Это наш ребенок!

ГЛАВА ДЕВЯТАЯ

О Господи, подумал Слейд. На этот раз ему просто так не отговориться. Шейла рассержена, и ее нельзя в этом винить, хотя фактически она сама виновата.

Прежде чем сказать что-либо в свою защиту, Слейд прошел к двери и позвал няню.

— Ингрид, не могли бы вы взять ребенка наверх? Мне и доктору Поллак надо кое-что обсудить.

Глядя на Шейлу, он понял, что дискуссия не будет тихой, во всяком случае, вначале.

Ингрид быстро появилась с учебником под мышкой. Вместо закладки торчал карандаш. Готовясь к экзаменам, Ингрид не испытывала радости от просьбы Слейда, но один взгляд на молодоженов заставил ее проглотить возможные возражения.

— Конечно.

— Малышке пора спать, — проинструктировала Шейла, старательно сдерживая гнев, но в обществе Слейда это давалось ей с трудом.

Как он мог? Как он мог?

Снова Эдвард. Не было слов, чтобы выразить ее чувства.

Шейла передала Ребекку няне и подождала, пока Ингрид выйдет из гостиной и окажется вне пределов слышимости.

Затем она открыла огонь по Слейду из всех орудий.

— Нам нечего обсуждать, — объявила она голосом, хриплым от возмущения. — Мы поженились под фальшивым предлогом. Ты солгал мне. Дело закрыто.

Она повернулась к нему спиной и собралась выйти из комнаты. Уйти подальше от Слейда, пока еще удается держать себя в руках.

Вот так просто? Не дав ему возможности объясниться? Не дав шанса убедить ее? Нет, она не способна на это. Однако, возможно, он не настолько изучил ее.

Слейд схватил Шейлу за руку и повернул к себе лицом.

— Я солгал, потому что иначе ты не вышла бы за меня замуж.

Он солгал, солгал о существенно важном. Он злоупотребил ее чувствами. И сделает это снова. Точно как Эдвард. Эдвард — красивый, молодой, многообещающий ординатор, забывший рассказать ей, что в другом штате его ждут жена и дочь. Даже по прошествии восьми лет воспоминания нестерпимо жгли ее. Она поклялась, что никогда больше не позволит причинить себе такую боль. И вот все повторилось.

— Так что это значит? Что я вышла замуж за лжеца? За человека, в котором я должна сомневаться, как только он открывает рот?

Слейд озадаченно смотрел на нее. Он понимал, что она может быть огорчена, но такая реакция казалась совершенно несоразмерной.

— Тебе не кажется, что ты несколько преувеличиваешь?

Он считает все шуткой, подумала она. Неужели не понимает, как оскорбил ее? Если она не может доверять ему, то что же остается?

Будь ты проклят, Слейд. Я полюбила тебя. А теперь ты все разрушил.

Шейла вскинула голову, сдерживая слезы.

— О, я не преувеличиваю. Ты солгал об очень важном рожающей женщине...

— Я солгал как раз потому, что ты рожала. — Надо заставить ее понять. Его терпение тоже не вечно. — Не было времени убеждать тебя, помнишь?

Она затрясла головой, не принимая его объяснения. Как ее угораздило так сглупить и уговорами довести себя до этой ситуации? Неужели недостаточно одного урока? Но в тот раз она хотя бы не вышла замуж. Тогда у нее была возможность уйти.

— Все, что я помню, — это то, что ты солгал мне. Я ненавижу, когда мне лгут, — отрезала она. — Это подрывает всю основу наших отношений. Теперь, если ты скажешь, что восходит солнце, мне придется выглянуть из окна.

Черт побери, что с ней происходит? Конечно, он солгал, но ведь не о жене и полдюжине детей, где-то запрятанных. Только об отце. Чертовски милом отце, кстати.

— Ну, взойти-то оно все равно взойдет, — язвительно заметил он.

И подкинул дров в огонь. Шейла еще сильнее почувствовала себя преданной.

— Это не смешно.

— Да, не смешно, — согласился он, стараясь не вспылить. Потеряв ее, он ничего не решит. — И не логично.

Ей пришлось напомнить себе, что он умеет убедительно говорить. Слова — его ремесло. Не то что Эдвард, ставший косноязычным, когда его обман обнаружился. Также по телефону. Шейла сняла трубку, когда Эдвард был в душе. Звонила его жена. Интересовалась, сможет ли он выкроить время и приехать домой в конце месяца. Прекрасная заключительная часть любовного свидания.

— Может, для тебя не логично, — холодно сказала Шейла. — Может быть, потому, что ты все время лжешь.

Он не поймет. Шейла вздохнула и провела рукой по волосам. Сама виновата. Нечего было верить, что в этот раз все будет по-другому.

— Послушай, у меня были большие сомнения насчет этого брака. Они у меня до сих пор оставались.

Она посмотрела ему в глаза. Черт побери, она его еще любит. Идиотка.

— И ты только что бросил целую кучу камней на чашу весов «против». Мне нужно время, чтобы разобраться во всем.

Время, чтобы ожесточить свое сердце против тебя и жить дальше.

Он не мог поверить своим ушам.

— Так ты выбрасываешь меня?

Шейла сжала губы. Она хотела бы выгнать его. Ей бы стало лучше. Но в данный момент она физически ничего не могла сделать. Все ее тело будто свинцом налилось.

— Нет, я тебя выпроваживаю.

Пытаясь выиграть время, Слейд кивнул на окно.

— В дождь?

Она заморгала от удивления. Разве?

— Идет дождь?

Он коротко рассмеялся.

— Ты так расшумелась, что не слышала раскатов грома. — Слейд махнул рукой в сторону окна. Небо было совершенно черным, дерево перед домом, размахивая ветвями, сражалось с ветром и дождем. — В данный момент льет как из ведра.

Да, гроза снаружи. Гроза внутри.

— Почему же ты не промок? — машинально спросила Шейла.

Какое это имеет значение?

— Я прошел под карнизами, прижимаясь к стене. — Слейд вздохнул. Не хватало еще, чтобы его брак распался из-за какой-то мелочи. Надо попробовать ее переубедить. — Послушай, может, я и солгал.

Она вскинула голову. Ярость помогла стряхнуть оцепенение.

— Может?

Так он действительно считает, что ложь — ерунда? И когда появятся другие женщины, это тоже будет ерунда?

— Твоя мать удивилась, услышав, что ты внебрачный ребенок. — Шейла улыбнулась, но ее улыбка была невеселой. — Кажется, она и отец, которого ты никогда не знал, хотят приехать посмотреть Ребекку.

Проклятье. Он позвонил родителям вечером после рождения Ребекки и сообщил новости. Он не был образцовым сыном, но всегда старался держать их в курсе основных событий. А это событие было с заглавной буквы. Он не думал, что тот звонок рикошетом ударит по нему до того, как представится возможность рассказать Шейле правду. Признаться, что он пустил в ход, так сказать, ложь во спасение.

Он поскреб щеку.

— Ты ей что-нибудь сказала?

Шейла смотрела на него, все больше разъяряясь. Он что, считает ее такой же бессердечной, как он сам?

— Что сказала? Что она воспитала патологического лжеца? Нет. Я не хотела огорчать ее, — ее глаза обвиняли. — Я думала о ней больше, чем ты обо мне.

Слейд представления не имел, как исправить ситуацию. Ни с одной женщиной прежде у него не было отношений, которыми он так бы дорожил. И ни одна из них никогда не поднималась до уровня, где чувства были бы так искренни и так обнажены.

— Шейла, я пытался сказать тебе.

О нет, она не позволит ему заменить одну ложь другой.

— Когда? Когда ты пытался сказать мне?

Слейд с отчаянием думал, что надо было сказать ей раньше. Господи, как жаль, что он этого не сделал.

— В тот вечер, когда уехали твои родители...

Шейла затрясла головой. Он видел по ее лицу, что упустил единственную возможность оправдаться.

— Нет, я бы запомнила, как ты бормочешь объяснение.

— У меня не было возможности, — продолжал он настаивать, снова раздражаясь. Черт побери, что с ней происходит? Он солгал из лучших побуждений, потому что не хотел терять ее и ребенка. Неужели она не понимает? — Я начал говорить, но момент был выбран неудачно.

Ее взгляд заставил его замолчать.

— Да, неудачно.

— Я боялся, что ты плохо воспримешь, — он нахмурился. — Но, очевидно, даже не подозревал, насколько плохо. Я не сказал, чтобы дать шанс нашему браку.

Она раздраженно прервала его.

— Как? Построив его на лжи?

Слейд подошел к ней и попытался обнять за плечи, удержать ее, но она вывернулась и отстраняюще вытянула руку. Она не хотела, чтобы он касался ее, не хотела, чтобы он снова сбил ее с толку.

— Нет, я собирался выиграть время.

Слейд вздохнул. Может быть, им обоим нужна передышка. Он взглянул на свои чемоданы.

— Ты хочешь, чтобы я уехал сегодня?

— Нет. — Как же она устала... — Раз идет дождь, не буду же я выгонять тебя в такую погоду. Ты можешь уехать и завтра.

Ему удалось на мгновение, прежде чем она отпрянула, коснуться ее щеки.

— Ты делаешь слишком серьезные выводы, док.

Вопреки всему она почувствовала, как ее тело откликается на его мимолетное прикосновение. Сколько еще ошибок надо сделать, чтобы усвоить урок?

— Неужели? Ты забыл, что у меня мало информации для выводов. Ты сексапильный, обаятельный и в критических ситуациях лжешь. Откуда мне знать, что ты не лжешь постоянно?

Она уже считала, что он лжет всегда. Единожды солгав...

Это серьезно, подумал он. Очень серьезно. И черт его знает, как это уладить.

— Шейла, у меня нет ответа. Я только могу дать честное слово, что не лгу.

— Слово? Твое слово? — повторила она. Неужели он считает ее полной идиоткой? Ее недоверие только усилилось. Она почувствовала, как глаза наполняются слезами, и с трудом удержала их. Нет, только не сейчас. — Гарретт, я понятия не имею, чего стоит твое слово. Но я сама виновата. Мне не следовало говорить «да».

— Но ты сказала... — Его голос прозвучал со смертельным спокойствием.

Шейла подавила смутную тревогу. Эдвард заорал и попытался ударить ее, когда она уличила его во лжи. Ее взгляд стал суровым.

— Я могу так же легко сказать «нет».

— Но ты не скажешь.

Ну и нахальство!

— Неужели? И почему же?

Слейду казалось, что он борется за свою жизнь. И борьба эта не менее опасна, чем бегство от вражеских пуль. Он вложил в ответ всю свою силу убеждения.

— Потому что на самом деле ты так же зачарована нашим влечением друг к другу, как и я. — Он проникновенно смотрел ей в глаза, ища подтверждения, пытаясь достучаться до ее чувств. — В глубине души ты знаешь, что я прав.

Черт его подери, он смотрит прямо в ее сердце. Но она не поддастся.

— Твоя душа, должно быть, гораздо прозорливей моей, потому что я ничего этого не знаю. Я будто продираюсь на ощупь в темноте.

— Зачем? — Ему хотелось встряхнуть ее, но пришлось разрядиться на одном из своих чемоданов. Он лягнул его, и Шейла едва не подскочила, когда чемодан звонко ударился о плитки пола. — Раскрой глаза, Шейла. Раскрой глаза.

Нельзя отступать, нельзя поддаваться страху... или желанию.

— Они раскрыты. И я не уверена, что мне нравится то, что я вижу! — взвилась она.

Слейд вздохнул и беспомощно сунул руки в карманы. Сегодня это не кончится. И вряд ли кончится в ближайшем будущем.

— Ладно, где мне спать сегодня?

Шейла взбодрилась. Она победила. Только победа показалась невероятно бессмысленной.

— Где угодно, кроме моей постели. — И она отвернулась, бросив через плечо: — Если ты голоден, Ингрид потушила мясо. Оно в холодильнике.

Он не был голоден, но, наверное, надо перекусить. За весь день он съел один гамбургер.

— И приговоренный к смерти поел с аппетитом, — пробормотал он, направляясь к кухне.

Шейла услышала, но продолжала не останавливаясь подниматься по лестнице, гордо расправив плечи. Она заплакала, только когда вошла в спальню и закрыла за собой дверь.

Когда она утром спустилась в гостиную, Слейд уже уехал. Ночь он провел на диване. Постельного белья на нем не было — вряд ли он пользовался им, — но от подушек исходил слабый аромат его туалетной воды.

Бессознательно она сделала глубокий вдох, и тут же мурашки пробежали по всему телу. Вряд ли ей удастся когда-нибудь вдыхать этот запах, не вспоминая о нем.

Не желая его.

— Как собака Павлова, — пробормотала она. С этим необходимо что-то делать.

Приглаживая рукой волосы, Шейла зашлепала босиком в кухню. Главное — ни от чего и ни от кого не зависеть. И прежде всего от него. Да, она совершила ошибку. Серьезную ошибку, но ничего такого, что нельзя было бы исправить, вычеркнуть.

Кроме самого замечательного. Ребекки. Так лучше, сказала она себе. Лучше выяснить, что он лжец, сейчас, чем потом, когда ставки будут гораздо выше.

Как будто сейчас они незначительные!

Шейла опустилась на стул в кухне, чувствуя себя так, словно из нее вынули все кости.

Действительно ли она хочет все разрушить? Действительно ли хочет развода?

Все указывало на то, что хочет. Кроме ее сердца. Полная неразбериха. Впервые в своей жизни она не могла думать трезво. В случае с Эдвардом жгучее осознание того, что ее использовали, исключало всякие колебания в необходимости немедленного разрыва. Она ни разу не оглянулась назад, ни разу не ответила на его телефонные звонки.

Сейчас Шейла разрывалась в сомнениях. Она искренне не могла понять, чего хочет.

— Доброе утро, доктор. — В кухню впорхнула встрепанная Ингрид в шортах и выцветшей голубой футболке, юная, как сама весна. И быстро поставила диагноз. — Похоже, вам необходима чашка кофе.

Ингрид налила кофе и поставила чашку перед Шейлой.

— Мистер Гарретт только что уехал. Что мне делать с чемоданами?

Чашка замерла у самых губ, и Шейла всполошенно взглянула на Ингрид.

— Чемоданы? Ты же сказала, что он уехал.

— Да. — Ингрид поставила грязные тарелки в посудомоечную машину. — Но он взял только один маленький чемодан. Остальные так и стоят у двери с прошлого вечера.

Он думает, что вернется. Черт побери этого ублюдка. Он думает, что обвел ее вокруг пальца.

Не важно, что она сама сомневается в будущем. Ему не полагается чувствовать себя таким самоуверенным после всего, что он натворил. Ему не полагается думать, что он может вернуться, как будто ничего не случилось.

Шейла отодвинула чашку.

— Оставь их там, пока он не вернется оттуда, куда уехал.

Это отучит его от бесцеремонности.

Шейла с болью сообразила, что даже не знает, куда Слейд уехал. Он ей не сказал. Она не дала ему возможности сказать.

Как испортить себе жизнь за одну бездумную неделю? Желающие научиться этому могут брать у нее уроки.

По выражению лица Ингрид было видно, что девушка считает ситуацию несколько странной, если не сказать больше. К счастью, она была слишком хорошо воспитана, чтобы высказать свое мнение. А Шейла не собиралась объясняться.

Ингрид только кивнула.

— Конечно, доктор. Я скажу маме, когда она придет сегодня.

Да, ведь сегодня день уборки, подумала Шейла. Она совершенно забыла об этом. Ее обычно не было дома, когда приходила миссис Свенсон. И незачем менять это правило сегодня. Эва Свенсон любила поговорить, а еще больше — послушать. И уж конечно, засыплет вопросами о ребенке и Слейде, как только войдет.

Шейла выглянула из окна. Дождь давно кончился. Солнце весело сияло, заливая все вокруг теплом и светом.

Тогда почему ей так холодно?

Надо избавиться от этого чувства потери, приказала себе Шейла.

— Прекрасный день, не правда ли? — щебетала Ингрид, наливая себе кофе.

— Да, прекрасный, — охотно согласилась Шейла и встала. День прекрасный, и она его отпразднует. Оденет Ребекку и поедет на работу показать ее всем.

Как и все другие матери, приносившие показать ей новорожденных, с улыбкой подумала она.

— Ингрид, мы с Ребеккой уезжаем. Если я вовремя не вернусь, передай привет от меня маме.

— Я одену Ребекку, — предложила Ингрид. — Мне так нравится одевать ее! Как будто я играю с живой куклой.

Шейла тихо засмеялась. Ингрид сама почти ребенок, подумала она, чувствуя себя на вечность старше.

— Нет, на этот раз я сама.

Это подбодрит меня, подумала Шейла, выходя из кухни.

Поездка и демонстрация дочки медсестрам и партнеру намного улучшили ее настроение. Шейла почувствовала себя человеком, у которого все обстоит благополучно. Но боль в сердце не смягчилась, и не заполнилась пустота внутри.

— Это не потому, что я скучаю по нему, — объяснила она Ребекке, ведя машину домой. — Он уехал не так давно, чтобы скучать.

Нет, давно, подумала она. Ей ужасно его не хватает, а прошло меньше суток с тех пор, как она видела его в последний раз. Что совершенно очевидно делает ее первоклассной идиоткой.

— Привет, в чем дело? — прошептала она, поворачивая за угол на улицу, ведущую к ее дому, последнему в квартале.

Перед дорожкой и напротив нее на обочине были припаркованы три автомобиля. Шейла знала, что люди, живущие в соседнем доме, в отпуске. Остальные ее соседи в это время дня на работе, во всяком случае, она так думала.

— Похоже, кто-то устроил вечеринку в разгар дня, — сказала она Ребекке, останавливаясь у дома и ставя машину на ручной тормоз.

Шейла вышла из автомобиля, открыла заднюю дверцу с пассажирской стороны и вынула ребенка.

Вот моя реальность, подумала она, прижимая к себе Ребекку.

— Пошли домой, Бекки. У нас было длинное утро.

А ночь будет еще длиннее.

Вставляя ключ в замок, она услышала голоса, доносившиеся изнутри дома. Возможно, у Ингрид собралась компания. Хотя вряд ли. Ингрид спросила бы, прежде чем позволить себе пригласить сюда гостей. Однако, печально подумала Шейла, в последнее время все мои предположения оказываются неправильными.

— Привет, Ингрид, — крикнула она, поворачиваясь, чтобы закрыть дверь. — Мы вернулись.

— Ну, давно пора.

Это не Ингрид. Голос показался смутно знакомым. Бросив сумку на пол рядом с чемоданами — болезненным напоминанием о вчерашнем дне, — Шейла повернулась, чтобы выяснить, кому принадлежит голос.

В гостиной сидели четыре женщины. Четыре женщины с пятью детьми. Они сидели вокруг антикварного журнального столика, утонувшего под ворохом красочно упакованных подарков. Разноцветные ленточки струились на пол кокетливыми упругими спиралями. Все четыре гостьи были ее пациентками, недавно родившими. Самый взрослый ребенок был всего на пять месяцев старше Ребекки.

Мгновение Шейла не могла вымолвить ни слова. Она подошла к столику, глядя на сияющие лица.

— Что вы все здесь делаете?

Марлин Бейли Трэвис, глава собственной рекламной фирмы, привыкла брать ответственность на себя и ответила первой:

— Мы хотели посмотреть на новейшее добавление к нашему клубу «Ребенок месяца».

Марлин кивнула на свою сестру Николь и двух других женщин, с которыми сдружилась в приемной Шейлы за долгие месяцы беременности. Все это время Шейла была для них не только врачом. Она стала другом, к которому они могли обратиться с любыми вопросами в любое время дня и ночи. Пришло время выразить свою признательность.

— Ты заметила, что мы вчетвером последовательно загружали тебя работой последние пять месяцев?

Шейла, ошеломленная и тронутая до глубины души, рассмеялась.

— Эта мысль как раз пришла мне в голову. — Она переводила взгляд с одной гостьи на другую. — Так как вы все поживаете?

— Прекрасно, — объявила Эрин Локвуд. Самая маленькая в компании, она возмещала рост живостью.

— Потрясающе, — просияла Николь Линкольн, глядя на своих близнецов. Все в эти дни было потрясающим, потому что ее жизнь заполнилась детьми и Деннисом.

— Лучше и быть не может, — подтвердила Марлин.

— А как насчет тебя? — спросила Мэллори. — Ты сможешь прийти на мою свадьбу? Я послала приглашение вчера.

Мэллори подошла поближе к Шейле, всматриваясь в ее лицо.

— Знаешь, ты выглядишь немного усталой. — Она оглянулась на подруг. — Ну, опытные мамочки, кто-нибудь из нас может чем-нибудь помочь?

— О да, опытные, — засмеялась Эрин. — Ты родила всего месяц назад. Много ли сама-то знаешь?

Мэллори притворилась оскорбленной и высокомерно подняла голову.

— Я учусь каждый день. — Она взглянула на Марлин, самую уравновешенную и старшую в компании. — А Марлин мне в этом помогает.

— Эй, а как же я? — запротестовала Николь. Одного ребенка, сына Этана, она держала на руках, а дочка Эрика лежала в детском автомобильном сиденье у ее ног. — У меня двое, что удваивает мой опыт.

— Или, если подойти с другой стороны, удваивает возможность совершить ошибку, — поддразнила Мэллори, весело улыбаясь.

Марлин, казалось, обладала врожденным даром вести трудные переговоры. Миротворчество было ее второй натурой. Устроив сына в детском креслице, она подошла к Шейле.

Шейла выглядит не только усталой, но и беспокойной, заметила Марлин и подумала, не сможет ли чем-нибудь помочь. Она больше других чувствовала родство с Шейлой, которая так же не любила выставлять напоказ свои чувства, как она сама.

— В общем, мы вчетвером собрались и решили, что было бы замечательно отметить рождение твоей дочки.

Чтобы не отставать от сестры, вмешалась Николь:

— Твоя няня сказала, что есть еще один повод для поздравлений... — И тут она заметила боль в глазах подруги, которую та не успела спрятать. Чувствуя, что вступает на зыбкую почву, Николь осторожно продолжила: — Она сказала, что в последний момент ты вышла замуж за Слейда Гарретта. Хорошая работа.

И она натянуто улыбнулась.

— Слейд Гарретт? — подхватила Эрин. Для нее это было новостью, а она терпеть не могла узнавать последней информацию о знакомых. — Это тот, кто пишет статьи в «Таймс»? Тот, что всегда оказывается в центре каждой войны и каждого конфликта на земном шаре?

Николь вглядывалась в лицо Шейлы. В чем тут дело? В карьере ее нового мужа?

— Он самый, — подтвердила Николь, не дождавшись ответа Шейлы.

Марлин стало невтерпеж.

— Что-то случилось?

Шейла отрицательно покачала головой. Она не хотела плакаться и портить им настроение. Тем более после всех их хлопот.

— Что могло случиться? — бодро сказала она. — У меня прекрасный ребенок и чудесные пациентки, которые приносят подарки и вовремя оплачивают счета. Все хорошо, лучше не бывает.

Марлин и Николь переглянулись. Обе заметили, что Шейла ничего не сказала о своем муже, не включила его в список того, за что благодарна судьбе. Может быть, просто по рассеянности? Они все нелегко привыкали к новому распорядку и новым мужчинам в своей жизни. И все знали, как трудно достичь даже хрупкого равновесия.

Марлин обняла Шейлу за плечи, молча предлагая поддержку. Один взгляд сказал Шейле, что подруга поняла больше, чем было выражено словами.

— Господи! — вспомнила Марлин. — Мы же привезли огромный торт. Его испекла утром моя домработница и сказала, что его нужно съесть сегодня же. Так что придется уничтожить его, даже принеся в жертву свои фигуры.

Мэллори уже направлялась к кухне.

— Учитывая срочность и все такое, мы справимся.

Подхватив на руки детей, остальные окружили Шейлу.

— Господи, мы словно сговорились производить очаровательных малышей, — весело заметила Эрин, переводя взгляд с Ребекки на собственного сына. — Должно быть, что-то такое в здешней воде.

Шейла подумала о пляже, где они со Слейдом провели ночь, и попыталась отогнать боль, внезапно нахлынувшую и угрожавшую поглотить ее.

— Должно быть, — согласилась она.