Это наш ребенок!

ГЛАВА ШЕСТАЯ

Слейд привык быстро оценивать окружающую обстановку и приспосабливаться к ней. Двухэтажный дом Шейлы был обустроен со вкусом, без показного блеска. Элегантность и класс. Как и сама хозяйка.

— Приятное местечко, — пробормотал Слейд.

Поставив на пол гостиной чемодан Шейлы, который одна из медсестер принесла в больницу, Слейд закрыл входную дверь. Кролика он устроил в первом попавшемся удобном месте, на диване. Кролик качнулся вперед и уперся в журнальный столик.

— Дай мне ребенка, — попросил Слейд, протянув к Шейле руки.

Не успела она возразить, как он уже взял у нее дочку. Ребенок издал звук, который Слейд принял за выражение радости. Для начала ему хватит этого приветствия.

— Вот ты и дома, Бекки. Как тебе понравилась первая поездка на машине?

С ребенком в руках Слейд двигался по гостиной так, словно знакомил с ней Ребекку. По обе стороны камина из белого камня возвышались встроенные книжные полки. Подбор книг говорил о разнообразии вкуса.

Это у нас с Шейлой общее, подумал Слейд.

— Веди себя хорошо, детка, и я куплю тебе красный «корвет» к шестнадцатилетию.

Он действительно серьезно относится к происходящему, думала Шейла, наблюдая за ним. Сама она никак не могла привыкнуть к перспективе жизни со Слейдом, но умела различать равнодушие, когда сталкивалась с ним. Здесь же на равнодушие не было и намека. А ведь, глядя на него, не подумаешь, что он может быть мягким и нежным. Она улыбнулась, качая головой.

— К счастью для тебя, она не запомнит.

Слейд повернулся к Шейле.

— Я серьезно. Каждый должен мечтать о чем-то. — И он обратился к дочке за подтверждением: — Правда, Бекки?

Шейла подавила желание забрать у него девочку. В конце концов, он тоже имеет право на Бекки. И умеет держать ребенка, удивилась она.

— В данный момент, я думаю, она хочет лишь быть накормленной и сухой... В чем дело? — спросила Шейла, поскольку Слейд усмехнулся.

— Именно об этом я мечтал в Сомали. — Он задумался. — И в Боснии. И...

Он перечислял страны так небрежно, словно это отделы универмага или парки развлечений, усыпавшие Южную Калифорнию, а не средоточия смерти и уничтожения. Как ему удалось остаться таким безучастным? Или это просто защитный механизм, выработанный для того, чтобы не сойти с ума?

— Тебя посылали во все эти опасные места? — недоверчиво спросила Шейла.

Он пожал плечами, растворяясь в улыбке Ребекки. Кто-то может подумать, что это реакция на газы в желудке, но он точно знает: это улыбка его дочери, предназначенная только ему.

Я не подведу тебя, малышка. Клянусь, не подведу.

— Туда, где есть новости, — ответил он Шейле.

Шейла молча кивнула. Если бы она любила его, мысль о том, что он рискует жизнью ради каких-то репортажей, расстроила бы ее. Но ведь она его не любит.

Правда, беда в том, что она ни в чем не уверена. Оказавшись в такой щекотливой ситуации, лучше не строить никаких планов... и не позволять чувствам строить планы за нее. Она поддалась чувствам только дважды. В последний раз это закончилось премией в восемь фунтов три унции. В следующий раз удача может изменить ей.

Она выглядит озабоченной, думал Слейд. Может, боится, что я уроню ребенка? Он уже собирался предложить ей забрать Ребекку, когда услышал, что кто-то входит в комнату за его спиной. А он-то считал, что они одни.

— О, доктор, вы здесь... Извините. Я еще не все приготовила.

Слейд обернулся и увидел стройную девушку с длинными прямыми белокурыми волосами. Няня? Домработница? Интересно, живет ли она в этом доме? В любом случае он приспособится. Черт, он жил с пятью мужчинами в канаве столько времени, что, казалось, прошла вечность, и делил крохотную пещеру с семьей беженцев в течение недели. Нельзя назвать лишениями жизнь в доме с двумя с половиной женщинами.

Повернувшись к Шейле, он удивленно приподнял брови.

— А это?..

Шейла подошла к девушке и положила руку ей на плечо.

Понимала это Шейла или нет, но жест выглядел покровительственным, заметил Слейд. Неужели она думает, что девушку необходимо защищать от него? Эта мысль его позабавила. И чуть-чуть встревожила.

— Ингрид Свенсон, дочь моей приходящей домработницы, — сказала Шейла, улыбаясь явно сбитой с толку девушке. — Ингрид будет помогать мне ухаживать за ребенком. Она студентка университета.

Студенты учатся. То есть учатся, когда не веселятся, подумал Слейд. А Ингрид могла бы стать великолепным украшением любой студенческой вечеринки.

— Тогда как?..

— На вечернем отделении, — ответила Шейла, предвосхищая вопрос Слейда. — Это временная договоренность, пока я не найду постоянную няню.

Шейла не жаждала проводить интервью с кандидатками в няни. Часть ее души требовала бросить работу и воспитывать ребенка самой.

Однако она прекрасно понимала, что сойдет с ума уже через две недели. Она не из тех, кто может с удовольствием сидеть дома, занимаясь детской едой, обедами из четырех блюд и изготовлением забавных игрушек из папье-маше.

— О, доктор Поллак, она прелестна! — воскликнула Ингрид, глядя на ребенка в руках Слейда. — Можно мне подержать ее?

— Об этом мы с тобой и договаривались, — засмеялась Шейла. — Можешь начинать прямо сейчас.

У нее призвание, думала Шейла, наблюдая за Ингрид. Девушка точно знала, как держать Ребекку, и в ее глазах светилось удовольствие. Очень жаль, что поиски няни не могут закончиться на ней. Ингрид была бы прекрасной няней.

— Я помогла вырастить четырех братьев и сестер, — сказала Ингрид. Для нее эта работа имела очень важное значение, поскольку позволяла платить за образование, и она была очень благодарна Шейле. — Но ни один из них не был таким ангелочком. Как ее зовут?

— Ребекка, — ответила Шейла. — Ребекка Сьюзан.

Когда Шейла договаривалась, что Ингрид будет жить в доме и помогать нянчить ребенка, она была матерью-одиночкой. Все изменилось со времени их последнего разговора. Ингрид еще ничего не знает об изменении моего статуса, подумала Шейла, вздыхая. Нечего было знать. Вести об эксцентричной свадебной церемонии в родильном отделении распространились по больнице, как пожар в иссушенной солнцем прерии, но для Ингрид и особенно для ее матери новости прозвучат как разрыв бомбы. Они обе старомодны и придерживаются традиционных взглядов. Вряд ли кто-то из их предков женился за две минуты до рождения ребенка.

— Ингрид, это мой муж Слейд Гарретт.

Смущение вспыхнуло в светло-голубых глазах. Недоумение.

— Мама не говорила мне, что вы вышли замуж.

— Мама не знала, — объяснила Шейла и улыбнулась, взглянув на Слейда. Вот так в историю она влипла на этот раз. Однако сожаление почему-то быстро исчезло. — Мистер Гарретт старомоден. Он верит в то, что у каждого ребенка при рождении должны быть стандартные мамочка и папочка.

— В тебе нет ничего стандартного, — заметил Слейд, быстро целуя Шейлу, и после паузы добавил: — Ну?

— Что — ну? — отозвалась озадаченная Шейла.

— Ты должна ответить на комплимент тем же.

Ему нравится поддразнивать ее, подумал Слейд. Конечно, еще больше ему бы понравилось поцеловать ее нижнюю губу, которую она только что бессознательно и так маняще облизнула. Но мужчина должен довольствоваться тем, что может получить. Когда представится возможность, он наверстает.

— В тебе тоже, — сказала Шейла, натянуто улыбнувшись. Он ничего из нее не вытянет, пока она сама не захочет.

Шейла вздохнула, удивляясь нахлынувшей усталости. Она всегда могла работать больше суток и после этого еще оперировать. Наследие студенческих и ординаторских времен. Однако в данный момент ее сбило бы с ног и перышко.

— Я думаю, мне надо переодеться и полежать, — сказала она Слейду.

Слейд кивнул, уже чувствуя себя как дома.

— Прекрасно. Тебе что-нибудь нужно?

Немного реальности не помешало бы.

Что она делает, играя в семью с человеком, которого едва знает?

Едва знает, но находит потрясающе привлекательным, прошептал своенравный внутренний голосок.

Все происходящее определенно идет вразрез с тем, что она наметила себе в жизни. Она сделала выбор много лет назад. Карьера — вот ее цель. Ее единственная цель после разрушительного первого романа. Она решила сделать самую лучшую врачебную карьеру, какая в ее силах. Обнаружив, что беременна, несмотря на предосторожности, она смогла перестроить свою жизнь и освободить в ней место для ребенка.

Но муж? Это уже слишком. С чего она взяла, что у нее есть хоть один шанс? Ее мать и отец не смогли создать удачный брак, плывя по жизни как два вежливых интеллигентных незнакомца, попавших в одну лодку.

Тут у нее ни одного шанса на удачу!

Шейла затрясла головой слишком решительно.

— Нет, я в полном порядке.

Далеко не в порядке, подумал Слейд, но будет.

— Хорошо, тогда я ухожу. Надо забрать вещи со склада и привезти их сюда.

Он въезжает! Он действительно собирается здесь поселиться! Шейлу охватила паника, горло сжалось.

— Твои вещи? Какие вещи?

— Не мебель, — успокоил ее он. Мебель никогда не имела для него значения. Он привык к тому, что друзья спихивали ему ненужное. Вот телерадиоцентр он считал жизненно важным для работы, когда попадал домой. И его аппаратура была высшего класса. — Я сдаю свою квартиру в поднаем. Кроме того, моя мебель здесь будет неуместна. Я привезу только одежду, книги, фотооборудование.

Остальное можно привезти позже, решил он.

Ее рот как будто заполнился ватой. Слейд въезжает. Он действительно въезжает. Это не сон.

Паника стремительно разрасталась. Шейла чувствовала себя жителем городка у подножия неожиданно проснувшегося вулкана, извергшего лаву через секунду после первой вспышки.

— Купить что-нибудь на обратном пути? — спросил Слейд от двери. — Чтобы отпраздновать наше бракосочетание?

Его губы изогнулись в улыбке, но глаза оставались серьезными.

Шейла вспомнила, что от волнения ничего не ела утром. Желудок как будто сжался, но от голода или реакции на происходящее, трудно было сказать.

Это ошибка, очень большая ошибка, думала она. И все же продолжала надеяться, что не ошибка.

— Самый сладкий кекс, какой сможешь найти. С орехами и изюмом.

Ответ ему понравился.

— Я думал, что пристрастия проявляются до родов, а не после.

Шейла пожала плечами, избегая его взгляда.

— У меня не было времени.

— Вернусь через пару часов с самым сладким кексом.

Слейд наклонился поцеловать ее на прощание, и Шейла в последний момент подставила ему щеку. Он коснулся ее губами и ушел.

Возможно, ему потребуется больше времени, чтобы убедить ее, чем он предполагал.

Слейд обещал вернуться через пару часов, но задерживался, и Шейла обнаружила, что нервничает и следит за часами. Это было внове для нее. Терпение было ее даром.

Ждать возвращения Слейда было все равно что ждать у моря погоды.

Звонок в дверь — звук, которого она ждала последние восемьдесят три минуты, — заставил ее вздрогнуть. Ингрид выглянула из кухни.

— Я сама открою, — сказала ей Шейла.

— Но вы должны быть в постели, — напомнила Ингрид.

Та же мысль, несомненно, пришла в голову Слейду. И ей самой.

— Я лягу. Попозже.

Шейла открыла дверь, когда Слейд зазвонил снова.

Она выглядит счастливой, подумал Слейд. Или успокоенной.

— Скучала по мне?

— Скучала по кексу, — это все, в чем Шейла пока могла признаться. Его руки были заняты вещами. Пакет с кексом болтался на кончиках пальцев, и Шейла взяла его.

Она не показала ему, где спальня.

— Так куда мне все это сгрузить?

«Все это» состояло из охапки рубашек и брюк и двух коробок, наполненных разными мелочами, которые он считал жизненно необходимыми. За исключением маленькой черной книжки, которую он завещал человеку, снимавшему его квартиру.

Шейла тревожно оглядела коробки. Несмотря на все усилия, она не могла представить Слейда здесь, среди изящных фарфоровых статуэток другой эпохи. Он казался слишком грубым по сравнению с ними.

Именно этим он и привлек ее с самого начала, напомнила она себе. Он не принадлежал ее миру.

Но теперь он был здесь, все шесть футов два дюйма.

— Это еще не все?

Он любил жить налегке, с самым необходимым, и подчеркнул это, приподняв коробки.

— Все, кроме фотооборудования. Когда путешествуешь, привыкаешь обходиться самым малым, а когда приходишь в гавань, старые привычки умирают с трудом.

Вот чего она и боялась. Боялась, что в этот поспешный брак вступили два человека, отличающиеся друг от друга, как солнце от фонаря. Себе она отводила роль солнца.

Шейла показала на журнальный столик как временное пристанище его скарба. Пока у нее были более важные дела. Кекс.

— Звучит как лозунг на посудном полотенце, принадлежащем беглецу.

Не пытается ли она вовлечь его в спор? И если да, то почему?

— Иногда я чувствую себя именно так.

Поставив коробки на столик, он обнял ее, предотвращая побег.

— Тогда я действительно бежал. Если бы я знал о ребенке...

Он умолк. Их глаза встретились.

— Что? Если бы ты знал о ребенке, то что?

Слейд пожал плечами. Нет смысла приукрашивать человека, каким он был раньше.

— Вероятно, я продолжал бы убегать, — признался он.

Он использовал прошедшее время. Кекс может подождать.

— Что заставило тебя передумать?

— Ты.

Взяв у нее кекс, он водрузил его на коробки и, приложив кончик пальца к ее губам, заглушил назревавший протест. Заинтригованная, она смотрела на него, а он обнял ее за талию и притянул к себе.

— Когда я увидел тебя, то вдруг понял, чего именно не хватает в моей жизни. Шейла, связь, возникшая между нами в ту ночь, не оборвалась, это совершенно ясно. Я не очень ловок со словами на личном уровне...

Неужели он верит в то, что говорит?

— Пока у тебя хорошо получается.

Он пропустил ее реплику мимо ушей.

— Мы занимались любовью, и это не просто возбуждало. В этом был покой. — Сейчас он говорил ей то, чего никогда не говорил ни одной женщине. Потому что она всколыхнула его чувства больше, чем любая другая женщина. — Покой, которого я прежде не знал. Покой, какого я не испытывал с тех пор, как покинул тебя.

Для человека, открыто заявлявшего, что ему трудно выражать свои мысли, он был очень хорош. Слишком хорош. Она не могла полностью избавиться от недоверия.

— Может, виноваты пушки и бомбы?

Он серьезно смотрел на нее.

— Нет, они здесь ни при чем. — Он погладил ее руку, и вроде не было причин находить этот жест успокаивающим, но ей стало легче. — Я не говорю, что все у нас будет просто...

Ну, слава Богу, он не пытается ее уговаривать.

— Если бы сказал, я бы предложила тебе психиатрический курс лечения, который финансирует наша больница. — Сжав губы, она замотала головой. — Но еще могу предложить.

Им обоим он пригодится.

— Но мы можем создать удачную семью, — заверил ее Слейд. — Я хочу, чтобы все получилось.

Он ничего так не хотел в своей жизни.

Слейд опустил голову, надеясь на поцелуй, в котором ему было отказано раньше.

Его губы скользили по ее губам, прося их раскрыться. От его прикосновения Шейлу опалило пламенем. Она не успела подумать, не успела спастись.

Поцелуй расплавил ее так, что не было сил стоять. Шейла вцепилась в рубашку Слейда, пожираемая разгоревшимся в теле огнем.

Слейд пытался убедить ее, но еще больше убедил себя. Все получится, если захотеть, если твердо верить, что получится.

Не в силах удержаться, он просунул руки под блузку, чтобы коснуться ее кожи, погрузиться в грезы. И воспоминания.

Нежное прикосновение его ладоней к ее груди возбудило их обоих.

У нее был вкус греха, как в ту ночь. И так будет всегда. Сладкий грех. И его вечное падение.

Кровь мчалась по его венам, чувства требовали выхода. Он неохотно оторвался от ее губ и не сразу смог перевести дыхание.

— А ты?

Все мысли в ее мозгу сплавились. Она смотрела на него — ошеломленная, не понимающая.

— Что?

— Я хочу, чтобы наш брак был удачным, а ты?

Сейчас он мог перевести ее в какую угодно веру, например заставить поклоняться культу, в котором верующие бреют головы, носят козьи шкуры и живут в горах Тибета.

— Да, я тоже.

Положив ладонь на его твердую крепкую грудь, она отстранилась.

Крошечное пространство между ними позволило ей собраться с мыслями, посмотреть ему в глаза.

Может быть...

— Но ты должен дать мне немного времени. Ничего такого я для себя не планировала.

Она никогда не думала о собственной семье, никогда не думала, что ее можно вот так вдруг сбить с толку. Она считала брак надувательством и надеялась, что разгадала его давным-давно и научилась трезво смотреть реальности в глаза. Слова «и потом они жили долго и счастливо» не для тех, кто посвятил себя карьере. А она посвятила.

Когда ей казалось, что она ошибается, достаточно было вспомнить Эдварда. Но сейчас она не хотела думать о нем. Может, на этот раз все будет иначе. Может быть...

Слейд задержал руки на ее бедрах и чмокнул в висок.

— Самые лучшие сюрпризы — совершенно неожиданные. Как наша дочка.

Наша дочка. Странно звучит, подумала Шейла.

— Раз уж вспомнили о дочке, я, кажется, слышу ее плач.

Слейд прислушался и тоже услышал тихий плач, доносившийся через открытую дверь детской.

— Она, вероятно, хочет знать, куда девался ее папа.

Шейла тоскливо взглянула на кекс. Не сейчас.

— Скорее она хочет знать, куда девался ее обед.

Он посмотрел на ее грудь, и ей снова стало тепло.

— Что касается ее папы... — Слейд подхватил коробку. — Так где твоя спальня? Я хочу разобрать вещи.

Шейла остановилась у лестницы и посмотрела на его багаж.

— Моя спальня?

— Ну, ты ведь не хочешь, чтобы я спал с Ингрид?

Шейла закусила губу. Она не подумала о том, что придется проститься с уединением. Кажется, она не подумала о многом, когда проскрежетала «да».

— Нет, мне просто в голову не пришло...

Слейда заинтриговало ее сопротивление.

— Разве твои родители не спали вместе?

В ее улыбке было очень мало веселья.

— Я не замечала, чтобы они были дома в одно и то же время.

Со вздохом она стала подниматься на второй этаж. Слейд последовал за ней.

— Поверь мне, женатые люди спят вместе. Я точно знаю.

Шейла остановилась перед детской и показала на последнюю комнату по коридору.

— Направо.

Она следила, как Слейд идет в спальню. Ее спальню. Их спальню. К этому еще надо привыкнуть, подумала она, входя в детскую.

Слейд не лег спать, смотрел теленовости по ее телевизору. Был двенадцатый час, когда она вошла в спальню. Голубая атласная ночная сорочка подчеркивала цвет ее глаз и разжигала желание. Слейд подавил его усилием воли.

Шейла выглядела совершенно изможденной. Он подумал, что Ингрид должна была бы облегчить ей жизнь, особенно в первый вечер, но, зная Шейлу, понял, что она, наверное, не позволила.

Зная Шейлу... Ему понравилось, как это звучит. Он планировал посвятить этому знакомству часть своей жизни.

Слейд выключил телевизор и положил пульт на ночной столик.

— Ты выглядишь усталой.

Она ответила не сразу. Слова требовали усилий, а у нее осталось очень мало энергии.

— Я и правда устала.

Он похлопал по кровати.

— Тогда почему не ложишься?

Чертовски странный момент для застенчивости. Стесняться надо было девять месяцев назад на пляже, а не здесь, в своей собственной спальне.

Их спальне, поправила себя Шейла.

Слейд встал и подошел к ней. Взяв за руку, подвел к кровати.

— Ложись, — повторил он тихо, но твердо. — Я не собираюсь познать тебя в библейском смысле, пока врач не даст тебе разрешение... А ты мне.

Их взгляды встретились, он улыбнулся.

— Я хороший парень, помнишь?

Не подумав, она погладила его по щеке.

— Ты знаешь, мне особенно нечего помнить.

Тяжело вздохнув, Шейла упала на кровать.

— О, я не знаю. — Слейд сел и стал разминать ей плечи, напряженные до предела. — Я многое помню. Прокручивал в мозгу в замедленном темпе много раз. Все, что случилось после того, как мы плавали в бухте.

Если как следует подумать, то это была невероятная глупость. Но тогда все казалось таким естественным...

— Если бы кто-нибудь увидел нас...

— Но не увидели, — напомнил он. — Скажи мне, кроме той ночи, ты всегда была осторожна?

Шейла начала поворачиваться, чтобы посмотреть на него, но он заставил ее лечь обратно. Господи, у него чудесные руки.

— Если ты имеешь в виду, не плаваю ли я нагишом при луне с кем попало, то да, не плаваю.

— Только со мной?

Она почувствовала, что он улыбается.

— Только с тобой.

— Мне это нравится. — Продолжая массаж, он чмокнул ее в шею и, ощутив ответную дрожь, понадеялся, что так будет всегда. — Мне это очень нравится.

У Шейлы бешено забилось сердце. Несмотря на беспредельную усталость, она почувствовала желание. Но пока ничем не могла его утолить.

— Мужское самолюбие?

— Супружеская гордость, — поправил Слейд. — И может, чуть-чуть мужского самолюбия.

Он начал сильнее разминать ей плечи.

— Господи, женщина, ты напряжена, как гладильная доска. Расслабься. Ты дома.

Все не так просто. Да, она дома, но в совершенно новой системе координат.

— Я отвечаю за младенца.

— Мы отвечаем за младенца, — поправил ее Слейд. — Я здесь надолго, Шейла. Я тебе уже это говорил.

Сколько еще ему придется убеждать ее в этом?

Шейла видела отражение Слейда в темном телеэкране. Он казался больше, чем сама жизнь. Да, так оно и есть. Больше, чем сама жизнь. И это ее пугало.

— Видишь ли, — осторожно сказала она, — меня всегда учили, что, если что-то кажется слишком хорошим, чтобы быть правдой, то это, скорее всего, неправда.

Да, его тоже этому учили. Но у каждого правила бывают исключения. И Шейла была его исключением.

— Чему еще тебя учили?

Шейла внутренне рассмеялась над иронией судьбы.

— Еще меня учили не поддаваться порывам.

— Рад, что ты не приняла это близко к сердцу, — усмехнулся он.

Она вывернулась из-под его руки, чтобы увидеть его глаза.

— Но я приняла, приняла.

Она считала себя пуританкой, но он знал ее лучше.

— И ты занималась со мной любовью в ту ночь, потому что не поддаешься порывам?

Шейла сделала глубокий вдох и попыталась прояснить ситуацию:

— Я занималась с тобой любовью...

Слейд откинулся и сел на пятки. На его лице появилось самое невинное выражение.

— Да?

Она раньше не задумывалась над этим, но теперь поняла и отбарабанила причины, казавшиеся верными:

— Потому что ты был самым волнующим мужчиной, какого я когда-либо встречала. — Получилось именно то, что ему надо, чтобы подкормить мужское самолюбие. — Потому что это казалось правильным для нас. И потому, что ты уезжал из страны.

Слейд подумал, что именно так объяснил бы и сам.

— Отъезд — главный критерий, по которому ты отбираешь своих любовников?

Если честность может помочь им — а если не поможет, то не ее вина, — она должна быть честной.

— У меня нет никакого критерия.

— Да, насчет любовников, а они у тебя были? — Он увидел, как в ее глазах появляется раздражение. — Просто хочу кое-что узнать о тебе, вот и все. Можешь в ответ задать мне любой вопрос в любое время.

— И ты дашь мне ответ? — недоверчиво спросила она.

— Да, — уверенно ответил он.

Что возбудило новые сомнения.

— Честный?

— Где ты научилась такой подозрительности? — усмехнулся он, качая головой.

О нет, на этот раз она не позволит ему обезоружить себя обаянием.

— Подозрительность в моих генах. У меня очень много подозрительных предков.

Не в состоянии больше сопротивляться, Слейд обхватил ладонями ее лицо. Она распустила волосы. Он помнил, как они так же распустились в ту ночь. Ему так больше нравилось.

— И все они были столь же великолепны?

Шейла попыталась освободиться, но ей это не совсем удалось. Или она не очень хотела?

— Ты меняешь тему.

— Нет, я стараюсь быть обаятельным. — Он погрузил руки в ее волосы и приподнял ей голову. — Мне говорили, что я очень обаятельный.

Его дыхание ласкало ей лицо, но он не целовал ее. Пока не целовал.

— Я догадываюсь, — прошептала она.

— Поцелуй меня, Шейла, — попросил он. — Поцелуй меня, как в ту ночь на пляже. Поцелуй меня, как будто я снова уезжаю.

Она судорожно сглотнула. Если бы она стояла, колени бы уже подогнулись.

— А ты уезжаешь?

Он медленно помотал головой из стороны в сторону.

— Не в ближайшем будущем.

— Но уедешь?

И в этот раз ей будет не все равно, далеко не все равно, с болью подумала она. А ей не хотелось любить, не хотелось мучиться.

— В командировку. — Он уже разговаривал с Энди о работе в Штатах. — На время... Тебя уже кто-то оставлял навсегда, Шейла?

Нет, это она ушла в тот единственный раз. Но у нее не было выбора.

— Нет, я никогда не подпускала никого достаточно близко.

И это было почти правдой.

Слейд поднес ее ладонь тыльной стороной к губам и медленно поцеловал каждую косточку.

— А почему?

Она не сразу обрела голос. Он хорош, чертовски хорош.

— Моя природная подозрительность, помнишь?

— Все, — он постучал пальцем по виску, — я все помню. Это часть моего ремесла.

Его губы парили над ее губами, и она почти осязала каждое слово.

А потом он поцеловал ее, поцеловал так, как будто у него очень долго не будет такой возможности. Он целовал ее как новобрачный, как любовник, нашедший свою давно потерянную возлюбленную.

Он целовал ее как мужчина, который вдруг понял, что нашел вторую половину своей души.

У нее так кружилась голова, что она вцепилась в него, боясь упасть с постели, упасть с края мира. Но она была готова падать куда угодно, лишь бы вместе с ним.

Когда Слейд оторвался от нее, она вцепилась в него, не желая, чтобы поцелуй закончился. Но не вечно же ему продолжаться. В лучшем случае ее тело позволит погасить этот огонь внутри лишь через несколько недель.

Шейла заморгала, пытаясь сфокусировать зрение.

— О-о!

Он засмеялся, но смех был ласковым, успокаивающим.

— Я принимаю это за комплимент. Теперь засыпай, пока я не начал бегать по округе в поисках доктора, который письменно поклянется, что ты можешь выполнять супружеские обязанности.

Она могла бы сама сфальсифицировать такое разрешение.

— А как насчет моего согласия?

— Я только что его испробовал. — Он коснулся пальцем ее губ, не доверяя себе, боясь поцеловать ее снова. — Вот здесь. Спокойной ночи, док.

Откинув одеяло, он скользнул под него.

Шейла не знала, что и думать.

— Спокойной ночи, Гарретт.

Повернувшись к ней спиной, Слейд пытался устроиться поудобнее.

— Приятных снов.

Если они вообще будут, подумала она, глядя на его спину, и со вздохом отвернулась.

Она искренне не верила, что сможет заснуть.