Дракот для Снежной королевы

Глава 12

— Как странно, — говорит мне Кай, задумчиво глядя по сторонам, пока мы бредём лабиринтом ледяных коридоров дворца. — Ты говоришь мне, что я уже здесь был. Но я почему-то совершенно ничего не помню.

— Так должно быть, — вздыхаю я. — Все, кто покидают дворец Снежной королевы, теряют память.

— То есть, здесь уже бывали люди до меня? — Кай бросает на меня острый взгляд.

— Ну, я же как-то появилась на свет, — пожимаю плечами беспечно.

Кай смотрит странно.

— Любопытно.

Я вдруг спохватываюсь, что забыла отобрать у него руку. Пытаюсь дёрнуться, но его пальцы держат твёрдо и не пускают.

— Чего тебе… любопытно?

— У меня начинают закрадываться смутные подозрения. Относительно истинных целей, с которыми Снежные королевы затаскивают к себе во дворец особей мужского пола.

До меня доходит не сразу. Хмурюсь, пытаюсь понять, что он имеет в виду…

А потом меня окатывает волной жара. Я путаюсь в ногах и запинаюсь. В глазах Кая мелькает смех.

— Не обращай внимания. Так, мысли в слух! Я пытаюсь логически рассуждать. Чтобы понять, что вообще происходит.

— Ты, наверное, голодный? — я торопливо перевожу тему разговора. Кончики ушей горят. Хочется куда-то спрятаться от весёлого взгляда. Нынешний Кай — большой, серьёзный и взрослый. Но в такие моменты я отчётливо вижу того насмешливого мальчишку, каким он был когда-то.

Вот только шутки… сильно изменились.

Они меня почему-то очень смущают.

— Допустим, — кивает Кай.

— Тогда поспешим! Я обычно ем в своей комнате… но раз уж у меня такие гости, накроем торжественно в большой столовой.

Отчего-то звать его в свою спальню, как в детстве, кажется мне не слишком хорошей затеей.

* * *

Кай удивлённо крутит головой.

— Зачем вам такой огромный обеденный зал и такой здоровенный стол? Чтоб ворона каждый день сидела на новом стуле?

Возмущённый до глубины души Христиан раскрывает клюв… но не успевает даже каркнуть.

Кая чуть не сшибают с ног три серебристые молнии.

Снежок, Позёмка и Метелица набрасываются на него, возбуждённо потявкивая. Оккупируют плечи, впрыгивают на руки — и он наконец-то в шоке отпускает мои бедные пальчики. Чтобы набрать полную охапку снежных лисиц.

За прошедшие годы мои любимцы выросли в весьма упитанных зверей. И кажется, так же как и я, все эти годы помнили Кая.

В отличие от него.

— Это… что? — растерянно спрашивает он, хлопая глазами.

Метелица, довольно вздохнув, обвивает воротник пушистого хвоста вокруг его шеи. И кажется, планирует там тут же заснуть, чтоб надёжно застолбить за собой территорию. Ловлю себя на том, что слегка ревную. Мне вот так запросто с обнимашками к нему лезть нельзя!

— Не что, а кар-р-кто! Деревенщина, — фыркнул Христиан. И принялся неторопливо прохаживаться по столу, пока элементали методично уставляли его всё новыми блюдами. Ох, кажется, и они на радостях перевозбудились — такое количество еды нам точно не одолеть самостоятельно! Даже при помощи лис.

Вздыхаю.

— Они тебя помнят, потому что когда-то…

По всему телу Кая идёт дрожь. Он жмурится от боли.

Лисы торопливо спрыгивают на пол, и, возбуждённо попискивая, принимаются носиться вокруг. Тревожно тянут носом воздух.

Я кидаюсь к Каю — вовремя, чтобы поймать, когда он начинает сгибаться пополам. Его голова тяжело опускается на моё плечо. Пальцы сжимают в горсти рубашку там, где сердце.

— М-м-м-м…

— Да что ж это такое… — сквозь слёзы шепчу я.

Тяжело дышит, как загнанная лошадь. Крупно вздрагивает. И стонет сквозь стиснутые зубы.

— Ему, наверное, нельзя вспоминать, — хмуро говорит Христиан, внимательно глядя на нас со спинки ближайшего стула.

С трудом довожу Кая до стола и заставляю сесть.

— Я пойду, поищу что-нибудь в библиотеке! Вдруг…

Он сгребает меня в охапку и не отпускает. Таким инстинктивным движением, каким голодные звери хватают пищу, которую у них пытаются отнять. Метелица так делала, когда умирала от голода, а я впервые кормила её и пыталась забрать кусок, чтоб она не взяла сразу слишком много и ей не стало плохо.

Мокрый от испарины лоб Кая утыкается мне в ключицу.

— Не уходи. Не надо… только не снова… — бессвязно шепчут его губы.

Неуверенно поднимаю руку и глажу его по тёмным волосам.

— Я рядом.

— Ты снова уйдёшь… растаешь, как снег весной… Не уходи! Ты мне нужна. Без тебя всё не так… Неправильно…

Это горячечный бред. Произнесённый, как в лихорадке.

Закусываю губу. И призываю себя немедленно успокоиться. Когда мне было три годика, я сильно заболела. И Христиан до сих пор мне рассказывает, что я почему-то всю ночь просила, чтоб пошёл оранжевый снег.

Решительно выкарабкиваюсь из объятий и заставляю Кая посмотреть мне в лицо. У него такой мутный от боли взгляд… он словно бредит и видит сон наяву.

— Не бойся! Никуда я не денусь. В ближайшие два дня так точно. И таять не собираюсь. Если честно, в моём нынешнем положении куда больше вероятность, наоборот, обледенеть, — добавляю я с нервным смешком.

В чёрных глазах проясняется.

Кай прочищает горло и торопливо убирает от меня руки. Разворачивается к столу. Выпрямляется и встряхивает головой, как будто пытается заставить мысли окончательно проясниться. Христиан надменно пододвигает ему лапой тарелку ближе. И, повернувшись хвостом, вышагивает прочь.

Заторможенный Кай хватает в кулак вилку, но продолжает сидеть, глядя в тарелку невидящим взглядом.

Я бочком, бочком, огибаю его и усаживаюсь напротив. Подальше, на всякий случай. Там, где талию стискивали стальным капканом его руки, до сих пор кожа горит. А сердце бьётся так, что мне кажется, его слышат все присутствующие.

За столом определённо чувствуется неловкость.

— Кхм-кхм… Сольвейг.

— Да?

— Я, кажется, нёс какую-то чушь. Прости пожалуйста, если был невежлив и…

— Прощаю, — торопливо перебиваю я.

— Я был не в себе.

— Я знаю.

— А кстати, что я говорил?

— Уже не помню.

— Тогда… ужинаем?

— Да. Конечно. Конечно, ужинаем.

Больше мы за весь ужин не произносим ни слова. Только старательно опустошаем тарелки. И пытаемся друг на друга даже не смотреть.

Христиан тоже молчит. Задумчиво чистит клювом перья, то и дело стреляя то на Кая, то на меня внимательным чёрным взглядом.

* * *

— Ну что же! — с нарочитым энтузиазмом заявляю я. — Надеюсь, тебе понравится твоя комната! В твоём распоряжении вся восточная башня. А если захочешь, Христиан проводит тебя в библиотеку. Я завтра с утра отправлюсь на поиски снова, так что вдруг ты заскучаешь.

— А ты где спишь? — хмуро уточняет Кай.

Он застыл в дверном проёме, опираясь руками по обе стороны дверного косяка и нависая надо мной.

У меня в руках груда одеял и подушек, и я старательно держу их так, чтобы они оставались надёжным барьером между мной и Каем. Почему-то до сих пор опасаюсь к нему приближаться. Слишком странные ощущения во всём теле после прошлого раза. И щёки до сих пор не желают остывать. Какая я Снежная королева после этого? Где же моё ледяное спокойствие и холодная кровь?

— Какая тебе разница… — вспыхиваю я, и температура моего тела снова поднимается на несколько градусов. Может, это выход? Если я так буду всякий раз, глядишь, дойду до точки кипения, и заледенеть не получится чисто физически? Было бы здорово. Правда, Кая тогда придётся оставить при себе на совсем, как свой личный нагреватель. А этого нельзя.

Украдкой вздохнув, я бросаю быстрый взгляд на его шею и ямки ключиц в распахнутом вороте белой рубашки.

Снова торопливо отвожу глаза.

— На всякий случай, хочу знать, — упрямо отвечает Кай.

— Если тебе что-нибудь понадобится, обращайся к Христиану! — поспешно ставлю точку в разговоре и впихиваю в руки Каю ворох постельных принадлежностей. — Спокойной ночи!

— Спокойной, — буркает он. И я поскорее захлопываю дверь перед самым его носом, потому что Кай, кажется, собирался выйти ко мне и ещё чего-то сказать.

Но уже далеко за полночь. И мне надо бы хоть немного поспать. Мне как-никак завтра очередной волнительный день предстоит.

Возвращаюсь в свою комнату вся какая-то не своя.

Вот и правильно, что я не стала ему показывать свою спальню! Почему-то, когда он был маленький, у меня и мысли не возникало, что это неприлично. А вот теперь одна мысль о Кае в этой комнатушке, которая стала казаться намного теснее с того времени, как мы выросли, кажется мне до ужаса неправильной.

Заторможенно расстилаю постель, тщательно расправляю снежно-белые пушистые одеяла. Переодеваюсь в свою синюю, в серебристые снежинки пижаму. Расплетаю косы и старательно вычёсываю длинные, ниже талии волосы ледяным гребнем.

В окна издевательски ярко светит Полярная звезда.

— Ты ещё мне тут подмигивай! — сердито восклицаю я. — Небось всю ночь проторчит на окне и будет вздыхать по этой своей Герде!

Прошу элементалей погасить свет, и потолок медленно гаснет, приглушая северное сияние в толще льда до едва заметного мерцания.

Ворочаюсь так и эдак битый час. Сон не идёт. Вот никак! События минувшего дня мелькают в моей голове один за другим, как в калейдоскопе из разноцветных льдинок, что когда-то в детстве наколдовала для меня мама.

Самый, самый яркий и удивительный день в моей жизни, это уж точно! Раньше был другой чемпион из моих дней, но ему пришлось потесниться на пьедестале.

Спустя час тело наконец-то тяжелеет, веки начинают слипаться, а в голову лезть какие-то странные тягучие сны…

…Подскакиваю на постели, когда на мою дверь обрушиваются решительные удары кулака.

Подбегаю к двери и распахиваю створку. И чего это я не заперлась? Конечно, у меня раньше не было никогда такой привычки, но теперь-то… ставлю зарубку в памяти, что пора начать запираться.

На пороге стоит хмурый, как туча, Кай, и впивается тяжёлым взглядом в мои босые ноги.

— Это не моя идея, если что.

— Ч-чего?

Меня осторожно берут за плечи и отставляют в сторону.

Кай проходит в мою комнату и с интересом оглядывается. У него через плечо перекинуто свёрнутое валиком многострадальное одеяло.

— Думаю, мне хватит места на полу. Или вон в том кресле.

— Мне кто-то объяснит, что здесь происходит⁈ — обречённо восклицаю я.

На пороге возбуждённо скачет Христиан, и если бы клювом можно было ухмыляться, это определённо было бы оно.

— Увы, Сольвейг! Я только что обнаружил, что в нашем дворце кар-какая-то проблема с терморегуляцией! Во всех башнях стало люто, просто невозможно холодно! У элементалей хватит сил обогревать только одно помещение. Ты же не хочешь, чтоб наш дорогой гость до утра околел?

От возмущения у меня перехватывает дыхание.

Я решительно хватаюсь за створку двери, чтоб открыть её шире, выйти в коридор и как следует проредить кому-то его тощие перья на хвосте… но стайка предателей-элементалей, вспыхнув синими огоньками, кидается наперерез и упирается в створку. Медленно её теснит, чтоб захлопнуть обратно.

Христиан смотрит на меня с пола ужасно самодовольным взглядом.

— Прости, дитя, но так надо! Я уже сказал — новая вешалка мне тут во дворце не нужна. Весь интерьер испортит!

Он хлопает крыльями, как в ладоши.

Заразы элементали с дружным писком преодолевают моё сопротивление.

Дверь захлопывается, едва не ударив меня по носу.

И плотно-плотно зарастает ледяными узорами. Ещё и ручку дверную вморозили в лёд, чтоб её даже повернуть было нельзя, гады эдакие.