Дворец иллюзий

10 Рождения

Мне очень хотелось знать, как выглядит Кунти.

Как я тогда считала, было бы разумно подготовиться на случай, если она станет моей свекровью. Возможно, ее лицо расскажет мне, что кроется у нее внутри (я не забыла предупреждение колдуньи). Но у художника не оказалось ее портрета. Вместе с извинениями он прислал мне другие портреты, в том числе и портрет Гандхари, матери Дурьодханы, которая к тому же приходилась Арджуне тетушкой.

Портрет был небольшой, но плохо написанный, похожий на те, что выполняются рукой ученика в подмастерье. Может быть, не было никакого спроса на портреты уже замужних женщин, даже если они были царевнами? Дхаи-ма и я долго пытались разглядеть черты ее лица, но широкая белая повязка на глазах утаивала их.

— Ты знаешь, как случилось, что она носит эту повязку? — спросила Дхаи-ма. — Когда она узнала, что ей суждено выйти замуж за слепого Дхритараштру, она закрыла глаза белой повязкой, заявив, что не хочет наслаждаться удовольствиями, которых был лишен ее муж. Говорят, с тех пор она никогда ее не снимала.

Я слышала эту историю, или точнее, песню, которую сочинили в честь ее преданности мужу (время от времени отец посылал ко мне в покои певцов, в надежде, что их песни привьют мне подходящие воззрения, а также предостерегут меня от опасных мыслей). Хотя между собой я и Дхаи-ма согласились, что такое самопожертвование не было разумным.

— Если мой муж был бы слеп, то я бы, без сомнения, позаботилась о том, чтобы мои глаза были открыты, — сказала я. — Так я могла бы описывать ему все, что происходит вокруг.

У Дхаи-ма было собственное мнение на этот счет:

— Возможно, мысль о том, что она выйдет за слепца, была ей ненавистна. Но поскольку она принцесса, она не могла избежать этого брака. Вероятно, она завязала себе глаза, чтобы не видеть его каждый божий день.

Должно быть, портрет был выполнен давно. На нем Гандхари была изображена совсем юной. Завитки волос ниспадали на ее лоб. Казалось, она прислушивалась, словно пытаясь компенсировать отсутствие зрения. Я гадала, жалела ли она о своем решении, предпочтя добродетель, свойственную женам, власти, которую она могла обрести, став проводником и советником слепому королю. Но она дала клятву, тем самым поймав себя в сеть из собственных слов.

Замужество Гандхари — хотя она пожертвовала стольким ради него, — как и замужество Кунти, было не из счастливых. Позже я думала, не это ли обстоятельство придавало им силу? Вероятно, такова тенденция, что у сильных женщин несчастливые браки. Эта мысль не давала мне покоя. Дхритараштра был жестким человеком. Он никогда не задумывался, почему из всех братьев он был выбран старейшими лишь потому, что был слеп. Хотя он заверял, что любил своего младшего брата — возможно, он действительно его любил, — он был странным человеком с противоречивым характером. Целью всей его жизни был сын, который бы мог унаследовать трон отца. Но в этом и была проблема: несмотря на все его старания, Гандхари долго не могла забеременеть. Когда же она наконец узнала, что ждет ребенка, было уже поздно. Кунти уже ожидала появления на свет Юдхиштхиры.

Прошел год. Потом другой. Родился Юдхиштхира. Поскольку он был первым мальчиком в этом колене, то старейшины заявляли, что трон будет принадлежать ему. Разведчики Дхритараштры принесли печальные известия: Кунти снова забеременела. Теперь было две помехи между Дхритараштрой и его желанием. Живот Гандхари все рос и рос, и вскоре стал похож на огромный улей, но роды никак не наступали. Возможно, расстроенный царь выругал ее, но вероятнее, что он сделал одну из служанок своей любовницей, и это довело Гандхари до отчаянного поступка. Она била себя по животу до тех пор, пока не начала истекать кровью. Вследствие этого на свет появился не ребенок, а огромный бесформенный шар плоти.

— Дворец буквально загудел, — сказала Дхаи-ма, — люди бегали по дворцу, размахивали руками, кричали, обвиняя во всем демонов. Пока Гандхари лежала без сознания, слепой царь, ошеломленный, сидел на троне. К счастью, появился святой. Он разрезал шар на сто один кусок и приказал принести кадки с маслом (ровно столько, сколько было кусков). Он поместил куски в кадки с маслом и предостерег открывать их в течение года. Так на свет появился Дурьодхана, его братья и сестра Духсала. Возможно поэтому он так дружен с Карной, который появился на свет тоже довольно странным образом.

— Неужели больше никто не рождается обычным способом? — спросила я, чувствуя, как горят мои щеки.

Дхаи-ма строго взглянула на меня. Но если у нее был вопрос, она не задала его. Может, потому, что она не знала, что делать с ответом?

— Да, с тобой надо держать ухо востро! — воскликнула она, фыркнув, и продолжила свой рассказ:

— Большинство людей полагает, что Адхиратха, возничий колесницы, приходится Карне отцом. Но наш конюх, который работал некоторое время в Хастинапуре, рассказал совсем другое. Однажды утром, отправляясь на молитву к реке Ганга, Адхиратха нашел Карну в деревянной корзине, плывущей по реке. Ему была от силы неделя.

— Эта часть истории не такая уж и редкая. Иногда аристократки, не желая иметь проблем, избавляются от того, что не спрятать, именно таким путем. Но этот ребенок был особенным: с золотыми кольцами в ушах и золотыми доспехами на груди, которые нельзя было снять, так как они являлись частью его тела. Адхиратха поверил, что боги ответили его мольбам и послали ему Карну, так как у него самого детей не было.

Возможно, Адхиратха не совсем ошибался. Я вспомнила таинственное выражение на лице Карны, которое я видела на портрете. Он выглядел так, словно когда-то где-то его коснулась рука божества. Я выискивала возможность купить этот портрет, чтобы спрятать его и смотреть тогда, когда мне захочется. Но, конечно, я не могла совершить ничего подобного. У принцесс нет никакой личной жизни.

Поднимая свое тучное тело с пола, Дхаи-ма взглянула на меня еще раз:

— Я лучше займусь работой. И ты, как всегда, опаздываешь на урок танцев.

Она остановилась в двери. В этот раз ее предупреждение прозвучало намного более угрожающе:

— Иногда я слишком много говорю. Надеюсь, ты знаешь, что для тебя полезнее будет забыть эту историю и вести себя так, чтобы отцу не было за тебя стыдно.

Я знала, на что намекала Дхаи-ма, и она была абсолютно права. Но мое непослушное сердце вновь возвращалось к Карне, его невзгодам. Мы оба были жертвами родительского отказа. Поэтому ли его история нашла такой отклик в моей душе? Но нельзя сравнивать мое страдание с его мучением. Вновь и вновь я представляла мать, которая его покинула, — я совершенно была уверена, что именно она положила его в корзину и бросила в реку, а не боги. Закрывая глаза, я видела, как она склонилась над водой, чтобы бросить ребенка — ее собственную плоть — в ночное течение реки. Я представляла ее очень молодой. Она не вздыхала, не лила слез. Она беспокоилась лишь за свою репутацию, сильнее укутывая голову платком. Всего лишь на мгновение она оглянулась, затем поспешно ушла. Она сняла все украшения, оставив их в тумбочке, надев на себя самое старое сари. Было бы ужасно, если стражник обнаружил бы ее так далеко от родительского дома в час, когда только проститутки выходят на улицу. Она шла домой немного неуверенной походкой. Наконец-то все было сделано.

Мое сердце страдало за обоих: и за мать, и за ребенка, потому что я, еще хорошо не зная жизни, считала, что такое никогда не случалось прежде. Всю оставшуюся жизнь она будет печалиться о сыне, не зная, где он. Проходя мимо красивого мужчины, она будет спрашивать себя: «Может, это он?» Каждое утро, они будут просыпаться в одном городе, с одной и той же мыслью — мыслью друг о друге. В ярости и печали они оба будут сожалеть, что ей не хватило храбрости избрать другой путь.