Глава 4


— Дра… кто? — удивляюсь я. — Может быть, дракон? Нет, драконов нету.

— Дракот! — поправляет меня Кай. — Неужели не слышала? Это старая, старая легенда. Говорят, водятся такие на краю земли. А у вас тут край земли и есть! Дракот — это что-то среднее между драконом и котом. Бабушка рассказывала, он здоровый, морда кошачья, а хвост и чешуя драконовые. И ещё он летать умеет! И невидимым становиться. Только смотришь — отпечатки лап кошачьих на снегу сами собой появляются. Значит, это дракот прошёл. Вот бы такого пойма-а-ать! — мечтательно протянул мальчик.

— Зачем тебе дракот?

В чёрных глазах зажигается азартный огонёк.

— Да ну ты что! Легенда говорит, что дракот выполнит любое желание того, кто его поймает. Любое! Но только одно. Не может только людей возвращать с того света.

— Ого.

Я задумываюсь.

Кай отводит от моего лица низко свисающую заснеженную ветку, мы пригибаемся и проходим дальше, глубже в чащу. Здесь уже совсем много снега, и приходится идти по колено в пушистых белых сугробах.

— Ты бы какое желание загадал, если бы поймал дракота?

Кай отвечает сразу же.

— Чтобы бабушка жила вечно. А ты?

Я теряюсь.

Что мне пожелать? У меня всё есть. Разве что… Бросаю робкий взгляд искоса…

Кай хватает меня за локоть и не даёт полететь вниз — мы на краю склона, и здесь очень скользко.

— Стой ты! Сейчас бы полетела кубарем! Пока докатилась, была бы не Снежной принцессой, а снеговиком! — смеётся он.

У меня снова больно колет сердце.

Нет. Есть такие желания, которые нельзя загадывать.

— Мы пришли, — говорю твёрдо и показываю рукой на дно обширной круглой впадины. — Нам туда!

Кай удивлённо присвистывает.

…Мы долго ищем подходящий спуск, прежде чем я нахожу наконец-то широкие ледяные ступени, которые раньше здесь были, но теперь их совсем занесло снегом.

Здесь, над этим местом, всегда идёт снег. Из темноты вьющимся роем несутся снежные хлопья, похожие на больших пчёл. Садятся нам на плечи, облепляют ресницы. У Кая в тёмных волосах белые пряди. Ветер воет, как растревоженный улей.

На самом дне воронки пульсирует синим огнём камень. Размером с мой кулак. Его никогда не заметает снегом, он парит в воздухе, слегка покачиваясь и медленно поворачиваясь вокруг своей оси.

— Это что? — как завороженный, Кай смотрит на камень, и синие отблески ложатся на его лицо.

— Сердце гор. Но ты его не трогай, на всякий случай. Только Снежным королевам можно. Заморозит тебя до самого сердца.

— Понял, — кивает Кай.

Я растерянно оглядываюсь. Где-то здесь было…

Взмахиваю ладонями, и сугроб напротив взлетает на воздух, взрывается, рассыпается вокруг снежными искрами.

— Ух ты! Ничего себе! Ты крутая, — восхищённо тянет Кай.

В склоне воронки обнажается глубокий чёрный проход.

— Нам ещё дальше? — деловито спрашивает Кай. И, не дожидаясь моего ответа, ныряет в темноту.

Смелый он, всё-таки.

За нашими спинами вьюга, словно с цепи сорвавшись, взревела ещё громче, и круговерть снежинок почти скрыла очертания синего камня.

…По мере того, как мы идём по узкому тёмному коридору, который давит на нас своими низкими сводами, наш взгляд, привыкнув, улавливает зеленоватый отблеск.

— Ещё один камень? — смотрит на меня сверху вниз Кай. В этом страшном тёмном коридоре он сразу же взял меня за руку, чтобы я не боялась.

— Нет. Лучше.

Стены вдруг исчезают, потолок ныряет вверх, и мы попадаем в небольшое округлое помещение.

Здесь очень, очень тихо. Благоговейная тишина.

Посреди комнаты на полу стоит зеркало высотой с человеческий рост.

Его поверхность изнутри покрыта яркой зелёной листвой. Ветви слабо покачиваются в такт ветру. Который не долетает до наших лиц. Потому что веет там, в человеческом мире. Край голубого неба виднеется наверху. На листьях играют солнечные лучи.

Я замираю, как всегда до глубины души поражённая этой картиной. Когда я была младше и глупее, часто убегала сюда, посмотреть в зеркало. Каждый раз, найдя меня, часами просиживающую на полу перед ним, мама очень ругалась. Один раз даже заперла меня в комнате, но я снова сбежала.

В конце концов, она рассказала, что это за зеркало, и больше я не приходила. До сегодняшнего дня.

— Тебе туда, — говорю Каю, и отступаю на шаг назад.

Он оглядывается на меня удивлённо.

— Ты уверена?

— Да. Этот портал приведёт тебя обратно. Он пропускает людей.

— Откуда ты знаешь?

Я обняла себя за плечи и сжалась.

— Знаю. Когда-то через этот портал ушёл мой отец. Это было давно… ещё до моего рождения.

— Соль…

— Иди! А то вдруг проснётся моя мама, и ты не успеешь.

У меня уже дрожат губы, и ужасно хочется плакать, но я держусь. Пусть, когда он будет меня вспоминать, вспоминает милой. Пусть думает обо мне, когда на небо выходит Полярная звезда. Как думал об этой своей… Герде.

На лице Кая показывается решимость. Он идёт к зеркалу. Смотрит на него в упор внимательно пару мгновений. А потом касается ладонью.

Его рука насквозь проходит зыбкое стекло.

Он вытаскивает её и изумлённо разглядывает пальцы.

Оборачивается ко мне.

— А как же ты?

— Что — я? — шепчу, глотая непролитые слёзы.

— Разве тебе нравится жить тут, в этом ледяном склепе? Без солнца, без зелени, без цветов… без друзей?

Порыв ветра вырывается из зеркала, качает его лохматые волосы. Охватывает плечи, мягко тянет назад, в плен зачарованного стекла. Касаясь портала, фигура Кая вспыхивает ореолом ярко-зелёных искр. Он уже наполовину там. Я уже его почти потеряла.

Наши глаза встречаются.

Просто вспоминай обо мне! Твоё место там, я знаю. Просто вспоминай! Мне этого будет достаточно.

Кай протягивает руку ко мне.

— Пойдём со мной!

Я вздрагиваю. Что?..

— Пойдём со мной, Соль! — твёрдо повторяет Кай, глядя на меня беспокойно. — Я заберу тебя. Идём!

Уйти? Вместе с ним?

Я знаю, что это невозможно.

Но то, что он предложил, наполняет моё сердце такой отчаянной, такой глупой радостью, что я широко улыбаюсь сквозь слёзы.

Подбегаю к зеркалу, и хватаю протянутую руку. Кай сжимает её крепко, тянет к себе.

Ветер другого мира властно утаскивает мальчика в глубину. Силы портала пробудились, и это уже не остановить. Всё дальше и дальше его фигура в мареве стекла. Зелёные ветви оплетают, крадут, присваивают властно. Он больше не мой. И моим никогда не было. Мои — только снег, и лёд… и одиночество.

Когда моя рука касается зеркала, оно стремительно покрывается морозными узорами. Зелёные ветви испуганно отдёргиваются от его поверхности с той стороны, забирая Кая ещё дальше.

Наши пальцы не выдерживают, расплетаются, соскальзывают…

— Соль, нет!..

Но поверхность зеркала уже стала сплошным непроницаемым льдом. И я вижу в нём только своё отражение.

Снежная королева не имеет права покидать Фрозенгард.


* * *

…Я стою перед зеркалом так долго, словно жду, что оно снова покажет мне Кая. Но этого, разумеется, не происходит. Передо мной — сплошная вязь морозных узоров.

— Сольвейг⁈

Мне хочется провалиться поскорее под землю. Но я же знала, что взбучки не миновать. Вся сжимаюсь и медленно поворачиваюсь. Наверняка у мамы будет такое лицо… разочарованное во мне. Как всегда бывало, когда я, вместо того, чтобы чинно и благородно ступать по коридорам дворца, принималась носиться по ним, как угорелая. Или притаскивала к себе в комнату какую-нибудь очередную живность с грязными лапами.

Но на её снежно-белом лице такая грусть, что я ужасно удивляюсь и забываю бояться. А на плече Снежной королевы сидит белый ворон Христиан, и смотрит на меня так, будто всё-всё понимает.

Мама подходит ко мне, склоняется, и кладёт холодную ладонь мне на голову.

— Что же ты наделала? Он был предназначен тебе.

Я шмыгаю носом и убегаю от её руки. Повторяю упрямо.

— Кай — не игрушка и не подарок, чтобы мне его дарить! Он человек! И он хотел вернуться домой! У него там… осталась подруга.

Наверное, он уже дома. Герда держит его за руку. Смотрит, как он улыбается. И слушает рассказы о странном сне, который ему приснился сегодня.

Моя мать качает головой, и печально звенят подвески на её короне.

— Ты поймёшь когда-нибудь. Если не будет слишком поздно. Я лишь хотела тебе помочь. Надеялась, если чуть-чуть обману правила, смогу избавить тебя, моё любимое дитя, от боли и слёз. Но видимо, тебе придётся выпить эту чашу до дна. Как и мне когда-то.

Она поворачивается и плывёт прочь. Высокий воротник её плаща переливается острыми гранями льда. Там, где она проходит, снежинки зависают в воздухе, как будто остановилось время.

Я вздыхаю, и семеню за ней. Стараясь, чтобы не поскользнуться — на том месте, где ступила нога Снежной королевы, остаются ледяные следы.


* * *

Когда я одна возвращаюсь в свою комнату, в ней темно, как и всегда. Полярная ночь слабо светит в окна призрачным светом. Сонно вспыхивает один элементаль под потолком, в самом углу. Завидев меня, ложится спать обратно. Гаснет суетливый синий огонёк.

Меня поражает больше всего звенящая тишина. Так непривычно после звонкого смеха и веселья. Я как будто всё ещё их слышу.

На шелест моих шагов осторожно выходят лисята.

Тоскливо заглядывают в глаза. Спрашивают без слов, нюхают, ищут. Знаю… мне тоже его ужасно не хватает.

Собственная комната кажется пустой и тусклой. Наверное, теперь всегда так будет.

Сажусь на пол и сжимаюсь в комок. Утыкаюсь лбом в колени.

Звенят хрусталики льда, падая и разбиваясь об пол.

Вздрагиваю, когда моих волос касается что-то мягкое. Христиан не усидел, прилетел ко мне, и теперь тихонько гладит по голове крылом, успокаивая.

Реву в голос, размазывая сопли по лицу, хватаю Ворона, прижимаю к себе, как игрушку. Он мужественно терпит, пока тискаю его и заливаю слезами. Только стряхивает с крыльев временами мокрое ледяное крошево.

Но всё когда-нибудь заканчивается. Даже слёзы.

Всхлипывая, утыкаюсь Христиану в его взъерошенные перья.

— Как ты… ты… думаешь… он будет вспоминать меня?

Друг отвечает не сразу.

— Увы, Сольвейг. Каждый, кто покидает чертоги Снежной королевы, поражается заклятием забвения. Если вы встретитесь когда-нибудь, он тебя даже не узнает.


* * *

— Ай!

Я очнулась от воспоминаний, когда Христиан больно клюнул меня острым клювом в макушку.

Потираю голову и ёрзаю на неудобном, жёстком троне.

— Больно же!

Ворон расправляет крылья и хлопает ими, роняя перья.

— Что ты кр-р-размечталась? Ты собикра-краешься искать жениха, или нет? Ты вообще видела, кар-карторый час?

Невольно бросаю взгляд на гигантские часы с ледяными стрелками. Они висят на стене над входом в тронный зал. Отсюда, с возвышения, где я нахожусь, мне отлично их видно. Мама когда-то повесила в таком месте специально. Говорила — сидя на троне, никогда нельзя забывать, как быстротечно время.

Длинная стрелка дёрнулась, и сошлась в апогее с цифрой двенадцать. Маленькая стрелка, которую, впрочем, только называли маленькой, а была она величиной с человеческий рост, переместилась на единицу.

Часы протяжно пробили один раз. Эхо пронеслось по всем коридорам и залам дворца. Мурашками отозвалось на коже.

Это значит, что до полуночи осталось всего одиннадцать часов. И тогда первый из трех отмерянных мне дней закончится.

— Да как прикажешь искать этих твоих женихов⁈ — воскликнула я. — Ничего не понимаю, Снежной королеве же нельзя покидать дворец!

И тут впервые я задумалась о том, о чем вообще-то, следовало задуматься намного раньше.

— Хм… послушай, Христиан… а как вообще сюда попал мой отец когда-то?

— Я уж думал, никогда не спр-р-росишь, — проворчал ворон. Перепрыгнул мне на плечо, поудобнее сжал когтями. — Этот секр-р-рет я не должен был открывать тебе р-раньше восемнадцатилетия.

— Ну! — поторопила я вредную птицу. Теперь нарочно будет тянуть время, чтоб меня заинтриговать.

— Кар-р-р-р… вообще-то, у нас есть волшебные сани!

Загрузка...