Кажется, до моего муженька начало доходить, что вовсе не в компании подруг я коротала эту ночь.
Если он и знал о слухах про миссис Прескотт, то, наверняка, и предположить не мог, что его правильная и смиренная жена направилась в то заведение совсем не с подругами — и вовсе не из-за простого любопытства.
— Я вспомнила, каково это — когда меня касаются не с целью осмотра. Когда шепчут на ухо комплименты, а в глазах — желание, настолько явное, что под таким взглядом ощущаешь себя обнаженной. Хотя нет, Итан, я не вспомнила, потому что с тобой никогда не ощущала ничего даже отдаленно похожего. И, как оказалось, быть желанной — это приятно. И мне всё равно, что скажут сплетни, — стянув пушистую юбку, я откинула её в сторону и шагнула к ошарашенному таким признанием мужчине.
Итан часто дышал, смотрел на моё бельё — и не нашёл, что ответить.
То, как я вела себя этим вечером, совсем не походило на то, как я вела себя в последние три месяца. Но мой муж никогда не знал меня — ни в постели, ни за её пределами. Мы были как прилежные сожители, но чужие. По большей части жили каждый своей жизнью.
В конечном итоге, именно мне первой надоела эта игра.
— Я хочу знать, как ощущаются на коже поцелуи. Как звучит моё имя, прошептанное в темноте. Как это — стонать не от горячки, а от удовольствия, — я провела рукой по своему белью, с силой сжимая край рубашки.
Итан проследил за движением, прищурился и спросил совсем не то, чего я ожидала.
— Что за рюшевое непотребство на тебе надето? — его тон был совершенно непроницаем.
Кажется, мои слова и признания, продиктованные выпитым игристым, были восприняты просто как временное помешательство.
Даже сейчас его голубые глаза оставались холодными, насторожёнными. Ни злости. Ни намека на ревность.
Понимая, что мужчина передо мной просто непрошибаем, я тихо засмеялась.
— Новое скандальное бельё. Представляешь, я только сегодня поняла, почему этот сборник рюш называют скандальным, — с улыбкой сказала я.
Итан всё так же безразлично смотрел на мое белое «непотребство», будто перед ним стоял манекен.
Что ж, раз ему всё равно, значит, и мне нечего стесняться. Убрав руку с живота, я повела её к крючкам на рубашке и замерла.
— Оно с секретом, — прошептала, указывая на грудь.
Но и это не вызвало у Итана никаких эмоций. Всё то же холодное безразличие. Он лишь слегка наклонил голову, наблюдая за моими пальцами, перебирающими кружево.
— Это белье создано для страстных любовников, — цепляя один из крючков, я позволила ткани упасть, обнажая грудь. — А внизу всё устроено так, что его даже не обязательно снимать. Достаточно просто поднять платье, — я повела рукой вниз — и мигом оказалась на плече Итана.
Смотреть на меня голую без необходимости он явно не желал.
Медленно опустив меня на кровать, муж накрыл мое тело одеялом и сел в ногах.
Развернувшись спиной, он опустил голову и запустил пальцы в волосы.
Пользуясь тем, что этот страдалец изображал вселенскую усталость от пьяной болтовни собственной супруги, я выпуталась из-под одеяла.
Кожа горела, а тело жаждало того, чего мне так и не дали.
Яркие картинки из дома миссис Прескотт отгоняли и тоску от безразличия мужа, и внезапно нахлынувшее одиночество.
Я видела, как бывает хорошо, и ощутила отголоски, словно внезапно проснулась.
Итан сидел в ногах, тяжело дышал и украдкой поглядывал на меня, будто боялся обернуться.
Окончательно освободившись от одеяла, я вздохнула, проводя рукой по раскаленной коже.
— Неужели ты смутился, Итан? — спросила я, заводя руку на живот и опуская ее ниже, чувствуя, как кожа под ладонью становится горячее. — Оно удобное, даже платье снимать не нужно. В доме миссис Прескотт я зашла не в ту комнату, и прежде чем поняла, что происходит, успела заметить, что мужчина способен сделать довольно приятно, — прошептала, опуская руку неприлично низко, будто играя с огнем на собственной коже.
Услышав тихий стон, Итан резко развернулся и посмотрел на картину творящегося непотребства.
Судя по его округлившимся глазам, такое поведение совсем не соответствовало тому, как ведут себя прилежные жёны.
— Просто уйди, — выдохнула я, ощущая, как дрожь прокатилась по телу, когда он медленно подкрался ближе.
Я не понимала, что делаю, но это было чертовски приятно.
И стало ещё приятнее, когда мою руку прижали сильнее, горячими пальцами скользнув вдоль бедра, а потом уверенно заменили своей.
— Итааан… — простонала я, цепляясь за его руку, как за единственный шанс прекратить это тягучее желание на грани безумства.
Итан делал что-то невероятное, от чего напряжение внизу живота превратилось в томительный, сладкий жар.
Я не знала, что так можно, что это настолько приятно, пусть и совсем неприлично. И уж точно не знала, что он умеет быть таким.
— Я даже не подозревал, что в тебе спит такой ураган, Эмма, — прошептал он, склонившись к моему уху. Горячее дыхание мужа обожгло кожу, и из груди вырвался тихий стон.
Он сделал это. Услышал меня — и сделал это. Произнес мое имя именно так, как я мечтала: томно, хрипло, с тёплым придыханием. И от этого жидкий огонь, разлитый по венам от его прикосновений, грозил сжечь меня дотла.
Рука Итана продолжала сладкую пытку, заставляя дрожать, а я вцепилась в его плечи, словно боясь потерять ту страсть, что наконец вспыхнула между нами.
— Продолжай, — выдохнула я, захлебываясь в этом безумии, и, осмелев, закинула ногу на его бедро, прижимаясь ближе.
Итан шумно выдохнул, его дыхание стало неровным, почти рычащим.
— Дыши, Эмма. Дыши и расслабься, — прошептал он, усиливая напор, заставляя тело сдаваться под желанной лаской.
На этот раз стон сорвался с губ громче, дрожащей волной, а следующий Итан заглушил глубоким поцелуем.
Ощущения от его губ переплелись с тем, что творили его пальцы, а я тщетно пыталась понять, что вообще со мной происходит.
— Дыши, — снова прошептал он в мои губы.
Мир взорвался сотнями искр, разлетевшихся по телу огненным дождём.
На мгновение я утратила связь с реальностью, а, когда открыла глаза, Итан уже сидел у тумбочки, жадно глотая воду.
— Это всегда так бывает?.. Я не знала, что так можно… Я хочу ещё… — прошептала я, слабо потянувшись к мужу и скользнув ладонью по его горячей спине.
— Надеюсь, днем, когда вино выветрится, ты не передумаешь… и не станешь обвинять меня в непотребстве, — тихо произнес он, протягивая воду и пытаясь накрыть меня одеялом.
— Нет, не думаю… — прошептала я, принимая стакан. — Но это совсем не то, от чего теряют невинность, Итан. Если ты… Пока мы… — слова застряли внутри.
Руки всё ещё дрожали от странного, обволакивающего расслабления, поселившегося в теле. Но я всё же вернула ему пустую ёмкость и, набрав побольше воздуха, выдохнула:
— Самое время, ты не думаешь? — тихо спросила.
Если Итан откажет сейчас, прикрываясь очередными отговорками, слухи о нашем разводе перестанут быть просто слухами.
Как только приведу себя в порядок, поеду к адвокату — и никакая буря, ни гроза, ни мольбы уже не заставят меня передумать.
Но он не отказал.
Осушив стакан, мой супруг медленно стянул мятую рубашку, обнажая рельефное тело, и лёг рядом.
— Я не хотел, чтобы ты потеряла невинность так, Эмма. Это важно… А ты пьяна, ты не в себе… — пробормотал он, будто ища себе оправдание.
Вопреки собственным словам Итан притянул меня ближе, поймал дрожащую ладонь и мягко провел по ней кончиками пальцев, словно стараясь успокоить.
Моя вторая рука была свободна, а значит — сомнения Итана не получили ни единого шанса разрушить то хрупкое, что едва блестело в его взгляде.
Я резко подалась вперёд, обвила его шею руками и прикусила его губу — мягко, но требовательно, прерывая поток ненужных слов и вызывая дрожащий стон.
— Если ты остановишься, — зашептала я, глядя прямо в его лицо, — Я избавлюсь от проклятой невинности в этом похабном белье с первым, кто согласится. Хоть на столе, если придётся.
Мои слова повисли в воздухе раньше, чем он успел опомниться.
Итан на мгновение прищурился, будто выискивая подтверждение в моих глазах, а затем молча рванул ткань белья и стянул брюки.
— Ты моя жена. Никаких других мужчин не будет. Сейчас ты станешь моей женщиной, — строго произнёс он.
Я ждала, что муж меня поцелует — судя по тому, как замер его взгляд на губах.
Но нет. Он аккуратно уложил меня на спину, навис, обхватил бёдра горячими ладонями и развёл колени, открывая взору весьма пикантный вид. При этом Итан смотрел только в мои глаза.
Так же, не отрывая взгляда, он опустился ниже и медленно скользнул внутрь. Острая вспышка боли скрутила живот, но тут же сменилась новым, непривычным ощущением наполненности и сладкого напряжения.
Судя по пристальному и настороженному взгляду, я снова реагировала не так, как он ожидал.
— Если очень больно — скажи. Я остановлюсь, — дрожащим голосом прошептал он.
Казалось, муж искал повод сбежать или ждал, что я его оттолкну.
Но я не позволила ему. Вцепившись в руки, изогнулась, обвила ногами его бёдра — как когда-то в каюте во время шторма — и прошептала:
— Не останавливайся…
Это была та самая фраза, которую он либо ждал, либо боялся услышать.
Он вжался в меня сильнее, накрыл мое тело и захватил губы в поцелуе — яростном, требовательном, жадном. В этом поцелуе было всё: боль, голод, страх, желание, накопленное за месяцы недосказанности.
Всё, что копилось внутри, наконец-то вырвалось наружу — и нашло выход в этой вспышке.
Я стонала, таяла под горячими ладонями, жадно ловила его прерывистое дыхание, тихие стоны, иногда срывающиеся на сдержанный рык. Казалось, с каждым новым прикосновением Итан всё сильнее терял контроль. Его губы были везде — на шее, на плечах, на ключицах — как будто хотел запомнить вкус моей кожи.
Кожа горела в каждой точке, которую касались его ладони. От прикосновений к груди я выгибалась, и сердце срывалось в бешеном ритме. Воздух казался слишком плотным, чтобы насытить лёгкие. Он буквально вытягивал из меня дыхание. Словно хотел взять всё без остатка.
Итан будто сорвался с цепи: захватил мои губы, двигался внутри медленно, глубоко, но с такой нарастающей мощью, что от каждого толчка по телу расходились дрожащие волны. Его пальцы сжимали бедра так крепко, что я знала — останутся следы. И пусть остаются. Хотела, чтобы это осталось со мной как можно дольше.
Дрожащие руки выдавали его напряжение, а грудь, тяжело прижимающаяся к моей, стала каменной. Он сдерживался, но целовал меня так упоенно, будто боялся, что это — последний раз.
Порой воздуха катастрофически не хватало, но я не пыталась отстраниться. Напротив — цеплялась в него сильнее.
Только прерывистые всхлипы, вырывающиеся из моей груди, заставляли Итана ненадолго отстраниться — поймать мой взгляд, прочитать в нём ответ, и снова продолжить. Без слов. Только взгляд, дыхание и телесная музыка между нами.
По редким, едва заметным улыбкам я видела: ему нравилось всё, что мы творили вместе. Нравилось видеть меня такой — расплавленной, настоящей, беззащитной и при этом жаждущей. Нравилось ощущать, что я вся в нём, вся для него, без остатка.
Это было совсем не так, как я представляла. Совсем не так, как в порочных фантазиях юности. Тело плавилось от ласк, как глина на солнце, а я стонала его имя и впивалась ногтями в спину, будто боялась исчезнуть без этой опоры.
— Дыши, Эмма… — выдохнул он мне в губы и застонал.
Его движения стали резче, глубже, насыщеннее. И вместо стона я просто задохнулась в этих ощущениях.
Всё внутри запульсировало горячими волнами. Моя грудь, его бёдра, наши дыхания — всё слилось в единый пульс. Пальцы впились в его спину так крепко, что казалось, я оставляю в нём след навсегда.
В теле разом сорвались все пружины — я задрожала от сладкой боли, переплетающейся с безумным восторгом. Только рука мужа и хриплое дыхание в ухо удерживали на грани реальности и обморока.
Я терялась, растворялась, и при этом чувствовала каждую секунду острее, чем когда-либо прежде.
— Умница, Эмма… — прохрипел он, а потом бережно, так осторожно, будто я действительно могла рассыпаться, опустил меня на подушку. Будто я была не женщина, а хрупкая ваза.
Еще несколько долгих мгновений он нависал надо мной, тяжело дыша, а я, не в силах пошевелиться, смотрела в голубые глаза — растерянные, настороженные, почти испуганные.
— Тебе понравилось? — прошептала я едва слышно.
Он улыбнулся. Нежно, мягко. Коснулся губ, а затем лёг рядом, не выпуская меня из объятий.
— Очень понравилось, моя Эмма… Ты слаще любого яблока… Моя невероятная, сладкая девочка, — прошептал он, скользнув губами по моей разгоряченной коже.
Сил не было даже, чтобы пошевелиться. Я наблюдала за ним из-под полуприкрытых ресниц, слушала, как стихает его дыхание, и пыталась выровнять своё.
Казалось, если я закрою глаза, то просто исчезну в этом новом ощущении.
— Как ты, малыш? Я не сделал тебе больно? Совсем потерял контроль… — проводя пальцем по моему лицу, Итан коснулся губами плеча.
Я буквально заставила себя ответить:
— Если терять невинность всегда так приятно… я хочу вернуть её и потерять снова, — прошептала я, повернувшись и обвивая его шею.
Глаза закрывались сами, а, снова очутившись в крепких объятиях, не было сил сопротивляться накатывающей слабости.
Он рассмеялся — низко, хрипло, с теплом. Притянул меня ближе, скользнул губами по волосам.
— Будет ещё лучше. Но несколько дней придётся потерпеть, — пообещал он, и в голосе звучала улыбка.
Это было обнадеживающе, но я не могла не спросить:
— Значит, ты больше не будешь от меня бегать? — выдохнула я, всё ещё не веря, что это не сон.
Итан снова тихо хмыкнул, провёл ладонью по спине и наклонился к уху:
— Я не бегал, родная. Просто не хотел торопиться. Мне казалось, ты ещё не готова. И я не поднимал эту тему. Я не знал, что внутри моей тихой Эммы живёт ураган неприличных желаний, — шёпот мягкий, хриплый, многообещающий — такой, о каком я мечтала когда-то.
Я смутилась, уткнулась носом в его грудь и замерла.
То, как я себя вела… сложно было назвать приличным.
Я уже собиралась задуматься, что же считается «приличным», но тут до меня дошло новое нелепое признание мужа, и я встрепенулась:
— Как, по-твоему, я должна была показать, что готова? — хрипло спросила я. — Ты что, ждал, пока я сама начну тебя соблазнять? Я пыталась! Но ты в упор меня не замечал!
Слабость испарилась, я попыталась отстраниться — но он перехватил и снова прижал к себе, позволяя почувствовать, что его тело далеко не остыло.
— Прости, родная. Я правда недогадлив. Впредь обещаю быть внимательнее. Обещаю, что в следующий раз соблазнять буду я, — прошептал он в мою шею.
— Значит, почти прозрачная ночнушка тебе ни о чём не подсказала? Или мне вообще не надевать ее, чтобы ты понял? — буркнула я, уткнувшись лбом ему в плечо.
Итан хрипло засмеялся. Довольно, расслабленно, как-то по-новому. Его грудь дрожала от смеха, а рука мягко поглаживала мою спину.
— Надевай, Эмма… Я с удовольствием буду снимать её с тебя. Ночью. Медленно. Изучая каждый дюйм твоей сладкой кожи, — прошептал он, хитро прищурившись.
В голове вспыхнули картинки, и я вздрогнула, представляя эту сцену.
Но Итан явно не намерен был продолжать. Заглянув в окно, в котором уже виднелся рассвет, он осторожно развернул меня к себе спиной, накрыл нас простынёй, прижался к моей макушке носом и прошептал:
— Нам нужно поспать, Эмма. На сегодня страсти было достаточно. Но это только начало, — добавил с довольным выдохом.
Этой ночью, медленно перетекающей в утро, мы с Итаном начали новую игру. Оставалось лишь надеяться, что правила теперь были известны нам обоим.