Глава 50

Великодушье, знатность, красота,

И острый ум, и сила, и здоровье —

Едва ль не каждая твоя черта

Передается мне с твоей любовью.

Не беден я, не слаб, не одинок,

И тень любви, что на меня ложится,

Таких щедрот несет с собой поток,

Что я живу одной ее частицей.

Уильям Шекспир

— Нас пригласили на свадьбу, — сообщил мне Ричард вечером, сразу после постельных игр. — Прислали сегодня с магическим вестником официальное приглашение на мое имя.

— Эм… — все, что могла, выдала я. — Кто? Тут же не принято императоров приглашать.

— Не поверишь, я это знаю, — хмыкнул Ричард. — А вот твой учитель магии — нет.

— Макс? — удивилась я. — Он же меня терпеть не может.

— Не мог, — поправил меня Ричард. — В том мире. Когда у тебя не имелось влиятельных родственников.

— А… — до меня наконец-то дошло. — То есть он пригласил меня не как Ирку-одноклассницу, а как правнучку Наруса? Ну-ну. Молодец, Макс, не растерялся. Такой нигде не пропадет.

— Не язви, — зевнул Ричард. — Вам обоим еще несколько месяцев заниматься. До твоих родов точно. И зачем ему портить с тобой отношения?

— Я с ним могу испортить, если доведет, — буркнула я.

Не то чтобы мне не хотелось идти на свадьбу. Но вот этот подхалимаж со стороны типа, с которым мы раньше были на ножах, меня по-настоящему задел. Мне хотелось четкости и ясности. Не была б я императрицей и родственницей богов, фигушки Макс вспомнил бы обо мне.

— Да прекрати ты, — отмахнулась от меня на следующий день Улька, которой я экспрессивно рассказала о приглашении на свадьбу. — Нормальная ситуация. Молодец, Макс, не растерялся. Правящую верхушку надо «прикармливать», чтобы потом знать, у кого какие привилегии просить.

— Не смешно, — вздохнула я. — Была б моя воля, никуда я не пошла бы. Но Рич уже дал согласие.

— И когда?

— Через три-четыре дня.

— Что подарите?

— Здесь не принято дарить подарки. Но и приглашать императора тоже не принято. Так что Рич сказал, что вручит молодым мешочек с золотыми монетами. На безбедную жизнь, как он заявил.

— Тоже правильно, — одобрительно кивнула Улька. — Им пригодится, и как стартовый капитал, и как возможная заначка. Слушай, мы новую книгу отпечатали. Писцы переписали, я проверила. Вот, посмотри. По идее, должно зайти.

Я взяла листы, вчиталась.

«— Левее! Левее заходи! Лассо! Лассо кидай! Да куда ты… Мазила! Анька, я кому говорил, левее?! И вот что теперь делать? Где эту сволочь ловить?!

Иштван ронт Ольгер, красавец оборотень, аристократ в энном поколении и мечта чуть ли не всех женщин института от восемнадцати до восьмидесяти лет, распекал одну из адепток на пересдаче, Аннет ронт Щаркан, эльфийку, тихоню и страшную трусиху.

Как и все оборотни, он был невероятно несдержан и мог «приголубить» даже крепким словцом. К адептам часто обращался на «ты», особенно когда объяснял народным языком, в чем именно те провинились.

Жгучий брюнет с карими глазами, тонкими чертами лица и практически идеальным телосложением, он сейчас привлекал внимание адепток всего курса бытовиков. Ну и мое заодно. Я была безнадежно влюблена в оборотня с тех пор, как оказалась в теле адептки-первокурсницы, то есть уже полтора года.

Я, Виктория Александровна Кракова, взрослая тридцатисемилетняя женщина, прекрасно понимала, что у теперь уже девятнадцатилетней адептки бушуют гормоны. Понимала, что это — первая любовь, как писала сама адептка в своем дневнике. Понимала, да. Но ничего не могла с собой поделать. Меня тянуло к этому красавчику как магнитом.

По слухам, Иштвану было около сотни лет, что по земным меркам считалось самой молодостью. То есть в пересчете на привычные мне года оборотень мог считаться моим «земным» ровесником.

Я радовалась, что тихая скромная Залина ронт Гортон, приехавшая в институт из дальней провинции, практически не попадалась Иштвану на глаза. Она старалась быть незаметной из-за врожденной легкой хромоты и чересчур грубых, по ее мнению, черт лица. «Как у крестьянки», — писала она в своем дневнике.

Я так не считала, видела в зеркале довольно миленькую шатенку с карими глазами и острым носиком, но образ жизни Залины меня полностью устраивал. У меня не было ни малейшего желания оставаться в институте после обучения, а уж тем более — связывать свою жизнь с кем-то из местных преподавателей. Полтора года отучилась, еще три с половиной впереди — и можно устраивать свою жизнь вне стен академии. Планы у меня были — Наполеон рядом не стоял. Так что я грызла гранит науки, строила из себя серую мышку и пыталась поменьше засматриваться на красавчика Иштвана.

Получалось вроде неплохо. По крайней мере, первые красавицы группы, желавшие залезть к оборотню в постель, не видели во мне соперницы от слова «вообще».

— Залина! — окликнул меня препод, и я самым натуральным образом вздрогнула, умело играя роль забитой тихушницы. — Твоя очередь!»15

Оторвавшись от листов, я хмыкнула.

— Должно, да. Выкупят, думаю. Тут народ к таким сюжетам не привык. Будут читать и продолжение искать.

— Отлично, — просияла Улька. — Значит, отдаю в печать.

Загрузка...