Это наш ребенок!

ГЛАВА ВОСЬМАЯ

Шейла включила монитор видеоконтрольного устройства, стоящий у ее кровати. Ребекка, храни ее Бог, мирно спала. Когда Ингрид вернулась из университета после вечерних занятий, «мерседес» еще стоял у дома. Родители Шейлы провели у дочери целый день. За всю свою жизнь Шейла не могла припомнить, чтобы проводила весь день в компании хотя бы одного из них, тем более обоих. Если бы у нее была привычка щипать себя, проверяя, не спит ли, она бы обязательно ущипнула. Весь день был похож на сон.

Шейла следила за Слейдом, опускающим шторы. Мускулы перекатывались на его спине, когда он дергал упрямый шнур. По роду своей работы он привык спать в одежде, у него не было пижамы, и теперь он стоял в одних обрезанных выше колен джинсах. Очень потрепанных джинсах, облеплявших его как вторая кожа.

Шейла подошла к окну и открыла его. В спальне становилось очень жарко.

Встретившись взглядом со Слейдом, Шейла улыбнулась. Он изо всех сил старался развлечь сегодня ее родителей, очаровав обоих историями из своей репортерской жизни. Отец не уступал, рассказывая свои истории, не такие страшные, но очень трогательные. Все прекрасно поладили.

В общем, вечер прошел великолепно.

— Ты понравился моим родителям.

Тед и Сьюзан сказали это ей перед отъездом.

Слейд повернулся к Шейле. Лунный свет проникал сквозь ночную сорочку, маняще очерчивая ее тело. Ему было невыносимо смотреть на нее. Он сделал глубокий вдох. Столько времени терпел, подождет еще пару недель, успокоил он себя.

Может быть.

— Почему нет? Я милый парень.

Абсолютное отсутствие комплекса неполноценности, усмехнулась Шейла.

— Разве мы уже это решили?

Слейд подошел к ее стороне кровати, сложил стеганое одеяло.

— Да. Мы проголосовали.

Мы? Он что, включил в голосование Ингрид?

— Мы?

— Бекки и я. Видишь ли, она от меня без ума. Так что единогласно, — самодовольно объявил он и великодушно предложил: — Если не хочешь стать отщепенкой, голосуй как мы.

Почему в его присутствии ей всегда хочется смеяться, забыть об обязанностях и бегать босиком по пляжу? Он только на нее так действует или на всех женщин?

Возможно, на всех. Но он принадлежит ей.

Или говорит, что принадлежит, прошептал противный внутренний голос, но она от него отмахнулась. Ничто не испортит ей настроение.

— Ты во второй раз так делаешь. Мне начинает казаться, что меня переехал паровоз.

С самым невинным выражением лица Слейд дернул воображаемый гудок, прогудел «туут-ту-ут» и схватил ее в объятия.

Шейла давно чувствовала приближение поцелуя. И хотела его. Может, даже мчалась ему навстречу. Кто знает. Только что она смеялась. В следующее мгновение, встав на цыпочки и вскинув голову, жадно искала его губы.

Мгновенно кровь ее вспыхнула, все мысли вылетели из головы, перед глазами поплыло.

Вкус его губ был таким же пьянящим, как в ту ночь, когда они познакомились.

Может, еще сильнее, потому что он больше не был загадочной опасной неизвестностью, в которую она прыгнула очертя голову. Теперь она знала, что ее ждет впереди.

Или думала, что знала.

Так или иначе, с каждым разом эффект от поцелуя все усиливался. У нее все больше кружилась голова и подкашивались ноги. Господи, она действительно хочет заниматься с ним любовью. И это несмотря на упорные старания приспособить свою жизнь к новым обстоятельствам, несмотря на безоговорочную, с детства усвоенную веру в то, что браки не бывают удачными и никогда не оправдывают возложенных на них надежд.

Правда, ее родители только что разбили это убеждение в пух и прах. Так чему же верить теперь?

Сердцу, растроганно подумала Шейла. Только сердцу.

Когда поцелуй кончился, она огорченно вздохнула. Хотя и понимала, что пока нельзя желать большего. Зачем играть со спичками, когда не позволяют развести огонь?

— Да, точно переехал паровоз.

Как удобно в его руках... И безопасно, подумалось ей. Забавное ощущение. Никогда раньше она не думала о безопасности.

Шейла неохотно кивнула на постель, в которой они могли пока только спать.

— Пора спать. — Она легла и подоткнула вокруг себя простыню. — У меня есть часа три, прежде чем вызовет ее высочество.

Если повезет, добавила она про себя.

Слейд скользнул в постель рядом с ней, пытаясь устроиться удобно. Положив руки за голову, он посмотрел на нее.

— Здесь замешана святость. — Увидев, что Шейла вопросительно подняла брови, он добавил: — Нелегко лежать рядом с тобой и вести себя как бойскаут. Моя стойкость заслуживает божественного признания.

Шейла приподнялась и легко поцеловала его в губы.

— Сэр Галлахад, а не бойскаут, — поправила она. — Некоторые из бойскаутов, которых я знала, никогда не получили бы медаль за стойкость. Разве за то, что щупали девочек.

Шейла сказала ему, что не спит с кем попало, и он поверил. Но сколько мужчин было в ее жизни? Был ли среди ее любовников такой, к которому она испытывала серьезное чувство? Он нарушил основное правило и спросил:

— Тебя многие бойскауты щупали?

Шейла бессознательно прижалась к нему.

— Пытались.

Да, нетрудно представить себе бойкого пацана, пристающего к ней. В гостиной среди семейных фотографий висел ее подростковый портрет. Слейд мог бы поклясться, что в ее жизни не было ни одного неприятного дня.

— Но?..

Она вспомнила Билли Рафферти и то, куда завела его настырность. Он визжал, что кровь из разбитой губы будет течь несколько дней.

— Я себя в обиду не давала. — Шейла сжала кулак. — У меня не было брата, так что приходилось защищаться самой.

Слейд подумал, что ему нравится ее независимость. Очень сексуальное качество. Он взял ее ладонь и внимательно осмотрел. Изящная рука. Такая может принадлежать хирургу или одаренному музыканту. Эта рука крепко держит его.

— Выглядит смертельно, — поддразнил он, поднося ее руку к своим губам. — Напоминай, чтобы я никогда не противоречил тебе. — Их взгляды встретились. — Впрочем, я пацифист.

Шейла сомневалась, что когда-нибудь станет доверчивой настолько, что проглотит и это.

— Пацифист? Черта с два.

Она не собиралась верить во все, что он рассказал сегодня. Нет, он не хвастался. Чувствовалось, что многое даже умалчивает. Во время работы в горячих точках он не только стоял в стороне и фиксировал события. Нередко он в них участвовал. Как в тот раз, когда помог ночью переправить за границу семью, приговоренную к казни. Шейла понимала, что Слейд станет пацифистом, если только в мире больше не будет несправедливости.

И она гордилась им.

— Нет, правда, — защищался он, пытаясь не улыбаться.

Он не убедил ее, но она снова устроилась рядом с ним.

— Держу пари, ты мальчишкой вытворял черт знает что.

Ее умиротворенный вздох ласкал его кожу, вызывая дрожь, которую он с трудом сдерживал.

— Как и полагается мальчишке, — признал он, но, подумав и вспомнив, сколько огорчений принес матери, добавил: — Ну, может, чуть больше.

Шейла чувствовала, как ее глаза закрываются.

— Я думаю, тебе было трудно... — она попыталась подавить зевок, — расти без отца.

Они кое-что должны прояснить, подумал Слейд.

— По правде говоря...

Несмотря на все усилия, Шейла сладко зевнула.

— Мне было трудно. — Она увидела его реакцию и поняла, что надо объяснить. — Временами мне казалось, что я расту и без отца, и без матери. Они всегда были в отъезде, помогали другим.

Ее голос становился все тише, сон брал свое.

— Я гордилась ими, но и ревновала тоже. Я думала, что мне надо сломать ногу или заболеть какой-нибудь редкой болезнью, чтобы привлечь их внимание. — Она с веселым удивлением вспомнила, какими были ее родители сегодня. — Просто не могу поверить в их превращение.

У него было меньше материала для сравнения. Он крепче обнял Шейлу, чувствуя, как ее голова клонится к его плечу.

— Что привело к этому?

— Понимание, что человек смертен, полагаю. Вдруг обнаружили, что у них впереди не вечность, как они думали. Как и все думают, пока жизнь не убедит их в обратном.

— Забавно. Я тоже всегда думал, что у меня впереди вечность. — Он не мог думать иначе, пройдя через то, через что прошел. — Теперь я просто надеюсь на это.

— У тебя это получается естественно, или ты практикуешься?

Он засмеялся, и Шейла чувствовала, как звук перекатывается в его груди.

— Каждое утро, добросовестно, перед зеркалом. А что? Разве не видно, что я исполнен надежд? — спросил он с притворным удивлением.

Прекрасно видно и прекрасно ощущается.

— Временами ты немного спешишь с ними.

— Потому что хочу очаровать тебя прежде, чем испытаю на себе твой острый язык.

Именно это ему нравилось в ней больше всего, ее ум. И конечно, тело.

Моментами ему еще с трудом верилось, что он связал себя обязательствами с другим человеком. Но, очевидно, к этому не сразу привыкаешь. Он бы дал себе фору лет пятьдесят, прежде чем признавать поражение.

— Держу пари, ты в детстве была красоткой.

Странно, что он не заметил. Все ее фотографии были сделаны после того, как ей исполнилось двенадцать.

— Ты бы проиграл пари. Я была страшно безобразным ребенком. Разбивала зеркала, куда бы ни приходила.

Ему трудно было в это поверить при таких красивых родителях. Да и при такой ее внешности.

— И твои папочка с мамочкой не пытались утопить тебя?

Шейла шутливо шлепнула его по руке и тут же поняла, что уже много лет не делала ничего подобного. Много, много лет.

— Нет, они сбежали, как я сказала. Вероятно, из-за меня они и занимались так много времени благотворительностью. Во искупление того, что произвели на свет гадкого утенка.

Слейд крепче обнял ее.

— Ну, ты теперь все наверстала.

Шейла не собиралась оспаривать комплименты. Вдохнув, она повернула к нему голову, не отрываясь от подушки.

— Слейд?

— Хмм?

Все так хорошо, слишком хорошо. Разочарование непременно ждет за углом. И все же она отчаянно надеялась на лучшее.

— Ты думаешь, у нас получится?

В его голосе не было ни намека на сомнения.

— Конечно.

Ей бы его уверенность.

Вид родителей, влюбившихся друг в друга после стольких лет отчуждения, потряс основы мира, который Шейла построила вокруг себя. Их пример убедил ее, что карьера и брак не могут успешно сочетаться. Теперь они же доказали обратное.

Почему только их пример не заставлял ее чувствовать больше уверенности в собственном браке?

Вопрос этот потихоньку терял свою важность по мере того, как Шейла с каждым днем постепенно вживалась в новую роль и, к своему изумлению и бесконечному удовольствию, обнаруживала, что супружеская жизнь ей нравится. Одержимая работой, привыкшая к долгим, изматывающим дежурствам, Шейла думала, что сойдет с ума во время вынужденного отпуска. Она также полагала, что с трудом приспособит свою жизнь к ребенку и тем более к Слейду.

За годы самостоятельности она все привыкла делать по-своему. Как и Слейд.

Ее удивило, как легко, оказывается, идти на компромисс. Она быстро поняла, что способность к компромиссам у Слейда в характере.

— Значит, ты не возражаешь? — спросила она, когда Слейд немедленно откликнулся на ее просьбу приблизить свою работу к дому. Откуда ей было знать, что он уже сам пришел к этому решению и что Энди оказался сговорчив.

Слейд считал совершенно естественным быть рядом с женой и дочерью, но почему бы не порисоваться, раз уж подвернулась возможность? Если, согласившись на просьбу Шейлы, он предстал в ее глазах самоотверженным героем, тем лучше. Результат от этого не изменится. Он изо всех сил старался устроить так, чтобы бывать дома как можно больше.

— Не волнуйся за меня. Конечно, я буду скучать по прежней работе, — честно признался он. В опасности для него было что-то соблазнительное. Однако и Шейла была не менее соблазнительной. — Но я теперь женатый человек. Мы оба должны несколько изменить свою жизнь. Иначе зачем все эти хлопоты с женитьбой?

Шейла смотрела на него с недоверием. Неужели он говорит это искренне?

— Когда все время не знаешь, на каком ты свете, и в каждый день вступаешь с новой визой, совершенно неважно, на какой стороне кровати спать.

Она тупо смотрела на него. Он чмокнул ее в кончик носа.

— Перевожу: не ломай себе голову по мелочам.

— Очень убедительно, — засмеялась Шейла.

Слейд обнял ее, сожалея, что пока придется этим ограничиться. Пока.

— Я храню лучшее в себе для тебя.

Этот его взгляд всегда согревал ее. Не желая признаваться самой себе, она считала дни до того момента, когда сможет заниматься с ним любовью. Заживление шло не очень быстро. Время в таких делах течет слишком медленно.

Шейла подняла голову и поцеловала его.

— Я на это надеюсь.

У нее был вкус клубники и страсти. Первое — благодаря тосту с джемом, который она только что съела. Второе... второе он предвкушал с нетерпением.

— Получи одобрение своего доктора, и я тебе докажу, — пообещал он.

Соблазн провести репетицию был огромным, но это превратилось бы в пытку для них обоих. Со вздохом он освободил ее.

— Мне надо отлучиться на несколько часов, чтобы поговорить с Энди. Я уверен, что уговорю его поменять мое амплуа, но может потребоваться сделка.

— Сделка? Какая сделка?

Он уже заключил соглашение с Энди, так что представлял перспективу.

— Не совсем то, о чем можно было бы мечтать. Мне, вероятно, придется уезжать на несколько дней, но по крайней мере не за границу. — Он ухмыльнулся. — Если кто-то и захочет в меня стрелять, ругаться он будет по-английски.

— Стрелять? — с тревогой повторила она. Весь смысл перемены работы состоял в том, чтобы избежать опасности.

Ему понравилась ее тревога.

— Просто шучу. Но мне действительно придется отсутствовать по нескольку дней.

А она только начинала привыкать к тому, что он рядом. Между ними троими появилась связь, близость. Оказалось, ей даже нравится спать не одной... когда она могла спать.

— Шутишь?

— Не сожаление ли я слышу?

Шейла притворно нахмурилась.

— Нет, не совсем сожаление.

Да, подумал он довольно.

— А что означает «не совсем»?

Если она хочет, чтобы ее брак был удачным, надо быть честной, напомнила себе Шейла.

— Ладно, я буду скучать. Это тебя удовлетворит?

— Пока. Мы сойдемся на «мне будет тебя не хватать» для следующего задания. — Слейд удобно устроил ладони на ее бедрах и щипнул губами ее губы, пробуя на вкус. — Я люблю клубничный джем. Проводи меня до дверей, жена.

— Слушаюсь, мой господин.

— Хорошо, очень хорошо.

Проводив его и закрывая за ним дверь, Шейла качала головой и улыбалась. Все действительно получалось. Конечно, их браку всего неделя, но пока она ни о чем не сожалеет.

И не только потому, что родители развеяли ее предубеждения. Нет, надежды на лучшее ей давал Слейд.

Теперь она и впрямь хотела, чтобы все получилось. Ей нравилось просыпаться по утрам рядом с ним. Нравилось чувствовать на себе его взгляд. Этот высокий задумчивый мужчина ко всему относился с юмором, иногда язвительным, иногда тонким, иногда неожиданным. Он заставлял ее видеть в светлых сторонах жизни темные. И наоборот.

Мало того — он учил ее сосредоточиваться на светлой стороне и не грустить о прошлом. Ее удивляло и радовало его положительное отношение к жизни даже после того, что он видел.

А больше всего ей нравилось, как он держит их дочку: как будто Ребекка — хрупкое чудо.

Все это признаки хорошего общего будущего.

Может быть, как предсказала Ингрид, глядя на чаинки на дне ее чашки, они созданы друг для друга.

Ингрид, с ее небесно-синими глазами и почти пятилетним университетским образованием, свято верила в гадание по чайным листьям.

— Чайные листья не лгут, доктор. Зачем им лгать? Вы и мистер Гарретт созданы друг для друга.

Созданы друг для друга.

Эта фраза звучала в ушах Шейлы, когда она вошла в гостиную. Если попытаться, может, удастся заставить себя поверить.

Опустившись в кресло, Шейла закрыла глаза, вспоминая, как в ту ночь они разговаривали и занимались любовью до самого восхода солнца.

Ну конечно же, именно тогда она влюбилась в него. Только была слишком занята, чтобы заметить. Она улыбалась своим воспоминаниям.

Телефонный звонок разогнал ее грезы.

— Ингрид, я возьму трубку, — крикнула Шейла, надеясь, что Ребекку не разбудили. По ее подсчетам, ребенок должен был спать еще два часа до следующего кормления. Она зажала трубку между плечом и ухом. — Алло, дом Поллак-Гарретта.

На другом конце провода ответили не сразу. После паузы женский голос спросил:

— Слейд дома?

— Нет, он только что уехал в редакцию. Что ему передать? Это жена Слейда.

Она впервые это сказала. Жена Слейда. Как такие маленькие слова могут оказывать на нее такое сильное действие? Ей пока странно было произносить их.

Еще более непривычно слышать.

— Жена Слейда? — В незнакомом голосе прозвучал восторг.

Ну, по крайней мере, это не прежняя пассия Слейда, подумала Шейла, пытаясь оценить чувство, которое она сама испытывает. Ревность?

— Да. Чем могу?..

Договорить ей не дали.

— Как чудесно! Это его мать, Ребекка... — Женщина говорила быстро и отрывисто. — Я не могу выразить словами, до чего счастлива услышать, что кто-то наконец умудрился приручить Слейда и заставить его сказать «да».

Шейла хотела возразить, что все было совсем наоборот, но ей не удалось.

— Он сказал, что вы красавица.

Его мать, никаких сомнений. Она даже говорит как Слейд, подумала Шейла. У нее появилось чувство, что Ребекка ей понравится.

— Он склонен преувеличивать.

На другом конце провода раздался громкий грудной смех.

— У меня такое ощущение, что он не преувеличил. И то же самое он сказал о ребенке. Не могу дождаться, когда увижу вас обеих.

Свекровь. У нее теперь есть свекровь. Жизнь не стоит на месте.

— Так почему бы вам не приехать сегодня вечером?

Сейчас начало десятого утра. У нее будет девять часов, чтобы приготовиться к встрече со свекровью.

Ребекка снова рассмеялась, явно польщенная приглашением.

— Это не так просто, дорогая. Мы живем в Фениксе.

— Мы?

Может, мать Слейда из тех людей, кто говорит о себе во множественном числе? Или она приедет с собакой или кошкой?

— Да, мой муж и я.

— Муж? — Шейла растерялась, но быстро пришла в себя. — О, вы имеете в виду отчима Слейда?

Правда, Слейд не говорил, что его мать замужем.

— Отчима? — эхом отозвалась Ребекка. — О Боже, нет. Его отца. Если у Слейда есть отчим, я о нем ничего не знаю. — Эта мысль развеселила Ребекку. — Господь свидетель, Лоуренса мне вполне достаточно. Он точно такой, как Слейд, — доверительно сообщила она, — только на висках уже седина пробивается. Растопил мое сердце в первый момент, как я его увидела. — Ребекка ностальгически вздохнула и после паузы продолжила: — Я звоню, чтобы спросить, удобно ли вам будет, если мы приедем в следующем месяце. У Лоуренса найдется немного свободного времени. Я забыла условиться со Слейдом, когда говорила с ним сразу после рождения малышки.

Шейла оцепенела.

— Прекрасно. Значит, в следующем месяце, — услышала она свой голос, словно включился автопилот.

Далеко не прекрасно, думала она. Совсем не прекрасно.

Каким-то образом ей удалось добраться до конца разговора, хотя она могла думать только о том, что сказала Ребекка Гарретт в первые несколько минут.

Она приезжает с отцом Слейда.

Его отцом.

— Будь ты проклят, Слейд, ты лгал мне, — вслух сказала Шейла, кипя от гнева. Ей казалось, будто она упала с вершины египетской пирамиды. — Вероятно, ты лжешь во всем.

Услышав ее голос, в гостиную заглянула Ингрид.

— Вы что-то сказали, доктор?

Шейла отсутствующим взглядом смотрела на телефонный аппарат. Вот награда за доверчивость. Она сделала глубокий вдох, пытаясь успокоиться. Затем встала.

— Да. Мы больше не пьем чай, Ингрид. Твои чаинки лгут.

Шейла не стала ничего объяснять и вышла из комнаты мимо озадаченной девушки. Надо собрать кое-какие вещи.

Несколько часов, на которые рассчитывал Слейд, растянулись до бесконечности. Двадцатиминутный разговор в кабинете Энди перерос в говорильню и занял лучшую часть дня. Слейд позвонил домой предупредить Шейлу, что задерживается, но Ингрид сказала, что Шейла к телефону не подходит. Может, заболела?

Он занервничал.

Ливень, сопровождавший его по дороге домой, еще больше все испортил. Обратный путь превратился в тяжкое испытание. Из-за трех автокатастроф возникли серьезные пробки.

Слейд добрался до цели усталым и раздраженным, но, переступив порог, почувствовал облегчение.

— Милая, я дома, — крикнул он, закрывая за собой дверь, и чуть не перекувырнулся через чемоданы, стоявшие у двери в ряд, как утки. Его собственные чемоданы, понял он, присмотревшись.

Шейла вышла из общей комнаты с Ребеккой на руках. Она ждала его весь день, ждала, чтобы разобраться с ним. И вот он явился, а она так зла, что понятия не имеет, с чего начать.

Слейд показал на чемоданы и язвительно спросил:

— Я куда-то уезжаю?

Ему не нравилось выражение ее глаз, но он переживал бури и раньше.

— Да.

Ее голос был суровым, лицо неприступным. Что, черт побери, произошло, пока его не было?

— Как ты узнала? — небрежно спросил он, словно вид собственных упакованных вещей его совершенно не тронул. Ему и впрямь придется утром уехать, но всего на семь дней. Здесь слишком много багажа. — Хотя мне кажется, что ты немного перестаралась. Мне не нужны все мои вещи на недельную поездку.

О нет, он больше не затянет ее в свои сети этим проклятым обаянием. Оно у него всего лишь дымовая завеса.

— Да, ты уезжаешь. И не на неделю, а навсегда.

Может, у нее просто перепады настроения. Если так, то это — самое сильное.

— Я что-то пропустил? Это параллельный мир? Где-то какой-то потрясающий красавчик попал в распростертые объятия вместо меня?

Она сощурилась.

— Прекрати, Гарретт. Ты исчерпал свой запас обаяния.

— Нет. Я еще не дотрагивался до полугодового резерва.

Она не улыбнулась. Значит, это серьезно. Что бы ни стряслось, он не допустит, чтобы размолвка зашла дальше нескольких колкостей.

— В чем дело, Шейла? Что-то случилось?

Да, случилось. У меня раскрылись глаза.

— Мне сегодня позвонили.

Он понятия не имел, куда это заведет и чего ждать.

— И?..

— Это была твоя мать. Она хотела узнать, можно ли приехать в гости в следующем месяце. — Шейла не отводила взгляд от глаз Слейда, ожидая, когда же он сконфузится. Его лицо оставалось невозмутимым. — С твоим отцом.