Вечерней позднею порой —
Иль очень ранней, что ли? —
Я убедил ее со мной
Побыть в ячменном поле.
Над нами свод был голубой,
Колосья нас кололи.
Я усадил перед собой
Ее в ячменном поле.
Роберт Бернс
— Ой, Ирка, бедовая ты, — вздыхала старшая сестра, Раиса, Райка. Она уверяла всех, что самой смерти останется старой девой. И ее якобы такое положение дел полностью устраивало. В свои сорок три года она ни разу не была с мужчиной и посвятила всю жизнь карьере на медицинском поприще, работая в одной из больниц города хирургом. Высокая плотная шатенка с зелеными глазами, она привыкла в лицо говорить то, что думает. За это ее не любили коллеги. — Это ж надо было — не только самой очутиться в другом мире, но и нас всех сюда перетащить. И вот спрашивается: что я тут делать буду?
— Что, что, — проворчала я. — Медицину станешь поднимать. Она тут в зачаточном состоянии.
Райка только пальцем у виска покрутила. Пока что своего, да.
— Как я буду ее поднимать? — насмешливо поинтересовалась она. — Здесь даже скальпель еще не придумали.
— Ну так ты и придумай, — предложила я. — У тебя же знания есть. Че нет-то?
Райка посмотрела на меня как на полную идиотку, но замолчала и вроде бы даже задумалась.
Мы вчетвером, я, мама, Райка и наша младшенькая, Улька, Ульяна, сидели в креслах за журнальным столиком в моей гостиной и пили чай. Просто чай, да. Хотя я предлагала родне заказать что-нибудь покрепче. От нервов, так сказать. Они отказались, заявив, что в моем присутствии побудут убежденными трезвенниками.
Я спорить не стала и вместе со всеми делала большие глотки черного ароматного чая и заедала его рассыпчатым печеньем.
— Как у тебя все легко, Ирка, — тяжело вздохнула Улька, симпатичная тридцатилетняя брюнетка с черными глазами. — А ничего, что я только-только начала устраивать личную жизнь?
Личную жизнь Улька только на моей памяти устраивала то ли пятый, то ли шестой раз по счету. И каждый новый кавалер казался ей хуже предыдущего. Три — четыре месяца, не дольше, длился каждый ее роман. После этого Улька оставалась одна, звонила нам с Райкой, и мы втроем устраивали очередной сабантуй назло всем мужикам, включая ее многочисленных соседей — жила Улька в многоэтажке с тонкими стенами.
— Так ты все свои претензии не мне, а Зелагре высказывай, — посоветовала я. — Это она меня сюда с Земли вытащила. И только потому что я пропала, папа вспомнил о своих божественных корнях.
Мое исчезновение, как я узнала, послужило этаким катализатором. Папа начал чувствовать себя неуютно, с подозрением посматривал на маму и Ульку с Райкой. Его стали мучать головные боли. И только когда по приказу папы в гости к ним приехала «я», то есть Ирисия в моем теле, папа все вспомнил. Блок на памяти исчез. Боли прекратились. И стало ясно, что меня на Земле нет, — папа не чувствовал мою душу, душу своего ребенка, ни в ком из землян.
Практически сразу же он связался с Нарусом — оказывается, средство сделать это у него давно имелось, — и тот, счастливый, что внук все вспомнил, поведал ему правду. О ссоре папы с родным отцом и о блоке, который поставил сам папа, чтобы забыть родичей в этом мире. А дальше все уже было делом техники — собрать семью, поговорить с ними начистоту, представить необходимые доказательства. А затем — по-быстрому собраться и вернуться в этот мир. Без вещей, конечно. Только одежда. Ничего другого.
И теперь целая семья обязана была начинать жизнь с чистого листа, пытаться найти свое место под чужим небом.
Не скажу, что мы обрадовались. Но выхода не было. Утешало только высокое положение папы в местном кастовом обществе. Внука и сына двух богов здесь, несомненно, уважали.
— Так папу не дозваться, — между тем недовольно фыркнула Улька. — Он теперь постоянно с новыми родственниками общается. Вроде как нашу жизнь старательно устраивает. Хотя кто его об этом просил-то?
Ну вот тут я с Улькой была полностью согласна. Папу и правда никто не просил устраивать своих детей на новом месте. Мы, дети, уже были давным-давно взрослыми, со своими, уже устоявшимися, взглядами. И лично я считала, что мне повезло: папа появился в этом мире уже после того, как я вышла за Ричарда. С ним я уже притерлась. Можно сказать, практически влюбилась в него. А если бы не успела? «Дочь, я лучше знаю, кто тебе нужен»? «Не смей спорить с отцом, вот тебе жених»? Так обязательно вышел бы скандал, и крупный. Потому что я точно послала бы заботливого родителя на три известных буквы и даже не попыталась бы смягчить формулировки. Привыкла на Земле, что сама за себя отвечаю. И здесь никого слушать не собиралась.
Улька помягче меня, попроще. Но и она за выбранного папой жениха не пойдет.
В общем, впереди ожидались веселые дни.