Меня неверным другом
не зови.
Как мог я изменить иль измениться?
Моя душа, душа моей любви,
В твоей груди, как мой залог, хранится.
Ты — мой приют, дарованный судьбой.
Я уходил и приходил обратно
Таким, как был, и приносил с собой
Живую воду, что смывает пятна.
Уильям Шекспир
Так, за заботами и хлопотами, пролетело время до родов. Пока что до моих. Как я рожала, описывать надо в красках. Местные, что прислуга, что аристократы, значительно расширили свой словарный запас. А Ричард потом утверждал, что сильно поседел за эти несколько часов. Не знаю, я у него ни одного седого волоса не нашла.
Вообще, конечно, тут рожали с магическими обезболивающими, если так можно назвать различные амулеты. И с ними никакие потуги были не страшны даже женам купцов средней руки. И уж тем более — богатым аристократкам. Но у меня же была Райка! Уже глубоко беременная, но все еще рвавшаяся в бой моя любимая сестричка. А потому боль мне убирали лишь в крайнем случае. В основном рожала я сама. Своими силами, блин.
И, конечно же, родила. Чтоб с Райкой и не родить? Оба мальчика появились на свет крупными, на вид здоровыми. И орущими, да. Оглушили они нас всех знатно в первые же секунды.
— На папу похожи, — тяжело вздохнула я, принимая оба свертка, уже запеленутые и обмытые.
Райка только весело фыркнула. Две служанки и повитуха тактично промолчали.
Впрочем, Ричард сам оценил сходство уже ночью, когда двойняшки, поев, отказались спать и устроили концерт.
— Они вообще молчать умеют? — хмуро спросил мой разлюбезный супруг, косясь на своих наследников.
— Вот как начнут говорить, тогда у них и спросишь, — проворчала я, вручая Ричарду один из свертков. — Нянчи.
— А мамки с няньками зачем?! — возмутился Ричард.
— Первый месяц никаких нянек, — отрезала я. — Дети должны привыкать к родителям.
— Они же ничего не понимают!
— Зато чувствуют!
— Ты смерти моей хочешь?! — Ричард все же начал тетешкать ребенка, наблюдая за моими движениями.
— Ты — император, лицо всемогущее. Устрой себе отпуск. На месяц.
В ответ — мат, только взглядом.