Эмма. Безумная жена (СИ)

Глава 6 Новая жизнь

Старый пастор в часовне и тихое дыхание родных Итана за спиной.

Только доктор Джо и Мириам были на церемонии. Даже свидетелями стали работники часовни.

Отец так и не рискнул оставить матушку одну, а Люсиль развлекала её разговорами о детях. Она не должна знать, что я выхожу замуж или куда уеду. Никто, кроме отца и доктора, не будет знать, куда мы направились.

Короткая речь пастора, кольца и непривычно горячие руки Итана. Его пальцы дрожали, когда он надевал кольцо мне на руку. Совсем чуть-чуть, почти незаметно, но я почувствовала.

Металл был холодным, будто чужим, а прикосновение — слишком осторожным, как у человека, который боится сделать ошибку.

Я подняла глаза — и встретила его взгляд.

Голубые глаза, когда-то тёплые, сейчас они были настороженными и тяжёлыми. Они выдавали его напряжение, внешне же он был спокоен.

Настоящая выдержка опытного моряка.

Итан смотрел на меня, как на приговор. Будто с бурей сражался, и, судя по лицу, она была где-то глубоко внутри. А я смотрела на него, как на надежду, которую боишься потерять.

Что я испытала, когда пастор объявил нас мужем и женой? Разве что немного горечи от того, что поцелуй достался моему лбу, а не губам.

Потом были тихие всхлипы Мириам.

Когда Итан уходил в плавание, она не так убивалась, как теперь — провожая его в Новый Орлеан. Или она жалела, что в жены старшему сыну досталась безумная богатая девочка, а не шикарная сицилийка.

В целом церемония была ничем не примечательной, и уже полчаса спустя я дремала на плече мужа по дороге в Новый Орлеан.

Основное испытание ждало впереди.

Экипаж, каюта, качка. К ночи мы оба поняли, что морская прогулка будет нелегкой.

— Мне холодно, — стуча зубами, я цеплялась за рубашку мужа и одновременно шарахалась от его прикосновений.

Руки Итана, которые раньше всегда приносили облегчение, теперь казались орудием пыток.

— Знаю, малыш, это жар. Просто потерпи, — шептал он мне в ухо, вливая новый отвар, который тут же пытался вернуться обратно.

Оттолкнув Итана, я села. Пол шатался, воздуха не хватало, тело бил озноб, и одновременно кожа пылала. Из-за яда у меня поднялся жар, а к нему добавилась качка — судно шло в непогоду.

Я мечтала потерять сознание, но Итан не позволял. Он намеренно издевался, приводил в чувства, вливал свои горькие запасы — и мне казалось, мстит. Мстит за то, что его заставили на мне жениться.

— Просто позволь мне умереть, — покачиваясь, я цеплялась за полку и жалела, что нет сил добраться до палубы.

Глоток морского воздуха, а ещё лучше — холодные брызги, — никогда не казались такими манящими.

Но нет, Итан не позволял покидать это место пыток. Снова достал своё противное пойло и приложил флягу к губам.

— О нет, родная, ты ведь хотела за меня замуж. Мечта сбылась — теперь я твой и вдовцом становиться не намерен, — буркнул он, прижимая меня к себе и снова заставляя пить эту мерзость.

— Ты ненавидишь меня? Мстишь… из-за неё? — прошептала я.

— Не говори глупости, Эмма. Хотел бы отомстить — просто ничего не делал бы, — тихо процедил Итан.

Очередная порция лекарства, которое было хуже безвкусного яда.

А потом, я снова попыталась обвинить его в мести. Не успела: корабль тряхнуло так сильно, что мы оба подлетели, теряясь в пространстве.

Точнее — это я потеряла, где пол, а где потолок.

Итан же успел схватиться за полку и практически на лету поймал меня, прижимая к себе.

— Мы тонем! — пискнула я, вцепившись в его шею.

Муж тихо хмыкнул, обнял меня одной рукой и усадил между собой и стенкой, не позволяя летать по каюте.

— Тихо, малыш. Мы просто подошли ближе к берегу и поймали волну, — спокойно сказал он, но при следующей тряске ощутимо напрягся. — Ты передумала умирать? Или всё же хочешь на палубу? — почти довольным тоном уточнил он.

— Я плохо плаваю. А ты не хочешь становиться вдовцом, — напомнила я ему его же слова, обхватывая руками.

Я бы поверила в беззаботный тон, если бы не напряженные руки, которые вжимали меня в мужское тело, и то, как он задерживал дыхание. Будто точно понимал, что происходит снаружи, но не желал меня пугать.

— Всё хорошо, родная. Я рядом. Я с тобой. Всё хорошо.

Итан нервничал, прикрываясь иронией и излишне трепетной заботой, меня отвлекали от происходящего.

Слишком ласковые поглаживания и губы, бесконечно скользившие по моему лбу и касавшиеся волос, выдавали его с головой. Слишком нежно, слишком бережно — будто каждый раз мог стать для нас последним.

От страха оказаться в океане ночью в шторм даже жар начал спадать.

Каждая новая тряска вызывала писк, а в перерывах я молча пила то, что давали.

— Хорошо, малыш. Если к утру не улучшится погода — улучшится твоё самочувствие, — едко подметил он.

Хотелось возмутиться, но очередная волна заставила сглотнуть слова и вцепиться в мужа уже не только руками, но и ногами.

Следующий час наше путешествие выглядело… забавно.

Я сидела на Итане, обвив его ногами, повиснув на шее, а мой невозмутимый муж держался за полку и, кажется, был вполне спокоен.

— Незабываемая первая брачная ночь, — тихо пошутил он.

А я в этот момент молилась.

Забылся жар, тошнота, желание уколоть его словами.

Остался только он — крепкий, тёплый, надёжный. Он нависал надо мной, как скала в тёмной крошечной каюте. Но в этот раз это была скала, которая обещала забытый покой и защиту, а не холодный камень, каким он казался в Саванне.

К утру буря немного стихла. Я всё ещё дрожала, но уже могла держаться на ногах и даже сделать пару глотков настоя без слёз.

Итан крепко держал меня за руку, а на его лице не осталось ни раздражения, ни язвительности — только усталость.

Больше мы не разговаривали. Просто дышали одним воздухом, стиснутые в душной каюте.

Остальной путь до Нового Орлеана прошёл как в тумане: тесная койка, солёный привкус воздуха, бесконечная качка и тихое дыхание мужа где-то рядом.

Два дня в море, пока пароход огибал побережье Флориды и входил в Мексиканский залив, казались вечностью.

В одном Итан не ошибся — плавание оказалось нелёгким, но он справился.

Поил меня отварами, заставлял есть хоть по ложке и прижимал к себе в коротких передышках между приступами дурноты.

Когда ноги наконец коснулись твердой земли в гавани Нового Орлеана, казалось, я снова учусь дышать. Мы остановились в небольшой гостинице у пристани и лишь спустя два дня добрались до особняка.

Новый Орлеан — город-праздник, город карнавал.

Именно здесь начиналась моя новая жизнь и заканчивалась свободная жизнь моего теперь богатого супруга.

Шумная улица, звуки музыки из соседнего квартала, запах соли и жаркого хлеба — всё было не так, как в спокойной, теплой Саванне. Но жаловаться было некогда.

Пока извозчик заносил немногочисленные вещи, я осматривала особняк, доставшийся отцу от дальней родственницы.

Первое, что бросалось в глаза, — это пыльные накидки на мебели.

Жаль, что за два дня, пока я приходила в себя после плавания, мы так и не догадались найти слуг и отправить их привести всё в порядок. Дом пустовал слишком долго, и, чтобы он снова стал пригодным для жизни, потребуется не один день.

Сперва нужно найти повара и горничную. Или хотя бы повара.

От одной только мысли о еде живот жалобно заныл, и в тот же миг мою спину коснулась горячая ладонь мужа.

— Пойдём. Тебе нужно поесть и выпить отвар. Выводить гадость придётся не меньше недели, а лучше несколько. Учитывая, что тебя травили регулярно и неизвестно как долго, — строго произнес он.

Зря он напомнил мне о яде. Все эти мучения — заслуга моей кузины. Осматривая пустой дом, я не удержалась от очередной шпильки:

— Да уж, моя маменька наверняка обрадуется, если мы останемся здесь жить. Ей останется только откупиться от Люсиль, и плантация достанется ее вероятному сыну, — язвительно заметила я, проходясь по широкому внутреннему дворику.

Солнце отражалось в выцветшем стекле окон, воздух пах старой древесиной и солью, а в тишине мои шаги звучали особенно гулко.

— Интересно, Виттории уже сообщили, что мы поженились? Наверное, она теперь жалеет, что не вылила в меня весь пузырёк с ядом сразу, — пробормотала я, не оборачиваясь.

Мужские руки крепко сжали мои плечи, и, обернувшись, я встретила строгий взгляд голубых глаз.

Прищурившись, Итан сверлил меня взглядом, явно раздосадованный тем, что я вновь настойчиво напомнила ему о бывшей невесте и о том, что именно она пыталась меня отравить.

— Давай сразу проясним несколько правил, Эмма, — строго произнёс он. — Ты не безумна. А значит, обращаться с тобой я буду как со взрослой, разумной женщиной. Как со своей женой, а не с ребенком, которого нужно нянчить, — добавил он, все еще не отпуская моих плеч.

Предчувствуя подвох, я прищурилась.

— Допустим. И какие же у нас правила, МУЖ? — тем же тоном отозвалась я.

Услышав слово «муж», мой молодой супруг нахмурился ещё сильнее.

— Мы не обсуждаем Витторию. Причастна она ко всему этому или нет. Просто не обсуждаем, — отрезал он.

Я невольно усмехнулась. Кто бы сомневался, что сицилийская роза все еще держит его в своих шипах.

— Допустим. А второе? — спросила я с подозрением.

Мужские пальцы на моих плечах напряглись. Кажется, первое правило было самым безобидным.

— Мы не обсуждаем мои прошлые отношения. Мои чувства к бывшей невесте — это мои чувства, и мы не будем их касаться. Всё это в прошлом. Я принял решение и отвечаю за него. Не стоит пытаться убедить меня, что я влюблён в неправильную женщину и женился на правильной. Я сам знаю, что мне чувствовать, Эмма. Ревнуя к прошлому, ты разрушишь наше настоящее, — произнес он с напором.

Хорошее предложение, вот только яд вовсе не стёр мне память, чтобы я могла забыть последние несколько недель.

— То есть мне просто сделать вид, что никакой Виттории и помолвки не было? Что ты вернулся из плавания и от пылких чувств тут же на мне женился? Вовсе не ради того, чтобы получить дело моего отца и обеспечить своим родным безбедное существование? — зло прошипела я ему в лицо.

Он вовсе не жертва в этом браке. Если кто и пострадал, так это я. Меня пытались убить, лишили дома и сослали в чужой город с мужем, который влюблен в другую.

Может, я и любила Итана, но — в своем доме, таким, каким помнила: заботливым, веселым.

А не этим вечно угрюмым и скрытно вздыхающим по другой. Туман от тяжёлого путешествия и дурнота от яда рассеялись, обнажив то, чего я боялась больше всего: мы оба изменились.

Итан стал строгим, замкнутым корабельным лекарем, а я больше не наивная влюбленная девочка.

Он наклонился ближе и притянул меня почти вплотную.

— Я женился на тебе, чтобы спасти, хотя у меня была возможность передумать. Когда твой отец узнал, что всему причиной было отравление, он предложил устроить меня на другой корабль. Но я всё равно остался. Знаешь почему? — прищурив глаза, он посмотрел на меня так, будто сделал великое одолжение, просто не сбежав.

И, вероятно, он действительно сделал… но вовсе не мне. Он спасал свою семью. Иначе уже был бы в плавании и минимум на четыре года.

— Деньги пришлось бы вернуть, — тут же ответила я.

В внезапную вспышку любви я не верила. А вот отказаться от приличного капитала, так удобно приплывшего в руки, было бы глупо.

Итан зло усмехнулся.

— Я сумел бы заработать, Эмма. Но мне стало жаль одну упрямую девочку со вкусом яблок. Если бы я не увёз тебя оттуда, следующая порция яда стала бы последней. Даже с моими настоями и травами мой отец не смог бы тебя спасти, — резко произнес он, останавливая взгляд на моих губах.

В его взгляде было что-то голодное, жадное — будто он готов был наброситься, заключить в объятия и выплеснуть на меня страсть, как ту бурю, что мы пережили на судне.

Я вспомнила тот поцелуй в спальне, облизала пересохшие губы и слегка приподняла подбородок. Всего одно мгновение отделяло нас от поцелуя. И, судя по тому, как часто вздымалась грудь Итана, — не только от него.

— Тебе нужно поесть, — хрипло сказал он и, с видимым усилием, качнулся назад, заставляя себя отстраниться.

Мужские руки покинули мои плечи, и я, пошатываясь, направилась в сторону кухни.

От его прикосновений по телу еще бродило странное, тягучее желание, но, стоило вспомнить, как он смотрел на Витторию, всё это тут же сменилось холодной досадой.

Кухня была такой же пыльной, как и весь дом, зато корзинка, собранная в гостинице, пришлась нам как нельзя кстати.

Выложив мою еду на вымытую тарелку, Итан налил полный стакан сладковатого сока какого-то дерева.

— Спасибо. Завтра стоит заняться поисками хотя бы кухарки, — мелкими глотками я осушила стакан, а потом попыталась проглотить кусок ветчины.

Проследив за моими потугами есть, Итан сел рядом и коснулся губами лба.

— Жара нет, но ты едва держишься на ногах. Пойдём найдём самую менее грязную комнату, — уже привычно ласково произнёс он.

Теперь он снова больше был похож на моего личного лекаря, чем на мужа. Я слишком часто видела это лицо за время плавания.

Но спорить не стала — встала и, пошатываясь, пошла следом.

Проходя мимо входной двери, я поморщилась от шума улицы — скрежет колес, ржание лошадей, гортанные выкрики извозчиков. После тишины плантации этот гвалт казался невыносимым: словно весь город говорил громко, наперебой и не в попад.

— Будем искать комнату с окнами во двор. Не выношу шума телег и повозок. Как тут вообще живут и зачем? По мне, так проще всё застроить лавками и гостиницами, — проворчала я, следуя за Итаном по лестнице.

Муж на мгновение замер на ступеньке, посмотрел в сторону улицы и обреченно вздохнул:

— Привыкнешь. Но окна — всё же во двор: меньше пыли. Я буквально задыхаюсь от этого, — согласился он.

Да уж, воздух в Новом Орлеане сложно назвать морским.

Несмотря на обилие водоемов вокруг, дышалось в городе, как в пыльном поле. Постоянный грохот телег только добавлял пыли и желания сбежать.

После тихой Саванны это ужасно раздражало.

Комната нашлась быстро, и, к счастью, там была огромная кровать.

Замирая посреди комнаты, я осматривала ложе — далёкое от скромной койки в гостинице или того, что было на корабле.

Кровать совсем не напоминала постель из моего дома. Эта явно предназначалась для молодожёнов: достаточно большая, чтобы удобно устроиться вдвоем, и достаточно широкая, чтобы отползти подальше, если понадобится.

Невольно переведя взгляд на Итана, я заметила, что он смотрит туда же. Кажется, кровать ему не слишком нравилась.

Лицо молодого лекаря стало напряженным, на скулах заиграли желваки. Уловив мой взгляд, он устало вздохнул.

— Над консумацией брака подумаем, когда ты поправишься. К тому, чтобы жену подо мной мутило, я не готов, — тут же обозначил новое правило и ушёл рассматривать ванную, явно избегая моего взгляда.

Удивленного взгляда — потому что о физической стороне супружества подумать ещё не успела. А вот Итан, судя по всему, по-своему истолковал мой затянувшийся взгляд на кровать.

Была ли я против его отказа? Нет, не особо.

Было немного обидно — меня фактически отвергли. Но я переживу. Да и настаивать на том, к чему я сама не готова, было бы глупо.

Я тоже не желала близости. Точно не сейчас.

Возможно, со временем я перестану смотреть на воротник Итана, на котором еще несколько дней назад красовалась красная помада другой.

Или хотя бы перестану думать, представляет ли он кукольное лицо Виттории, исполняя свой супружеский долг.

Этой ночью Итан не обнимал меня, не кутал в одеяло и не помогал уснуть.

Сначала он делал вид, что спит, а потом устал притворяться и ушел бродить по дому.

Вернулся мой супруг только под утро — с запахом алкоголя.

Видимо, кое-что в старом особняке всё-таки сохранилось. А спать с женой, которую больше не мутит, оказалось не так просто.

На корабле Итан был вынужден проводить рядом всю ночь. Но чем лучше мне становилось, тем больше мы с мужем напоминали соседей по кровати.