Дракот для Снежной королевы

Глава 2

…Коридоры дворца кажутся бесконечными, потолок теряется в клубах тумана, иней холодит кончики пальцев, когда веду ими рассеянно по стенам. Растаявший след от моих пальцев тут же снова увивают хрупкие ростки снежного мха.

Дворец Снежной королевы огромен. Но кажется еще больше, когда тебе пять лет, и единственный твой друг в этом дворце — старый белый ворон.

Нет, конечно, есть ещё снежные лисята. И элементали. И много кто ещё, вот только они не умеют разговаривать.

Я иду вперёд, хотя в это время мама обычно занята и не любит, когда ей мешают. Просто меня ведёт странная тревога. Я не могу сама себе объяснить, почему мне не сидится на месте. Как будто что-то не так, что-то изменилось.

Но в этом месте ничего никогда не меняется!

Непонятную загадку мне до смерти хочется разгадать.

Чем ближе я подхожу к тронному залу, тем медленнее иду. В такт моих шагов покачиваются две толстые снежно-белые косы. Сердце колотится, ладони вспотели. Вытираю их о свое серебряное платье с белой меховой каймой по краю и иду дальше. Я уже начинаю понимать, что не так.

Никогда я еще не слышала, чтобы в ледяных стенах дворца звучал чужой человеческий голос!

Подкравшись на цыпочках к двери в тронный зал, осторожно приоткрываю на щёлку. И заглядываю одним глазком — незаметно, чтобы меня никто не увидел.

— … Ты должен сложить из них слово Вечность. Если сложишь это слово и будешь достаточно терпелив, я подарю тебе сокровище, ценность которого ты даже ещё не можешь себе вообразить. Самое главное сокровище моей твердыни. И пару новых коньков в придачу.

Мамин голос. Холодный, надменный, как будто пропитанный ледяной стужей Фрозенгарда.

— А что будет, если я сложу из этих букв слово «Задница»?

Ох.

От удивления я даже отпрянула. Зажав рот ладошками, как будто я сказала эту гадость. Но это было не я! Там есть кто-то ещё.

Вдруг понимаю.

Вот этот насмешливый звонкий голос — это именно он виноват в том, что мне не было покоя. И я, как мотылёк на свет, летела по лабиринтам дворца.

Осторожно приоткрываю дверь пошире. Теперь вижу краешек трона моей матери — та незаметная боковая дверь, которой я привыкла пользоваться, находится совсем рядом с ним. Она намного удобнее, чем гигантские ледяные створки парадного входа. Через них я почти не хожу, да и открыть такую тяжеленную в одиночку практически невозможно.

— А ты смелый. Это хорошо, — моя мать склоняет голову, звенят хрустальные подвески её короны на висках. — Ей как раз нужен такой.

Ещё шире… и я его вижу.

Того, кто так непочтительно разговаривал с моей матерью. Снежной королевой. Её боятся даже элементали! А этот мальчишка — нет.

Он постарше меня. Тёмные лохматые волосы торчат во все стороны, как будто он никогда в жизни не видел расческу. Упрямое выражение на лице. Светлая рубашка, закатанная до локтей, и короткие штаны на подтяжках, все в заплатках. Он босиком. Как не мёрзнет? Наверное, мама поделилась какой-то защитной магией. Да, точно — вон, вокруг его ног призрачный голубоватый ореол там, где ступни касаются льда.

— Вы о чём это, леди? — хмурится мальчик. — А хотя, не важно. Я не стану собирать ваши буковки! Когда вы вернёте меня домой?

— Никогда! — роняет высокомерно моя мать, и откидывает с плеча длинный плащ. Переливы северного сияния срываются с края серебристой материи, что стелется до самой первой ступени лестницы. Взмывают к потолку. И там добавляют красок и призрачного света. — Ты останешься здесь. Моей дочери нужен… скажем так, для начала товарищ по играм. Для этого я и привезла тебя сюда. Сольвейг, подойди! Я знаю, что ты там.

От удивления я теряю равновесие, и падаю вперёд.

Дверь распахивается совсем, и я пролетаю на коленях по скользкому полу, больно их зашибив. И это всё на глазах этого мальчика! Обидно до слёз.

Ну, слёзы и закипают, конечно же. Падают из глаз, на лету обращаясь в ледышки, разбиваются об пол в мелкую серебряную пыль. Всхлипываю. Больно!

— Эй, мелочь! Хватит ныть, вставай.

С удивлением смотрю на босые ноги, которые появились в поле моего зрения. Грязные. И колени изодранные — на них корки. Этот мальчишка, наверное, настоящий сорванец.

И бегал — не по ледяным коридорам чертогов Снежной королевы. А по настоящей земле и камням. Он видел другой мир. Тот, настоящий. Которого я — никогда не увижу.

— Ну? — торопит меня раздражённый голос.

Поднимаю глаза выше, и с удивлением смотрю на протянутую мне ладонь. Смотрю на неё непонимающим взглядом пару мгновений. А потом нерешительно вкладываю в неё тонкие пальчики. У него руки загорелые. И жёсткие, мозолистые.

И очень тёплые.

Мальчишка дёргает меня вверх сердито и чуть ли не силой заставляет встать.

Неуверенно поднимаю глаза — и вижу, как он смотрит на меня недовольно своими чёрными глазами.

— Это ты, что ли? Та, которой меня подарили. Как игрушку.

Он тут же бросает мою ладонь, как будто ему неприятно. Складывает руки на груди и смотрит на меня свысока таким обвиняющим взглядом, что хочется попросить прощения. Но за что? Разве я в чём-то виновата перед ним?

— Замечательно, — холодно улыбается моя мать. — Вот и познакомились. Сольвейг! Уведи его отсюда. Идите, поиграйте. Он меня изрядно утомил.

А я стою и пялюсь на мальчишку, как дура. То есть, подарили? В каком смысле — как игрушку?

Разве так можно, чтоб дарили живого человека?

Не дождавшись от меня хоть какого-то разумного ответа, мальчишка теряет терпение. Хватает меня за руку и тащит в тот проход, из которой я пришла. Захлопывает за нами дверь. И через пару шагов останавливается.

— Так. Тут вроде бы нас никто не увидит. Слушай! Эта ведьма украла меня из моего родного города, и…

— Это не ведьма! Это моя мама! — обижаюсь я.

Мальчик отмахивается от меня ладонью:

— Не важно! Всё равно ведьма. Мне нужно вернуться домой! Меня там ждут. Ты не похожа на злыдню. Поможешь отсюда выбраться?

Опускаю глаза, ковыряю лёд носком белого сапожка.

— Тебе у нас не нравится?

Он отвечает не сразу.

— Тут интересно. Но мне надо домой. Так поможешь? Ты ведь знаешь, где выход?

— Мама рассердится, — совсем-совсем тихо, так тихо, как падает снег, отвечаю я.

Мне не хочется, чтобы он уходил.

Мальчик вздыхает.

— Ладно, веди. Потом об этом ещё поговорим.

Мне вдруг становится очень весело и радостно.

У меня впервые в жизни настоящие гости!

Я решаю показать этому мальчику самое ценное, что у меня есть — выводок снежных лисят, которых я спасла от зимней стужи на пороге Вечности. Их мама умерла, а сами они уже совсем замерзали в сугробе. Мне тогда сильно влетело от мамы, что я туда ходила. Просто у меня бывают предчувствия о таких вещах. Когда кому-то нужна помощь. И я пошла. Я не спросила разрешения, потому что знала, что она ни за что не отпустит меня.

Мы какое-то время идём совсем рядом, молча. Мальчик хмурится, разглядывает всё по сторонам. А я — разглядываю исподтишка его.

Никогда в жизни не видела живого человека. Только на картинках в книгах. Но оказывается, ни одна картинка не передает. То множество мелких-мелких черт и особенностей, которые делают его особенным. Например, как та маленькая родинка на шее. Или манера ходить широким шагом, за которым я едва поспеваю.

— Тебя зовут Сольвейг? — спрашивает мальчик после долгого молчания. Даже обидно, что он-то на меня совсем не смотрит. Я, наверное, не очень красивая.

— Угу.

— Слишком длинно. Я замучаюсь выговаривать. Буду называть тебя Соль. Идёт?

Киваю смущённо. Пока не очень поняла, нравится мне или нет. Сольвейг — это хорошее имя! Мама говорила, что назвала меня им, потому что на древнем языке оно означает «сила солнца». А у нас тут солнца очень мало, — на самом крайнем Севере, где по полгода царит тёмная ночь, а в остальное время оно едва-едва показывается краешком из-за горизонта. Чтобы снова надолго уплыть в темноту. Наверное, оно освещает какие-то другие королевства, не наше.

«Соль» — это что-то грустное и солёное. Это про слёзы.

— А… тебя как зовут?

Он наконец-то удостаивает меня коротким взглядом, прежде чем ускорить шаг.

— Кай. Но ты можешь особо не запоминать. Я всё равно отсюда скоро выберусь. Обязательно.

Да.

Я помню.

Его там ждут.

Почему мне от этого так грустно?