Новое парижское бельё в салоне мадам Шаль было целомудренным по сравнению с её платьями.
Глубокое декольте, украшенное рюшами, словно специально созданное, чтобы кавалер точно знал, куда смотреть. Край платья, задорно приподнятый спереди на добрых пять дюймов выше приличной нормы. Узкая юбка, обрисовывающая каждый изгиб тела.
И блестящий шёлк, завезенный наверняка не совсем законно, только дополнял картину лёгкого, ленивого разврата.
Нет, истинная картина разврата раскрывалась только тогда, когда я делала вдох слишком глубоко. Стоило лишь наклониться или чуть чаще вдохнуть — грудь поднималась так высоко, что казалось: ещё немного, и она вырвется из-под струящихся рюшей.
Но мадам Шаль всё предусмотрела.
Чтобы её клиентки не стеснялись примерять подобные наряды, она щедро угощала нас игристым вином.
После пятого бокала мне стало уже весело, а не стыдно.
Как и моим спутницам. Даже Анжелика, разгоряченная напитком, решилась прикупить себе пару откровенных комплектов.
На город наконец опустились сумерки.
Мои прилежные подружки отправились отдыхать, чтобы утром, с удвоенным рвением, разносить сплетни. А нанятый экипаж остановился у скандального дома городской свахи.
Милейшая миссис Прескотт регулярно устраивала в своем доме закрытые вечера. Это было не просто чаепитие городских леди. Точнее, совсем не чаепитие. Эта трижды вдова устраивала встречи, на которых дамы и джентльмены искали утехи, а не брака.
И именно утех мне остро не хватало.
Я жаждала мужского внимания. Не любезности, не жалости, не сочувствия или заботы. Я хотела, чтобы меня желали как женщину. Чтобы поедали взглядом и мечтали оттянуть в тёмный угол — совсем не ради поцелуя руки.
Вспомнив об Итане и Виттории, я зашагала увереннее. Постучала в дверь и поправила накидку с капюшоном, скрывающие лицо.
Мой наряд привлек бы слишком много внимания — это я понимала даже в захмелевшем состоянии. Поэтому мадам разумно снабдила меня не только платьем, но и накидкой, скрывавшей и наряд, и его обладательницу от посторонних глаз.
Если бы я передумала по дороге, никто бы ни о чём не узнал.
Но я не передумала. Слишком злилась на Итана, и глубина моего декольте уже почти сравнялась с глубиной моей обиды.
Как только дверь открылась, я сунула дворецкому платок с инициалами «МШ» — приглашение — и уверенно шагнула в прихожую.
Другой слуга помог снять накидку и капюшон. Оба замерли, пронзая меня ошарашенными взглядами.
В воздухе повисла тишина. За стенами слышался треск шелковых платьев и приглушенный перезвон бокалов. Казалось, даже музыка на мгновение смолкла.
Судя по округлившимся глазам дворецкого, меня тут увидеть не ждали даже слуги.
Конечно, нет. Жена «молодого лекаря» — все аристократки завидовали мне. Каждая мечтала попасть на осмотр.
Итан был обходительным, вежливым. Его руки заставляли сердца девушек биться чаще и мечтать о гораздо более смелых прикосновениях.
Я хорошо их понимала. Ведь сама мечтала о том же. Только вот сухие губы на лбу и горячие руки на запястье были для меня такими же руками лекаря, как и для остальных.
Другим доставалась любезная улыбка. Мне — строгость, снисходительность и отголоски жалости.
Итан вёл себя как заботливый кузен. Но не как супруг.
Вероятно, на наших отношениях сказалось то, что он лечил меня от яда и видел слишком многое.
Он не мог этого развидеть и смотреть на меня как на женщину, достойную любви и страсти. А я — забыть наш первый вынужденный поцелуй и попросить его о разводе.
Мы застряли в странной, болезненной привязанности.
Итан привязался ко мне как к чему-то обыденному. К тому, что со временем перестают замечать и тем более ценить.
Отгоняя мысли о своём почти бывшем супруге, я шагнула в зал.
Музыка стихла.
Гости оборачивались, кто-то застывал с бокалом в руке, кто-то шептался, скользя по мне взглядами.
Неясно, что привлекло больше внимания: моя безупречная репутация или откровенный наряд. Но взгляды, медленно изучавшие платье, сменялись с удивленных на заинтересованные.
Выцепив из толпы нескольких видных мужчин, я с удовольствием отметила, как их взгляды замерли на моем декольте.
И впервые за долгое время позволила себе широко улыбнуться.
Как давно я не видела ничего подобного?
Наверное, со времён первого бала, когда отказывала лучшим кавалерам Саванны. А ведь если бы не глупая мечта об Итане, я могла бы выбрать достойного и, главное, молодого мужа.
Пусть внешне мои бывшие кавалеры и близко не дотягивали до молодого лекаря, зато всегда смотрели на меня с плохо скрываемым обожанием.
Точно так же, как сейчас смотрел один незнакомец — высокий блондин с разными оттенками зеленого в глазах.
Он двигался с удивительной лёгкостью. В его походке была та самая безупречная кошачья грация: уверенная, чуть игривая, невольно привлекавшая внимание.
— Тео МакКлейн, мисс Нортон, — поклонился джентльмен.
Он так старательно смотрел только на моё лицо, что это было даже забавно.
Но зато КАК он смотрел! Заинтересованно и чуть лукаво.
Его раскосые, почти кошачьи глаза сияли живым интересом. В их глубине я видела своё отражение.
Под этим взглядом сердце начало учащенно биться, а я таять, как мороженое на солнце.
Этот джентльмен, кажется, знал моё имя, но был не в курсе, что я всё ещё замужем.
— Всё ещё миссис Харрис… — поправила я, подавая ему руку с вежливой улыбкой, стараясь скрыть волнение.
Его глаза чуть прищурились, а улыбка стала ещё шире.
— Полагаю, это досадное недоразумение вскоре разрешится, раз вы здесь, — заметил он, кивнув на зал. — Выпьем? Я готов сделать всё, чтобы скрасить ваш вечер, Эмма. Если пожелаете — не один, — добавил он вполголоса, чуть наклонившись ко мне.
Что ж, в Саванне подобные слова сочли бы дерзостью.
Там за такое я бы, вероятно, отвесила пощёчину.
Но мы не в Саванне.
А в Новом Орлеане условности иногда бывают весьма условными.
Сохраняя видимость легкости, я вложила свою ладонь в руку мистера МакКлейна — и позволила увлечь себя в шумное, пьяное, полное соблазнов ночное веселье.
Шампанское, много шампанского, потом — танцы, горячие руки, бродящие по спине.
Если бы это место не было столь скандально закрытым, завтра обо мне судачил бы весь Новый Орлеан. Но нет — всё, что происходит за стенами дома миссис Прескотт, остаётся внутри.
Даже если мы встретимся с этими джентльменами на улице, будем старательно изображать незнакомцев. Правда, узнала я об этом не сразу.
Пошатываясь и пытаясь вспомнить, как оказалась на втором этаже, я дернула за ручку ближайшей двери, уверенная, что это уборная.
Дёрнула — и замерла.
Первое, что уловил затуманенный взгляд, — мужская спина, задранное платье и такие стоны, от которых мои щеки запылали ярче, чем пламя свечи.
Я сразу узнала наряд — платье Мелинды Браун.
Она была одной из немногих, кто восхитился моим нарядом, с усмешкой намекнула, что это «очень удачно», и посоветовала в случае встречи изображать незнакомку.
Содержанка одного из толстосумов, о ней я многое слышала от Джоан. Но никак не ожидала, что эта девушка окажется настолько утонченной, благовоспитанной, с манерами настоящей леди.
Джо описывала ее как особу сомнительного происхождения.
Как по мне, единственным недостатком Мелинды был ее отец — тот, кто неудачно вложил капиталы и прогорел.
У неё осталось всего два пути: стать горничной… или вот так — тихо стонать в объятиях женатого мужчины.
Я поспешно захлопнула дверь и отошла подальше, прижимаясь к стене.
— Вот вы где, Эмма, — раздался у уха знакомый голос Тео.
Он мягко обвил меня за талию, коснулся щёки ладонью — горячей, живой.
— Вы не туда свернули, — прошептал он, а затем скользнул взглядом в сторону комнаты, из которой снова донесся мужской стон. — И, боюсь, не туда вошли, — добавил чуть иронично.
Он был прав. Мне не стоило бродить по дому одной.
— Кажется, шампанское оказалось коварным, — прошептала я, прижимаясь лбом к его плечу.
К щеке снова коснулась его рука, палец очертил скулу и едва ощутимо коснулся губ. От накативших воспоминаний я вздрогнула.
Нет, это были не те руки, которых жаждало тело… Но я не отстранилась.
Мне нужно было это ощущение. Понять, что прикосновения бывают такими. Что мужчины бывают такими. Что я могу быть такой.
Возможно, это поможет решиться, поставить точку, избавиться от губительной привязанности.
— Думаю, для первого раза впечатлений вполне достаточно, — его губы почти коснулись моего уха, горячее дыхание обдало кожу, и сердце забилось чаще. — Но если когда-нибудь вы пожелаете… большего, я тут каждый вторник и среду.
Тео МакКлейн… он знал, как соблазнять. Плевать, что он чужой мужчина. Именно рядом с ним я впервые за долгое время ощутила себя живой, желанной, красивой.
Если бы сердце не ныло по другому — я бы, возможно, пришла ещё. Но сердце ныло.
Тихо скулило внутри от тоски, пока на губах сияла улыбка, а щёки пылали от невинных, но обжигающих прикосновений.
Всё веселье, бурлившее внутри, к утру сменилось усталостью.
— Вы определённо умеете заинтриговать, — выдохнула я, вновь натянув на лицо маску искусительницы, и позволила Тео увести меня прочь.
До края мне оставался всего один шаг. И пока я не решилась его сделать.
Домой меня любезно доставили ближе к рассвету и на прощание даже поцеловали руку.
От блестящего и многообещающего взгляда зеленых глаз Тео, щёки снова покраснели, а на лице растянулась улыбка.
Я ощущала себя дебютанткой на первом балу: неопытной, юной и податливой. Комплименты, легкие прикосновения, улыбка и взгляд — именно такой, за которым я шла. Жадный, горячий и совершенно неприличный.
Вернувшись домой, я даже не пыталась вести себя тихо. Громко хлопнула входной дверью и, пошатываясь, направилась к лестнице.
— Эмма, у тебя совесть есть? Я всю ночь не спал, — раздался голос строгого ночного сторожа.
Очевидно, Итан услышал мои демонстративно громкие шаги.
С видом строгого родителя, встречающего нерадивую дочь, он вышел к лестнице.
Однако мне не было стыдно, и я совсем не собиралась просить прощения. Выпитое шампанское и приятный вечер заставили ответить мужу в весьма своеобразной манере.
— Всё хорошо, папенька. Я уже дома, и моя репутация не пострадала, — ехидно процедила я, осмотрев сонного лекаря. — Как и моя невинность, к нашему общему сожалению, — тихо добавила, села прямо на пол и начала стягивать туфли.
Судя по округлившимся глазам Итана, такой наглости он не ожидал. Мужчина замер у лестницы и наблюдал за своей пьяной и снова злой женой.
Но мне не было никакого дела до его лекций или негодования.
Скинув туфли, я махнула в сторону всё ещё удивленного мужа, а потом зашвырнула обувь наверх.
Не уверена, желала ли попасть в него, чтобы заставить что-то сказать, или просто хотела бросить подальше. За эту ночь туфли превратились в настоящее орудие пыток.
Ноги просто отказывались идти.
Не помню, танцевала ли я столько когда-либо. Я вообще не помню, смеялась ли я когда-либо так искренне и ощущала, что сердце стучит так часто.
«Вот с сердцем нужно быть осторожнее — оно у меня часто ошибается,» — мелькнула трезвая мысль, которая тут же растаяла в приятном дурмане от шампанского.
Я даже не заметила, как дошла до лестницы. Вспомнила танцы и жадные взгляды своего ночного кавалера — и, улыбнувшись, села у поручня, как глупая влюбленная дебютантка.
Нет, я не влюбилась в Тео. Просто была счастлива впервые за столько лет, пусть и только до утра.
Обречённый вздох — и рядом со мной село массивное мужское тело.
Подняв мою юбку, Итан положил мою ногу себе на колени и принялся легко массировать.
— Что ты творишь, Эмма? Я бы забрал тебя из того места, но это только усилит скандал. Слухи о нашем разводе завтра будут на каждом столе, как булочки к чаю. Просто скажи мне — зачем? — устало произнёс Итан.
Его взгляд, полный жалости и осуждения, обжег словно каленым железом.
Дымка чудесного вечера начала рассеиваться, а чувство эйфории сменялось обидой. Снова.
— Как тебе обед с Витторией? — тихо спросила я, пытаясь поймать взгляд этого праведника.
Ничего не вышло. Итан опустил голову и продолжал массировать мою ногу, делая вид, что не услышал. Растрепанные волосы удачно скрывали его глаза, а по невозмутимому лицу было не понять — напрягся он или нет.
Зато я разозлилась не на шутку.
— Похоже, рядом с бывшей невестой скандалы и слухи тебя совсем не волновали? Или ты вспоминаешь, что женат, только когда начинают сплетничать обо мне? — вырвав свою ногу, я встала и, утратив всякое желание слушать его нотации, побрела наверх.
Вот почему ему не спалось?
Я хотела насладиться этим мнимым счастьем хотя бы немного, хотя бы до утра.
Нет же — обязательно всё испортить и снова сверлить меня этим жалостливым, ледяным взглядом с лёгким привкусом осуждения.
Я уже поднялась по лестнице, но вдруг споткнулась об одну из своих туфель и замерла, рассматривая алый шёлк.
Они были такими же, как Итан: внешне красивыми и на первый взгляд идеальными для меня. Но стоило сделать несколько шагов под палящим солнцем — и каждый следующий превращался в пытку. Чем дольше я терпела, тем ощутимее становилась боль.
Шампанское всё ещё кружило голову, и внезапно стало так обидно — до слёз и неудержимой злости одновременно.
— Ненавижу! — выпалила я и, подняв свою туфлю, со всего размаха кинула прямо в идущего следом Итана.
— Эммма⁈ — возмущенно прошипел он, едва уклонившись.
Мужчина замер на лестнице и наконец в его взгляде появилось что-то новое.
Шок. Удивление. Настороженность.
Пусть лучше так.
— Зачем? Тебе интересно, зачем я пошла к сводне⁈ — выкрикнула я, с треском разрывая внезапно ставший тесным корсет.
Тонкая ткань трещала под дрожащими пальцами, обнажая покрасневшую от жара и вина кожу.
— А затем, что мне осточертела эта игра в супругов! Какой ты мне муж? Кто ты вообще? Мой персональный лекарь? Бывший друг, который до дрожи в руках хочет другую⁈ — сорвав корсет, я запустила его прямо в опешившего Итана.
Он стоял неподвижно, будто не веря в происходящее, и ошарашенно наблюдал, как вдоль лестницы летит дорогая ткань.
Но мне было плевать.
Сам спросил — пусть слушает.
Я сдернула шпильки из волос, позволяя густым темным локонам рассыпаться по плечам.
— А я не твоя сестра, Итан! Не твоя кузина! И не твоя пациентка!
Мои слова эхом разносились по коридору.
Подобрав вторую туфлю, я замахнулась ею с отчаянной решимостью.
Нет, бросать просто так было бы слишком легко.
Я прицелилась, метнула — едва не попала.
И только тогда, тяжело дыша, выпрямилась.
— Я — женщина! Женщина, которая каждый чёртов день вынуждена слушать сплетни о своем красивом муже и улыбаться! Улыбаться! — выкрикнула, сделав шаг вперёд, — И слушать, как мне завидуют! Какой ты страстный! Какой красивый! Как от тебя мурашки при одном прикосновении! Как леди превращаются в кошек, едва встретившись с тобой взглядом!
— Эмма… — устало выдохнул Итан и, подняв руки в жесте умиротворения, осторожно сделал шаг ко мне.
Я отступила. Ещё один шаг.
Выдернула последнюю шпильку и отбросила её в сторону, словно сбрасывая вместе с ней всю накопившуюся боль.
— Не нужно мне сочувствовать! Не нужно меня жалеть! — голос дрогнул, но я затолкала слезы дальше в тень. — Сегодня я вспомнила, каково быть женщиной. И на меньшее — больше не согласна! — произнесла отчеканивая каждое слово.
Итан застыл посреди коридора. Его руки, ещё недавно вытянутые вперёд, бессильно опустились.
Он молча смотрел на меня так, словно впервые увидел по-настоящему.
Медленно прищурился, окинул взглядом разметавшийся на полу корсет, шпильки, распущенные волосы.
Наклонил голову и вопросительно вздернул бровь.
— Что именно ты вспомнила? И с кем? — напряженно уточнил.