Спустя три месяца, наш с Итаном особняк наконец стал напоминать дом.
Лето прошло, самый высокий сезон в южных штатах закончился, и в Новом Орлеане закипела жизнь.
Но только не у нас.
Больше мы с Итаном не были молчаливыми соседями. Мы ужинали вместе, он терпеливо ел мой омлет. Или притворялся, что ест, скармливая его собаке. И всегда находил, о чём поговорить.
Новости города, его странные вызовы, детские воспоминания — слова лились легко, словно между нами действительно была близость.
Почти как в настоящем браке.
Если не считать того, что ночью в постели мы всё так же лежали по разные стороны кровати.
Попытки сблизиться, стать друзьями, никак не помогли мужу смотреть на меня как на жену.
Я старалась. Очень.
И, возможно, слишком хорошо научилась скрывать, как больно видеть его виноватую нежность вместо желания.
Я слышала все его объяснения — про заботу, про привязанность.
Но эти слова были лишь отговоркой. Я видела, как иной раз его взгляд скользил по чужим декольте. Едва заметно. Быстро. Но я замечала.
На меня же он смотрел с лаской. И с виной. Как на ту, кого жалеют, но не выбирают.
Не таким я мечтала видеть Итана.
И совсем не о таком браке грезила когда-то.
Но мы почти не ссорились. Мы жили — вежливо, тихо, мирно. Я молчала, Итан играл в заботу.
Я даже начала привыкать к шуму Нового Орлеана и обзавелась парой знакомых.
Все, как любила моя матушка, — приличия были соблюдены, а что творилось внутри, оставалось только догадываться.
Всё складывалось правильно.
Только иногда, среди ровной, привычной жизни, в груди поднималась странная пустота, о которой я старалась не думать.
И, вероятно, я бы смирилась с таким браком, если бы не один случайный вечер, одна встреча и один разговор.
— Эмма, сегодня у меня много встреч, я могу не успеть к ужину. Не скучай, — объявил муж, тихо откладывая приборы.
Такое случалось редко, но всё же бывало, а потому я улыбнулась, как прилежная жена, подставила лоб для поцелуя и пожелала супругу хорошего дня.
И так — каждое утро.
Вечер прошёл так же обычно, с той лишь разницей, что Итан явился уже затемно и с отчетливым запахом алкоголя.
— Итан? Что-то случилось? — услышав, как вместо по-кошачьи тихих шагов внизу загремело кресло, я выскочила, едва прикрывшись халатом.
— Иди спать, малыш. Я в порядке, — прозвучал голос со стороны лестницы.
Этим вечером молодой лекарь Харрис буквально ползком забирался на второй этаж.
— Итан, ты пьян! — воскликнула я, сбегая по лестнице и помогая мужу подняться.
— У меня очень проницательная жена, — с улыбкой объявил он, позволив ухватить свою руку и опираясь на перила. — А ещё — очень красивая, — добавил, осматривая мой наряд.
Оттого, с каким усердием я пыталась поднять мужа, полы халата разошлись, и ему предстала совсем не целомудренная картина.
Грудь топорщилась от холода, глубокое декольте и тонкая ткань позволяли рассмотреть её слишком детально — и так не вовремя. С помощью этой полупрозрачной рубашки я надеялась напомнить Итану, что первая брачная ночь так и не состоялась.
Но до этого вечера он её не замечал. Так же, как и меня в нашей постели.
Судя по тому, как Итан впервые с неприкрытым интересом рассматривал мою грудь, он выпил больше, чем было допустимо. Голубые глаза светились, дыхание участилось, а взгляд жадно скользил по моему почти что обнаженному телу.
Реакция, которой я бы порадовалась ещё утром, теперь заставила смутиться и поспешно запахнуть халат.
Потеряв опору, Итан снова покачнулся, но крепко уцепился за перила.
— Не бойся, Эмма, я пьян, но не настолько, чтобы сделать тебе больно. Просто помоги дойти до любой кровати, — уже без улыбки произнес он, протянув руку.
Я не боялась, что Итан сделает то, чего я не буду желать сама. Просто не хотела, чтобы впервые всё случилось вот так. Но если по-другому не выйдет… Это была плохая идея. Очень опасно плохая идея.
И я всячески гнала от себя эти мысли, пока помогала Итану подняться и придерживала его у стены.
Даже пыталась отвлечься разговором о причинах такого состояния.
Последнее время от него был едва уловимый запах алкоголя. До состояния полной отключки он не напивался ни разу.
Но всё когда-нибудь случается впервые.
Оказалось, его вызвали на роды. Сложная беременность, а доктор Моррис, который вёл женщину, неожиданно оказался в отъезде.
Повитуха не справлялась, и тогда мистер Родригес обратился к молодому лекарю, о котором судачил весь город.
Новоявленный богатей получил наследника, а мой муж — нового пациента. Точнее — целую семью, постоянных клиентов, которых не хотелось обижать.
Да и, судя по обрывкам фраз, роды были такими, что самому Итану хотелось забыться.
— Когда мальчик закричал, я будто родился вместе с ним, — выдохнул он.
На время это позволило забыть о своих гнусных мыслях.
Ровно до того момента, пока муж не вышел из ванны. Кажется, в эту минуту я забыла, как дышать. Мокрые волосы прикрывали уставшее лицо, струйки воды стекали по мощному торсу.
В комнате стало невыносимо жарко, а Итан даже ничего не заметил. Спокойно взял бельё и снова закрыл дверь. Кажется, ледяная ванна привела его в чувства. А я бы не отказалась остыть.
Когда муж забрался в кровать и облегченно вздохнул, я вздрогнула и сжалась в комочек. Тело было не моим — оно словно чужое, будило в голове такие желания, о которых стыдно было не то что говорить — даже думать.
— Спокойной ночи, Эмма. Прости, что я явился в таком состоянии, — прошептали рядом, и рука Итана мягко коснулась волос, поглаживая.
Ох, ему бы стоило притворяться спящим, как прежде. Потому что моя ночь после этого точно не будет спокойной.
Недолго думая, я поймала его руку и направила вниз. Итан, явно не понимая, что происходит, сначала погладил мою щеку, а потом замер, когда я положила его ладонь прямо на свою грудь.
— Эмма… — хрипло выдохнул он от удивления.
Выдохнул, но руку не убрал.
Это заставило меня продолжить. Всё так же удерживая его ладонь на себе, я подползла к Итану вплотную и почти коснулась губами.
— Ты так смотрел на меня на лестнице. Может, в этот раз всё получится? — очертила ладонью его торс, опуская руку ниже.
Шумный вдох — и его рука перехватила мою.
— Нет, Эмма. Сегодня я пьян. Ты заслуживаешь лучшего, — с явным усилием произнес он, отстраняясь.
— Но почему? Что со мной не так? — вырвалось с тихим всхлипом, и Итан притянул меня в объятия.
— С тобой всё замечательно, малыш. Мы обязательно вернёмся к этому разговору. Но точно не тогда, когда я в таком состоянии. Поверь, первая ночь решает многое. Я не хочу, чтобы ты вспоминала пьяное тело, пыхтящее над тобой с удушающим ароматом дешёвого виски. Если не хочешь делать это для себя — сделай для меня. Я хочу отчетливо помнить наш первый раз, — шептал он, поглаживая мои волосы.
Этой ночью я впервые не скрывала от Итана свои эмоции. Будто все страхи, что накопились за несколько месяцев, враз хлынули наружу — слезами.
Впервые за долгое время я засыпала в его объятиях. Но просыпалась, как всегда, одна. Казалось, всё, что случилось, было лишь странным сном.
Ничто не напоминало о том, что эта ночь отличалась от предыдущих. Только слегка помятый вид мужа за завтраком и то, что он никуда не торопился, подсказали: всё это было на самом деле.
— Как твоя голова? — поинтересовалась я у излишне молчаливого соседа.
Обычно он рассказывал о своих планах на день, о необычных случаях, в которых желал бы разобраться, или о мероприятиях, которые мы могли бы посетить на выходных.
Но сегодня Итан Харрис был слишком увлечен газетой и старательно избегал моего взгляда. А ещё — услышав вопрос, едва заметно напрягся.
— Всё в порядке. Ещё раз прости за эту ночь, — сухо сказал он, всё так же сверля взглядом страницу.
Он явно о чём-то сожалел.
— За эту ночь? — переспросила я.
Итан выдохнул и откинул шелестящий сборник новостей.
— Эмма, скажу прямо. Я мало что помню. И всё же мне стыдно, что ты видела меня таким. В будущем я постараюсь сдерживаться, — излишне холодно произнес он.
Ах вот оно что… значит, он ничего не помнит.
Вспоминая, как рыдала на мужской груди, я даже вздохнула с облегчением. Вероятно, так даже лучше.
Если он ничего не помнит — значит, ничего и не было.
И мы можем продолжить эту странную игру в соседей.
Но один вопрос я всё же решила прояснить:
— Мне казалось, ты пришёл в себя после ванны…
— К сожалению, казалось, малыш. Я смутно помню, как добрался до дома и как оказался в постели. Очнулся уже на рассвете и убедился, что ты в порядке. Я сделал что-то, что тебе было неприятно? — голос Итана дрогнул, а глаза вцепились в мой безупречный наряд.
Он смотрел так, словно хотел содрать с меня ткань и осмотреть, чтобы убедиться, что не забыл ничего важного.
Кажется, впервые во взгляде холодного лекаря Харриса читалась паника. А когда взгляд остановился на моих губах, я натянула улыбку.
— Если ты переживаешь за мою невинность — она всё ещё при мне. Вы были не настолько пьяны, дорогой супруг, а я — не настолько отчаянна, — шире оскалилась, и Итан вздохнул.
— Эмма… — выдавил он, но тут же в дверь постучали.
Да и без посыльного, который принёс мужу письмо, я знала, что он скажет.
«Ты дорога мне, Эмма», «Я тепло к тебе отношусь», «Мне нужно ещё немного времени» — всё это было написано у него на лице.
И я не стала заставлять его произносить это вслух.
Снова затолкала горечь куда-то поглубже, пожелала мужской спине хорошего дня — и ушла на кухню.
Видеть его не хотелось, продолжать разговор — тем более.
И, к счастью, не придётся. Разве что помолчать за ужином, а потом — снова за завтраком.
Рано или поздно ему придётся принять решение.
Либо мы супруги, либо этот фарс пора заканчивать.
А до того момента — я продолжала играть в прилежную жену.
Спустя несколько дней воспоминания о странном вечере померкли, и всё снова пошло своим чередом: завтраки, ужины — и пустая постель.
Пока однажды, за ленивой болтовней в кофейне, я не увидела то, что одним махом разрушило хрупкое спокойствие.
Уже привычно, по вторникам, пока Итан занимался своими бесчисленными пациентами, я отправлялась в город.
С недавнего времени, я не оставалась скучать в особняке: слуги справлялись сами, а я наконец обзавелась подругами.
Ну, как подругами. Благодаря популярности Итана в женских кругах, меня приняли в самую завидную компанию городских сплетниц. Богатой южанке завидовали из-за молодого, красивого и обеспеченного мужа, а ещё я была недурна собой и не обделена интеллектом.
В Новом Орлеане, как оказалось, этого вполне достаточно для дружбы с самыми влиятельными леди города.
Тина Леблан — дочь Жана Леблана, владельца одной из самых прибыльных сахарных плантаций на западном берегу Миссисипи. Её тёмные волосы контрастировали с яркими зелёными глазами и крупными чертами лица.
Тину можно было бы назвать красивой, если бы не упрямый подбородок, придававший ее внешности строгость.
Анжелика Бодро — дочь Луи Бодро, хозяина одного из крупнейших банков Нового Орлеана. Светловолосая, миловидная, с голубыми глазами, которые блестели не хуже дорогих украшений, и кокетливо надутыми губами. Анжелика была типичной представительницей южной аристократии.
Джоан Дюваль — дочь Огюста Дюваля, владельца отеля и игорного дома, чья репутация была столь же сомнительной, как и его бизнес. Ходили слухи, что он имел отношение к «Тюльпану» — заведению с весьма специфическими услугами.
Джоан была невысокой, с густыми тёмными волосами, собранными в пышную причёску, и внимательными карими глазами. Эта леди была главной собирательницей сплетен в городе. Она умела шептать самые сочные слухи так, что их хотелось слушать, даже понимая, что половина из них — выдумка.
Регулярные встречи с моими весьма полезными новыми знакомыми, позволяли также найти веский повод выбраться в город. Иногда — даже в сопровождении мужа.
С одной стороны, такие поездки были для меня развлечением, с другой — изощрённой пыткой.
Снова и снова, пока Итан провожал меня до кофейни, я наблюдала, как первые красавицы Нового Орлеана таяли от его сдержанной улыбки и приветливого кивка. Таяли и поедали моего мужа взглядом, даже не стесняясь моей компании.
Наблюдала, злилась и завидовала. Ведь на меня он всё ещё смотрел иначе.
Ласково, как на сестру или близкую родственницу. Но не как на желанную женщину.
К счастью или к сожалению, провожал меня муж нечасто — только в те редкие моменты, когда опасался за мое самочувствие или когда пациент отменял визит.
Так, за несколько месяцев нашей дружбы с Джоан, Тиной и Анжеликой вторник стал моим любимым днём.
В этот вторник жара стояла невероятная, дышать становилось всё труднее, и я уже трижды собиралась вернуться обратно в особняк и умыться ледяной водой.
Однако, сидеть в пустом доме совсем не хотелось. Тишина давила с каждым днём всё больше, и в город я ездила всё чаще, чтобы отогнать острое чувство одиночества.
И именно поэтому, сейчас я мучилась от жары и пыталась изображать заинтересованность в самых скучных за последние недели разговорах.
Прячась от палящего солнца под новой шляпкой — подарком Итана, — я скучающе скользила взглядом по редким гостям кофейни.
Единственной, если верить моим новым подругам, приличной во всём этом огромном городе.
Мы все томились от жары, мечтая только об одном — о скорейших сумерках.
— Я слышала, в салон мадам Шаль заехала коллекция скандального белья из Парижа. Цены просто умопомрачительные, почти настолько скандальные, как и её репутация, — шептала Джоан, наклоняясь ко мне через столик.
Я собиралась разочаровать Джоан правдой, но решила промолчать. Из скандального в обсуждаемом белье были только рюши — такое уже давно носят в Саванне даже старые матроны.
По крайней мере, именно так казалось, когда мы с Люсиль однажды забрели в подобный салон.
Если бы не скандальная репутация и завышенная цена, я вполне могла бы его носить. Но нет — матушка бы впала в истерику, узнай она, где именно я купила подобный наряд.
Хотя… как бы она узнала? До приезда кузины ей и дела до меня не было. Как нет и сейчас. Даже не знаю — к счастью или к сожалению.
Время стерло обиду за то, что она могла помогать Виттории. Да и отец писал, как сильно мама сожалеет о своем поведении. И предсказуемо всё, что она говорила и делала, списывал на ее «положение».
Я верила… или хотела верить его письмам.
Из размышлений о семье, меня выдернул звонкий смех Анжелики.
— Представляю, что скажет её матушка! Если узнает, что Мейси надела нечто настолько откровенное, да еще до помолвки. Ее хватит удар! — звонко смеялась девушка, утирая текущие из глаз слёзы.
Сегодня обсуждали только бельё. Весь уикенд в Новом Орлеане была гроза, и кроме скандальной новинки, в городе не произошло ничего примечательного.
Безразлично наблюдая за тем, как веселятся девушки, я собиралась блеснуть остроумием перед Анжеликой, но не успела.
Едва заметив у входа тёмно-синий костюм, подавилась воздухом и не смогла выдавить ни слова.
Мужчина был слишком увлечен своей спутницей и не видел меня.
Вероятно, он даже не допускал мысли, что жена поехала в город в такую жару. Или попросту забыл, что сегодня тот самый вторник.
Зато я, могла оценить картину сполна.
— Оу, дорогая, разве это… — ошарашенно повернулась к дальнему столику Анжелика.
— Моя кузина, — выдохнула я, стараясь держать лицо.
— Та самая? — зашептала Тина.
— Бывшая невеста моего мужа, — спокойно произнесла я, выдав то, что дамы не смели озвучить.
В тот момент, когда губы Итана растянулись в блаженную улыбку и коснулись руки Виттории, я тихо встала.
— Думаю, стоит наведаться в салон мадам Шаль. И, пожалуй, куплю у неё не только белье, но и готовое платье для вечера у миссис Прескотт, — сказала, поворачиваясь к мужу спиной.
Не хотела смотреть на Итана и Витторию. И не желала ловить сочувствующие взгляды новых подруг. Я этого не заслужила. Точно не после того, как играла с ним в прилежную, благовоспитанную леди.
— О, милая, это уже крайности. Вы знаете, какая у нее репутация? — попыталась отговорить меня Джоан.
Глаза девушки округлились, а щёки вспыхнули, будто она сама только что произнесла нечто непристойное.
Да уж, миссис Прескотт имела в Новом Орлеане весьма своеобразную репутацию. И я знала об этом. Слишком хорошо знала.
— Сводни, — коротко бросила, чувствуя, как что-то горькое застряло в горле. — Как раз то, что мне нужно. Мне нужен неприлично молодой или неприлично богатый ухажёр, — добавила с кривой усмешкой, подкидывая дамам новую пищу для слухов.
Учитывая, что мой супруг без стеснения поедал глазами свою бывшую невесту, вскоре он и сам грозился стать бывшим. Думаю, уже к вечеру о нашем с Итаном разводе не будет говорить только ленивый.
Меня больше не нужно спасать.
Три месяца вдали от отца и родового поместья показали: краски бывают яркими, музыка — громкой, а приличия — условными.
В окружении ошарашенных подруг я шагала к салону, не разбирая дороги. Пальцы дрожали так сильно, что пришлось спрятать руки в складках платья.
В глазах блестели слёзы, так и не посмевшие пролиться. Не раньше, чем заставлю их говорить обо мне громче, чем о разводе.
Я была приличной, воспитанной, прилежной женой. И что получила?
Муж не хотел меня, зато с жадностью пожирал глазами мою развратную кузину.
И сколько таких же прилежных жён проливали слёзы в подушку? Сидели дома и изображали смирение и покорность, пока мужчины развлекались в борделях или со своими любовницами…
Стало обидно. А ещё я точно решила — больше не желаю быть одной из них.