Еще одна роза Хетага

Глава двадцать девятая

Познакомился со своей будущей женой Катей тогда еще молодой парень в деревенском магазине. Пару раз в неделю он наведывался в него за необходимыми продуктами. К тому времени его отец умер, оставив сыну дом, окруженный каменным забором внутренний двор и прекрасные навыки охотника и земледельца, которые успел передать.

До пятнадцати лет Хетаг жил с матерью, которая никакого отношения к скифам не имела. Она занималась археологией и на втором курсе вернулась с практики домой безнадежно беременной. Практически с младенчества мальчик часто оставался с бабушкой и дедом, в то время как мама занималась наукой и бесконечно моталась по своим командировкам. Видел он ее редко, поэтому такие долгожданные приезды превращались для ребенка в настоящий праздник. Жила семья в Москве, и парень окончил девять классов в обычной столичной гимназии. И до этих пор единственным существенным влиянием отца на его жизнь было данное при рождении имя. Мама, которую звали Мария, к ужасу родителей, нарекла сына Хетагом и прилепила к имени отчество Маисович. Маис — так звали потомка скифов, который приходился Хетагу биологическим отцом и с которым мать все пятнадцать лет поддерживала связь. Отношения свои она не афишировала, поэтому даже ее близкие не знали, что отец мальчика жив, здоров и участия в воспитании ребенка не принимает не потому, что не хочет, а по той причине, что вообще не знает о его существовании.

Маис жил в лесу, в собственноручно построенной полуземлянке, и напрочь отказывался покидать свой дом, разводя домашний скот, охотясь и торгуя дичью, а также выполняя разные работы в соседней деревне. Родился он в суровых кочевых условиях. Хотя переход к полукочевому образу жизни скифских предков уже давно состоялся, его детство пришлось на беспрерывные переходы и перекочевки с места на место. Они нисколько не казались ему или его одноплеменникам тяжелыми, напротив, люди находили в таком образе жизни одно из первых удовольствий и считали себя счастливыми, что не привязаны к земле. Дети росли все вместе, играя в игры. Их баловали, любили, и до шести лет у них было безмятежное и счастливое детство. С шести же лет детей начинали приучать к труду. Народ занимался скотоводством, земледелием и домашним производством. Скот был основным средством существования, и главная забота кочевников заключалась в том, чтобы сохранить и приумножить его поголовье.

Со временем за их племенем закрепилась определенная территория, и расстояние перекочевок значительно сократилось. Скот стали держать в загонах, количество овец уменьшилось, стал преобладать крупный рогатый скот и свиньи. Их жилище из повозок с крытым ве́рхом превратилось в круглые полуземлянки, которые обогревались с помощью открытого очага, а освещались подвешенными глиняными светильниками. Посуду и предметы интерьера из дерева и глины женщины и дети делали сами, как и одежду, изготовляемую из шкур диких и домашних животных.

Многим жизнь скифов, которые некогда были к тому же прекрасными конными стрелками, могла показаться странной и непонятной, но мать Хетага, еще в юности познакомившись с историей народа, поразилась мудрости, трудолюбию и жизненной стойкости этих людей. А Маис, обладающий необыкновенной крепостью тела и живущий в лесу в одиночестве, был живым напоминанием о некогда существовавшей Великой Скифии.

Деньги Маис зарабатывать хоть и умел, но их едва хватало на нехитрый быт, одежду и еду. Скот он уже не держал, объясняя это тем, что еще с детства ему больше по душе приходилась охота. Мария, отчаявшись бороться с неотёсанным мужчиной, который жил по старинке и менять образ жизни наотрез отказывался, через долгие пятнадцать лет возвела недалеко от его жилища с помощью бригады рабочих дом. Он располагался в пешей доступности от деревни и представлял собой вполне современный и пригодный для комфортного проживания деревянный сруб с электричеством, септиком и скважиной. Со временем в доме появилось даже телевидение и возможность пользоваться интернетом, но Маис хоть и согласился переехать в дом, усиленно игнорировал эти новшества, все больше пропадая на охоте или в деревне, где продолжал подрабатывать. На вырученные деньги он покупал Марии конфеты, бесполезные безделушки и один раз даже принес из магазина цветастую юбку, которую та, хихикая, вынуждена была носить в доме.

Когда Хетаг учился в 9 классе, Мария переехала поближе к любимому из Москвы в Смоленск, оставив сына на родителей в столице. В дом она наведывалась пару раз в неделю, оставаясь на ночь. Остальное время проводила в квартире, где писала свои научные статьи и преподавала, выходя на связь онлайн, а иногда и удостаивая присутствием местный университет.

Сколько женщина ни пыталась, она не смогла уговорить Маиса хотя бы просто приехать к ней в гости в городскую квартиру. После каждого разговора он замыкался в себе и уходил в лес. Возвращался с лихорадочным блеском в глазах, уставший и голодный. Только желал он не еду, а ее. В один из таких возвращений она и проговорилась, что в Москве у него подрастает сын.

Маис был человеком скромным, работящим и спокойным, но, узнав новость о сыне, он продемонстрировал любовнице совсем другого человека: жесткого, грубого, злого. Мужчина сыпал проклятьями в ее адрес и даже занес над ее головой свою большую мозолистую ладонь. Опустил. Не ударил.

— Маша, ты должна привезти его сюда, — произнес он таким тоном, будто это было уже решено.

— Маис, — она теребила свою цветастую юбку и поджимала босые ступни ног. Пол в доме был деревянный, холодный. Летом мужчина и слышать не хотел об отоплении. — Я тебя люблю, и поэтому я все пятнадцать лет рядом, но он… мальчик живет в столице, ходит в школу, у него своя жизнь. Через два года он окончит школу, поступит в университет, найдет работу, женится.

— Ты на целых пятнадцать лет лишила меня сына! — Маис больно схватил ее за волосы. — Любую другую я бы уже… убил. Но ты мать моего сына, и я хочу, чтобы ты привезла его сюда. Иначе я сделаю это сам.

Женщина всхлипнула. Все пятнадцать лет она каждый раз, приезжая к Маису, давала себе обещание, что это посещение будет последним и что она, женщина с двумя высшими образованиями, никак не может любить человека, который ест своих врагов. Да, Маис был каннибалом, хоть никогда и не афишировал свои пристрастия, объясняя это обычаями и традициями, принятыми в его племени. Для Маши это было непостижимо. Она — научный сотрудник, член союза… член. Не из-за этого ли органа она, столичная девчонка, вот уже столько лет как заколдованная, возвращается в это жуткое место к этому жуткому, но такому любимому человеку? Расскажи кому. Да ее сочтут сумасшедшей. Деревенские бабы и так смотрят на нее с непониманием. Ведь многие из них готовы даже приплатить, чтобы переехать в Москву и навсегда забыть о деревенской жизни и быте. А Мария добровольно приезжает сюда снова и снова.

— Он не поймет, — пролепетала она еле слышно и зажмурилась, готовая в любой момент получить по заслугам.

— Пожалуйста, Маша, — он опустил на ее голову свою теплую ладонь, провел по щеке, коснулся губ и порывисто прижал женщину к себе. — Рядом со мной мальчик будет в безопасности. А если захочет уехать, так я держать не буду. Ни тебя, ни его.

И она сдалась. Через неделю крепкий светловолосый парень со смешным ежиком волос, одетый в модный спортивный костюм, с интересом осматривал дом с высоким крыльцом и массивную фигуру своего отца, о существовании которого он все пятнадцать лет и не подозревал. Теперь у него была семья, и на долгие десять лет они втроем поселились в этом стоящем на отшибе почти в самом лесу доме с симпатичным резным козырьком. В школу мальчик не вернулся. Он учился экстерном и таким образом, благодаря связям матери, получил заочно и высшее образование. Как и отец, он не стремился переезжать в город, занимаясь домом, охотой, выделкой шкур и садоводством. И если его детство было вполне обычным, то юность и молодость прошли даже интересно.

Деньги у матери всегда водились, и это позволило их семье нивелировать многие границы, от которых избавиться без денег, скорее всего, было бы практически невозможно. Они жили как хотели, ни перед кем не отчитываясь, и никого ни о чем не просили. Но через десять лет все закончилось. Мама вынуждена была уехать в столицу, потому что сначала бабушку парализовало, а вскоре она умерла. Следом не стало деда, а когда все, казалось бы, закончилось, женщина забеременела, и через 8 месяцев в результате преждевременной отслойки плаценты умерла в родах и сама Мария. С ее здоровьем рожать было противопоказано, но доктор наук, махнув рукой на столичных врачей, закрылась в доме с двумя самыми любимыми на свете мужчинами, уверенная в том, что все будет хорошо. Малыш на свет так и не появился. Как ни старались Маис с Хетагом, помочь ей никак не могли. Молодая женщина умерла у них на руках. Они похоронили мать вместе с нерожденным ребенком в кургане, который находился в глубине леса. Через год следом за мамой ушел и сам отец, которого Хетаг смог не только понять, но и полюбить всем своим сыновьим сердцем.

Однажды, разбирая отцовские вещи, юноша обнаружил в его колчанах камешки: белые и черные вперемешку. Белых было раз в двадцать больше. Он знал, что на протяжении всей жизни каждый день отец клал в колчан белый камешек, если день проходил хорошо, а черный — если плохо. В его племени при погребении колчаны выставляли на всеобщее обозрение. Если белых камешков было больше, то человека прославляли как счастливца. В тот день, когда Хетаг нашел колчаны, первый раз за долгое время он улыбнулся.

Отец прожил счастливую жизнь. Он всегда говорил, что мать была дана ему, неотесанному и необразованному дикарю, в награду, а потом Бог забрал ее в наказание.

— Наверное, потому, что я так и не смог отказаться от своих привычек, — говорил он сыну, когда Мария умерла.

Хетаг же, тщательно изучивший тему пожирания и расчленения людей, понимал, что мотивы этого всего лишь относятся к образам, которые существуют в коллективном бессознательном человека. Логика древних моделей поведения, мышления и восприятия ему была вполне понятна: человек рождается из чрева, поэтому уходить он должен, пройдя через утробу. Не зря во всех этих сказках, которыми его пичкала в детстве бабушка, Баба Яга стремилась посадить сказочных героев в печку. Ведь именно печь ассоциировалась с утробой: на ней спали, в ней мылись, готовили, за ней прятались, как за мамкиной юбкой. В картине же Босха «Сады земных насаждений» также существо с головой сокола пожирало грешника. Что говорить про Кроноса[26], проглотившего свое потомство. С расчленением тоже все понятно. Хетаг помнил поэму «Энума Элиш», в которой Мардук убил свою мать и разрубил ее тело на части. Из одной половины он создал небо, из другой — землю. Голова стала великой горой, глаза — реками, грудь — холмами, хвост — барьером.

Его отец сакрализовал еду[27]. Скифы ели органы врагов и пили их кровь, в этом не было для них ничего необычного. Обычный каннибалистический обряд. Каннибалы поедали людей не потому, что были извращенцами или сумасшедшими, просто они верили, что, съев человека или его часть тела, таким образом сами приобретут его силу и смелость. Также отец рассказывал, что его предки рубили тела пожилых людей и складывали в котел вместе с мясом животных. Вероятно, это они переняли у андрофагов, которые были более отсталым народом. Хетаг читал, что скифы хоть и ели людей, но распространён каннибализм не был. Хотя вряд ли кто-нибудь когда-нибудь узнает, как оно происходило на самом деле. Уж ему ли было не знать, что слухи не могут взяться ниоткуда.

Особенно понравился ему обычай делать из черепов наиболее прославленных врагов чаши. Для этого отпиливали его нижнюю часть и обтягивали бычьей кожей. У отца было несколько таких, только без кожи. То были черепа его товарищей, которые вынесли спор с ним и проиграли, потеряв жизнь. Отец называл это доблестью, выставляя перед ним с матерью незамысловатую посуду, сделанную из людей, которые вступили с ним в войну, и он одержал над ними победу.

Также у отца были прожжённые в нескольких местах плечи и грудь. Таким образом он предотвращал размягчение плоти. Ибо от «сырости тела и слабости» его одноплеменники не могли метать дротики и пользоваться луком. Отец называл это воинской закалкой, и бедра Хетага кое-где также были в таких отметинах.

— Матери не говори, — предупреждал отец, и парень молчал.

А через какое-то время после того, как Катя уехала, Хетаг собственноручно прижёг себе в нескольких местах ляжки. И забыл. Вытравил женщину из памяти вмести с болью, которая постепенно покинула его тело, даруя покой. Осталась только слабая тянущая боль где-то в районе сердца и совершенно мальчишеское желание отомстить.