Единственная призрака. По праву рождения

19

Комната мгновенно пустеет. Кажется, Аран занимал собой большую её часть, и теперь, когда он исчез, места слишком много.

— Испачкай кровью свою одежду, — хриплый голос призывает меня к действию.

Я делаю всё, как велит призрак — пачкаю вещи и клинок, даже рву штаны, беру в руки отцовский нож, дёргаю за верёвку колокола тревоги и сажусь посредине комнаты в ожидании посетителей.

Как и предполагалось, первым в комнату влетает куратор. Влетает, и так и застывает передо мной в величайшей степени изумления. Следом за ним несутся Лео, Тибо, Аэрт, Рот и Инди. Прекрасно! Вся команда в сборе. Парни не успевают затормозить вовремя и врезаются в мощную спину полковника. К слову, Хаган Ирэ даже не пошатнулся от напора пяти немаленьких кадетов. Могуч, подлец! Их лица в секунду приобретают то же выражение, что и физиономия куратора. Последним в комнату вваливается ректор, задыхаясь и держась за бок.

А я что? А я сижу. Нож в руках держу. Кстати, пора бы уже избавиться от него, а то так могу и порезаться.

Я плавным движением кладу на пол окровавленное лезвие. Почему-то после этого отмирает мастер Ирэ, а за ним и все остальные. Мастер одним шагом преодолевает разделяющее нас расстояние и быстро опускается передо мной на корточки. Тёмные глаза бегло осматривают моё лицо, выискивая признаки повреждений или страха, широкие ладони ощупывают мои руки и ноги с той же целью. Совершенно не стесняясь, он проходится пальцами по моим рёбрам, проверяя, не сломаны ли те. Я не сдерживаюсь и хихикаю.

— Щекотно, — поясняю я хмурому куратору.

Парни в это время внимательно осматривают трупы наёмников, попеременно бросая на меня настороженные и удивлённые взгляды. И только ректор мнётся у двери, стоит как неприкаянный. Мне его жаль.

— Да вы проходите, мастер Ринор, — приглашаю я. — Присаживайтесь.

Хозяйским жестом, не оглядываясь, я указываю на единственный стул. У ректора пару раз дёргается нижнее веко, а рот открывается, как у рыбы. Мастер Ринор пытается что-то сказать, но давится, и, стремительно развернувшись, бежит вниз по лестнице.

Чего это он?

Я перевожу взгляд на указанный выше предмет мебели и досадливо вздыхаю. Стул полностью залит кровью, поэтому моё предложение, очевидно, выглядело как издевательство.

— Да-а, — раздаётся над самым ухом. — А ты умеешь находить с людьми общий язык.

Я невольно улыбаюсь, за что меня награждают прожигающим взглядом всезнающего куратора.

— Что здесь произошло, Мари? — вкрадчиво, но без угрозы, спрашивает он.

Надо же! И снова я Мари! Похоже, для доброго полковничьего слова мне просто необходимо находиться на грани смерти. Ничего не могу с собой поделать — куратор злит меня, даже когда говорит вот так, по-доброму и с заботой.

Бодренько пересказав версию, наскоро состряпанную Араном, я обвожу взглядом присутствующих, которые уже окончили свой тщательный осмотр. Поверили или нет?

— Раны одного из нападавших нанесены катаной, — Аэрт смотрит на меня так пристально, будто бы хочет проникнуть в черепную коробку и прочесть мои мысли. — Оружие древних воинов.

Ловлю на себе внимательные взгляды. И откуда же ты, кадет, знаешь об оружии древних воинов столько, что можешь узнать его по характеру ранения? С этим я разберусь позднее, а сейчас я иду в атаку. Как известно, лучшая защита — это нападение.

— Аэрт, я похожа на древнего воина? — я поднимаюсь с пола, машинально зацепившись за руку куратора, и двигаюсь к желтоглазому брюнету. — Или ты видишь здесь катану? На меня напали в собственной комнате после того, как ты унизил меня при всей Крепости! Я дралась за свою жизнь, как могла! И никто не пришёл ко мне на помощь! Никто из вас не пошёл следом, чтобы узнать, как я вообще! И теперь ты приходишь и говоришь, что вместо меня в моей комнате какой-то древний воин уложил пятерых нападающих? Серьёзно? Или так ты пытаешься оправдать то, что сам не сделал, хотя должен был — не прикрыл мне спину? Не только я совершаю ошибки в нашем отряде, не так ли?

Перед глазами вдруг возникает яркое воспоминание шестилетней давности.

Я прижата спиной к стене. Мерир держит тонкую наградную шпагу прямо под моим подбородком.

— Давай посмотрим, хорошо ли натренированы твои ноги, — приговаривает он, с каждым словом приподнимая шпагу всё выше и выше, так что мне приходится становиться на носочки, чтобы не порезаться.

— Мерир, у неё ноги дрожат, — смеётся рядом Морей.

Я стою уже на самых пальчиках, и, если бы не стена, я давно бы свалилась.

Парни веселятся, но шпага не опускается и на мгновение — у брата сильные руки, он может стоять так бесконечно. Главное — не заплакать и не сдаться. Страшно становится, когда Морей подаёт Мериру вторую шпагу. Я вижу тот самый блеск в его глазах и только тогда пугаюсь по-настоящему. Остриё скользит по моему телу, продолжая взгляд сумасшедшего брата. Я чувствую, как соскальзывают вниз куски моей одежды.

Сердце делает радостный кульбит, когда я замечаю стоящего в дверях отца. Он смотрит своим долгим взглядом, по которому никогда не догадаешься, о чём он думает.

— Мы просто общаемся, отец, — говорит Мерир, тоже обращая внимание на родителя, но шпагу не опускает.

Я шепчу губами лишь одно: «Помоги!»

— Я рад, что вы дружите, — говорит он и выходит в коридор.

Я одна. Как и всегда. На что я только надеялась?

Смотрю Мериру прямо в глаза. Они голубые, с красивыми тёмно-серыми крапинками. С таким же разрезом, как у меня. Острое лезвие скользит по моему животу, поднимаясь всё выше. Нет! Моя ладонь врезается в металл, мягкая кожа лопается, шпага режет почти до костей. Кровь течёт слишком алая, слишком жидкая. Братья всегда говорили, что у меня водица вместо крови. Я ухожу, и Мерир меня не останавливает.

Прохожу мимо отца, который замер в коридоре, будто бы рассматривая картины, и даже не смотрю в его сторону. Главное — не расплакаться.

Смотрю на тонкий шрам, проглядывающий сквозь раны на ладони. Это обидное воспоминание распаляет меня настолько, что всё внутри начинает дрожать. Ох! Ещё немного и привет, истерика! Но, может, сейчас она кстати.

Ребята виновато отводят глаза, и только тот, кому сия тирада адресовалась, смотрит на меня с долей любопытства. Будто ему интересно, что произойдёт дальше.

— Успокойся, Мариис, — рука Хагана Ирэ касается моего локтя, но я выворачиваюсь. Не хочу, чтобы меня трогали.

Аэрт смотрит так, словно не верит ни единому моему слову. Пальцы куратора сдавливают все же моё предплечье. Больно на допрос похоже. Интересно, а если б наёмникам удалось задуманное, они бы столь же ретиво искали правды? Или постарались все списать на мой дурной характер, который спровоцировал моих врагов? Как там они говорили? «Что должна сделать двадцатилетняя девушка, чтобы её захотели убить»… «Пока ты не осознаёшь, где твоё место…» «В каждой команде есть слабое звено»… Острые фразы звучат в голове так громко, что заглушают уже мои собственные мысли. Затмевают все, кроме голубых радужек, которые до сих пор стоят перед глазами.

— Эй, принцесска, — шепчет единственный голос, который я хочу сейчас слышать. — Всё хорошо, помнишь? Я здесь.

Только сейчас я не могу сосредоточиться на этом голосе и на том, что он говорит.

Я снова и снова рвусь из рук полковника. Не надо меня теперь трогать! Уходите все! Уходите! Пелена, застилающая глаза, не даёт сфокусироваться. Всё расплывается, а синие глаза сменяются золотыми, и только их всё ещё можно разглядеть в этом помутневшем мире. Я не плачу. Слёз нет совсем. Есть только неконтролируемая ярость, которая рвётся наружу сдавленными хрипами и рваным дыханием.

Меня обнимают сильные руки, прижимают к мускулистой груди так крепко, что мои пятки отрываются от пола. Я кашляю, словно из меня пытаются выбраться, цепляясь когтистыми лапами за горло, все не выплеснутые эмоции, которые накопились за последние несколько часов, а их немало. Вина, злость, непонимание, стыд, унижение, изумление, страх, — всего этого во мне в избытке и теперь просыпается в судорожных вздохах и сцепленных на пиджаке куратора пальцах. Но, кажется, все думают, что я просто перепугалась. Хотя разве мне не плевать, что они там думают?

Дышу ртом, пытаюсь взять под контроль сердцебиение. Аран молчит, и я ему за это благодарна.

— Мари, прости нас, — я слышу голос Лео, но только сильнее утыкаюсь лбом в грудь куратора.

Мне не интересно. И слушать оправдания я не хочу. Уверена, никто и слова Аэрту не сказал за то, что он так со мной поступил. Может, я и не подарок, но даже я не заслуживаю такого унижения. Или заслуживаю? Мерир считает, что да. Сжимаю преподавательскую форму в кулаке ещё сильнее. Наверняка останутся заломы. Я хотела истерику со слезами, такую, какой могу легко управлять, а получила что-то гораздо глубже.

Чувствую ладонь Хагана Ирэ на своём затылке — он всё понял верно. Сейчас меня совсем не раздражают его объятия, нет и злости по отношению к этому сильному и, чего там, великому мужчине.

— Мы действительно должны были пойти за тобой после того, что случилось в… — Рот давится словами, скорее всего, кто-то дал ему локтем под рёбра, пока он не сказал лишнего.

Я отстраняюсь от Хагана Ирэ, задираю выше нос, чтобы окинуть присутствующих достойным их поведения взглядом, но, похоже, я разом разучилась правильно смотреть. Никто не шарахается, а мастер всё так же удерживает меня за плечи.

— Мариис, дело приняло даже более серьёзный оборот, чем я предполагал, — издалека начинает он. — В этой комнате вы жить не сможете, поэтому теперь вашей новой обителью станет комната над преподавательским крылом. Там недавно сделали ремонт, вам будет удобно. Все члены вашей команды расположатся с вами по соседству, и больше вы не встретите опасность в одиночестве.

Не такого поворота я ожидала. Это что — мы будем все вместе жить? Что за бред? Что за форменное издевательство над моей психикой и выдержкой?

— Как долго? — звучит единственный вопрос.

И, конечно, задаёт его Ивес. Что, не хочется тебе жить рядом со мной, золотой мальчик? Боишься запачкаться?

— До конца расследования нападения на кадета Арос.