался, как разъяренный зверь.

Почуяв недоброе, Айна выбежала на крыльцо, увидела клубок тел, закричала пронзительно. И смолкла. Два выстрела ударили из темноты — обливаясь кровью, женщина, как подкошенная, рухнула ка землю.

Выстрелы грохотали по всему поселку. Ярким факелом вспыхнул чей-то дом, слышались детские и женские крики.

— Айзсарги! — обезумев от страха, кричала растрепанная седая старуха. — Бегите! Это айзсарги!

Спуре и Марцис отстреливались, укрывшись за лодкой.

— Надо уходить! — крикнул Фрицис. — Иначе накроют.

Марцис решительно поднялся во весь рост и надавил на лодку с такой силой, что она в считанные секунды ушла в воду.

— Давай, давай! Я прикрою! — Фрицис посылал в темноту пулю за пулей.

Мотор заработал сразу — словно он тоже понимал, что сейчас не до шуток.

— Давай сюда, быстрее! — Марцис был уже в лодке.

Отстреливаясь, Спуре пятился к воде, но неожиданно охнул и схватился за плечо. Из прибрежных зарослей к нему тут же метнулись фигурки людей. Несколько человек бросилось и к Марцису. Скрипнув в отчаянье зубами, он невольно нажал на газ — лодка с глухим роковом рванулась в море. Вслед ей засвистели пули.

Артур лежал в забытьи и не сразу очнулся, когда выстрелы загрохотали возле самого дома. С трудом преодолевая оцепенение, медленно разлепил веки и не поверил глазам — перед ним стояли двое в рогатых касках, с короткими автоматами в руках. Чуть поодаль офицер в фуражке с высокой тульей беседовал с Озолсом.

— Смею вас заверить, господин офицер, это мой сосед. Вполне приличный парень. Во всяком случае, ни в чем таком замешан не был…

Но тут Озолс неожиданно осекся — в комнату с шумом ввалились Аболтиньш, Зигис, Волдис и Бруно. Разгоряченные и опьяненные побоищем, пышущие ненавистью и жаждущие мести. Озолс настолько опешил, что так и остался стоять с отвисшей челюстью.

— Кого я вижу! — Маленькие глазки Аболтиньша хищно сверкнули. Господин Озолс!.. С бывшим любовником своей дочери. Пикантная сцена, ничего не скажешь. — Подтянулся, обращаясь к немцу: — Господин лейтенант! Ваше приказание выполнено. Поселок прочесан вдоль и поперек. Есть задержанные. — И снова к Озолсу: — Небось не ожидал встретиться?

Офицер снисходительно, кивком головы выразив удовлетворение, небрежно показал на Артура:

— Вы знаете этого парня?

Трактирщик зловеще ухмыльнулся:

— Если кому и положена пуля, так этому гаду в первую очередь. Ему, и дружку его, Лаймону, которого мы, к счастью, тоже взяли.

Банга попытался незаметно сунуть руку под подушку, но один из немцев, стоящий у кровати, опередил его.

— О-о! — Взяв у солдата пистолет, угрожающе протянул офицер. — Вы, оказывается, действительно, красный волчонок? Он повернулся к Озолсу, удивленно пожал плечами: — Я не понимаю вас, господин староста. Вы имеете несколько странное представление о благопристойности.

— Староста? — вырвалось у Аболтиньша. — Кто староста?

— Личным приказом коменданта старостой поселка назначен господин Озолс, — сухо отчеканил немец. — Однако, я вынужден буду доложить господину коменданту об этом более чем непонятном инциденте. — Офицер отвернулся от Якоба и коротко приказал солдатам, указывая ка Бангу: — Взять!

Зента бросилась к кровати, раскинула руки, защищая сына:

— Что вы делаете? Он еле живой…

Мать отшвырнули, Артура не вывели — выволокли из дома.