Это наш ребенок!

ГЛАВА ДЕСЯТАЯ

Впервые, сколько он себя помнил, Слейд не мог сосредоточиться на работе.

Задание в Вашингтоне нельзя было считать самым сложным. По сравнению с теми, к которым он привык, оно было довольно простым. Но ему все время приходилось бороться с собой, чтобы сосредоточиться на деле.

Домашние события вторгались в его мысли с такой регулярностью, что Слейд мог бы проверять по ним часы. Перед ним всплывало выражение лица Шейлы: смесь гнева, разочарования и боли. Он видел его, засыпая и просыпаясь.

Чем больше он думал о вечере перед своим отъездом, тем больше понимал, что истинной причиной ее вспышки было что-то иное. Что-то большее. Его ложь привела в действие что-то другое, глубоко запрятанное. Ну что ж, придется докопаться до истины.

Мысль о том, что он может потерять Шейлу, преследовала его всю неделю, пока он работал в Вашингтоне. Надо как-то убедить ее рассказать, что же в самом деле мучает ее.

Ему отчаянно хотелось построить счастливый брак.

Может, эта его неуемность все испортила, думал он. Но он уладит. Он все уладит, как только представится возможность.

На последнем отрезке пути ему с трудом удалось держать глаза открытыми, веки постоянно опускались.

Остатки кофе в бумажном стаканчике плескались на пассажирском сиденье рядом с ним. Слейд прилетел из Вашингтона ночным рейсом. Последние тридцать шесть часов его поддерживали на ногах, вернее, в сознании, адреналин, остывший кофе и тонизирующая кола.

Всю неделю Слейд писал репортажи о террористах, выпустивших какой-то ядовитый газ неподалеку от Капитолия, освещая события под всеми возможными углами. Его красноречие всколыхнуло нацию, со страхом осознавшую, что находится во власти одержимых своими идеями и вооруженных новейшим оружием безумцев.

Ничего нового, но все молчали до тех пор, пока это не случилось у собственного порога. Теперь каждый понял свою уязвимость. Понял, что жизнь бесценна и нельзя терять ни секунды.

Освещая события, видя, как жертвы борются за жизнь, Слейд смог по-новому взглянуть на свою проблему, увидеть ее в перспективе. И это помогло ему поверить, что у него все получится.

Громкий вздох Слейда заглушил бесконечную болтовню диджея. Он будет выпрашивать у Шейлы прощение, даже если для этого придется ползать перед ней на коленях. Не до самолюбия. Это будет началом исправления всего, что было неправильно.

Он точно знал одно: ему нужна эта женщина. Постоянно. Она и ребенок, которого они вместе создали. Ребенок, который за считанные дни навсегда овладел его сердцем.

Он будет следить, как растет его дочь.

А если хоть один мужчина подойдет к ней ближе чем на пять футов до того, как ей исполнится тридцать лет, он его убьет. Голыми руками.

Слейд криво улыбнулся. Особенно если этот мужчина окажется нахальным зарубежным корреспондентом.

Он дернул головой. Черт побери, глаза почти закрылись. Он замигал, с трудом отгоняя сон. Фары встречной машины ударили по ветровому стеклу, как лучи прожектора, и помогли очнуться.

Он нащупал стаканчик и выпил остатки противной жидкости.

Сосредоточься, парень, если не хочешь закончить путешествие в морге с биркой на ноге, упрекнул он себя.

Самым разумным, и он знал это, было бы съехать на обочину и несколько часов отдохнуть. Но предчувствия тревожили его. Он хотел увидеть Шейлу сегодня. Хотел сказать, что сожалеет о том, что обидел ее или невольно вызвал неприятные воспоминания. Он хотел сказать, что любит ее.

Любовь не развивалась постепенно, не в его случае. Она ударила его под дых и предъявила свои права.

И он должен подчиниться ей. Должен убедить Шейлу простить его.

Он подъехал к ее дому, и на него нахлынуло ощущение уже виденного.

Снова шел дождь — правда, моросящий, — как в вечер перед его отъездом. Слейд тихо вошел в дом. Его чемоданы не убрали. Только отодвинули в сторону, и они стояли, как терпеливые хищники, ожидающие своей очереди насытиться останками жертвы.

Мой брак еще не умер, поклялся он себе. С новым вдохом у него открылось второе дыхание.

Ладно, чемоданы он распакует утром. Сейчас у него более важные дела.

Поднимаясь по лестнице, Слейд увидел свет, просачивавшийся из-под двери детской. Он улыбнулся, довольный, что не стал ждать утра для возвращения домой.

Шейла не спит. Это хорошо. Не придется спорить с самим собой, будить ее или нет.

Одну проблему долой, сто впереди.

Очень тихо Слейд открыл дверь.

Свет маленькой лампы не разгонял мрачный полумрак. Встревоженная Шейла с Ребеккой на руках ходила взад-вперед по комнате. Его дочка жалобно хныкала.

Плач других детей, детей, измученных болезнью и голодом, зазвенел в его ушах.

Что-то случилось. Он чувствовал напряжение в воздухе.

— Шейла?

Она вздрогнула и обернулась.

Тревога окутала ее таким плотным коконом, что она не слышала, как вошел Слейд. Ничего не слышала, кроме плача своего ребенка.

Секунду у нее возникло ощущение, что он ей привиделся. Последнюю неделю она много думала о его возвращении, не уверенная, что сделает и скажет, мысленно разыгрывала дюжину разнообразных сценариев. Но теперь главным в ее жизни стало другое.

Запах его туалетной воды, смешанной с запахом дождя, чуть не заставил ее разрыдаться. Впервые в своей жизни ей отчаянно хотелось опереться на кого-то. И вот он здесь.

— О, Слейд, она больна.

Если бы Слейд еще не догадался, одного взгляда на лицо Шейлы было бы достаточно. Он быстро подошел и взглянул на Ребекку. Даже в скудном свете лампы он увидел отражение болезни в детских глазах.

Слабый плач разрывал его сердце.

— Что с ней?

Шейла — врач. Почему она ничего не предпринимает?

Леденящая мысль, что ничего уже нельзя сделать, попыталась проникнуть в его мозг, но он ее отогнал.

Сжав зубы, Шейла качала ребенка, пытаясь убаюкать. Она казалась совершенно безумной.

— Она не может удержать еду. Ее рвет, и она плачет весь вечер, — сдавленно прошептала Шейла. — Не подумай, что я обезумевшая неопытная мать...

Ей тяжело, подумал Слейд. Тяжело объединить профессиональные чувства с личными. Он сам сталкивался с подобной проблемой во время первой зарубежной командировки. Боль и страдания детей забыть невозможно.

— Но ты и есть неопытная мать, а больные дети — подходящая причина для паники.

Он их видел слишком много. Слишком много детей с такими же тусклыми, как у Ребекки, глазами. Детей, которые умирали, потому что рядом не было врача.

Шейла понимала, что ведет себя отвратительно. Она же врач, черт побери. Нет причин чувствовать себя такой беспомощной. И все же, чем дольше она металась по комнате с ребенком на руках, тем беспомощней себя чувствовала.

— Я отвезу ее в больницу, — вдруг решила Шейла. Понадеясь вначале, что все уладится к утру, теперь она не хотела терять ни минуты.

Именно это Слейд собирался предложить.

— Поехали, я отвезу.

Выходя в коридор, он удивился, как Ингрид умудряется спать в таком шуме.

— Ингрид здесь?

— Нет, у матери. Заболела. У нее грипп.

Во вторник, вернувшись из колледжа, Ингрид пожаловалась на головную боль, а утром в среду началась рвота. Приехала мать и забрала ее.

— Я что-то слышала о начинающейся эпидемии гриппа.

Шейла умолкла, только сейчас осознав, как хотела, чтобы Слейд вернулся домой, как страшно ей было столкнуться с этим первым кризисом в одиночестве.

Схватив одеяльце, она завернула в него Ребекку. Сама она была одета, хоть уже шел двенадцатый час ночи. Весь вечер она провела с Ребеккой, пытаясь успокоить и убаюкать ее.

Слейд открыл парадную дверь.

— Удивляюсь, что ты раньше не подумала о больнице.

Шейла прошла за ним к его машине, стоявшей перед гаражом. Она сгорбилась, прижимая ребенка к груди, защищая от моросящего дождя. Слейд открыл заднюю дверь, и Шейла скользнула внутрь. Его чемодан стоял на сиденье. Господи, спасибо, что он вернулся.

Слейд вытянул ремень безопасности и пристегнул ее.

— Я все надеялась, что пройдет. Началось лишь несколько часов назад, — призналась она, когда Слейд сел за руль. — Но малышка ничего не ела. И плачет, когда я пытаюсь накормить ее. А ведь у нее такой хороший аппетит...

— Вся в папочку, — пошутил Слейд, заводя мотор и быстро выруливая на улицу. Если полицейский попытается задержать его за превышение скорости, что ж, он не против эскорта. Свет фар осветил салон машины. Слейд взглянул на Шейлу в зеркало заднего вида.

— Не волнуйся, все будет в порядке.

Он пытается утешать, подумала Шейла с печальной улыбкой.

— Это мне следовало бы так сказать.

— Скажи, — попросил он, улыбаясь, но оставаясь серьезным. — Я сам не прочь это услышать.

Слейд не хотел поддаваться метавшемуся в нем страху. Страху, вызванному памятью о лицах детей, потерявших надежду. Детей, чье детство оборвали мужчины, одержимые войной.

Детей, которые умирали прежде, чем получали шанс на жизнь.

Шейла облизала пересохшие губы.

— Я носила Ребекку в клинику в тот день, когда ты уехал, и Лайза упомянула о начинающейся эпидемии гриппа.

Шейла уверила себя, что она виновата в том, что подвергла девочку опасности. Слейд видел страдание в ее глазах.

— Это моя вина. Я не должна была возить ее туда.

— Почему? Там были больные?

— Нет, но...

— Тогда не казни себя, — посоветовал он спокойным голосом, как будто уговаривая человека, готового броситься с карниза девятого этажа. — Возможно, она заразилась от Ингрид или еще в больнице. Ты не сумеешь держать ее под стеклянным колпаком.

Она знала, но не могла избавиться от чувства вины и не могла перестать ощущать себя такой беспомощной.

— Я знаю, — голос Шейлы был тихим, в нем слышались слезы. — Она такая крохотная.

Да, крохотная. Но Слейд не хотел думать о плохом. В жизни слишком много плохого. Единственный способ продолжать жить, как он понял на собственном опыте, — это сосредоточиться на хорошем.

— Не успеешь оглянуться, как она попросит ключи от твоей машины.

Шейла хмыкнула. Если Слейд может быть оптимистом, она тоже постарается. Просто раньше с ней лично не случалось ничего такого страшного.

Их глаза встретились в зеркале заднего вида.

— Я думала, что ты купишь ей «корвет».

— Куплю. — Нажав на акселератор, он пролетел светофор на красный свет, зажегшийся, когда шины коснулись белой полосы. — Но она наверняка захочет водить прежде, чем я успею это сделать. Ты же знаешь женщин.

Когда Слейд резко затормозил перед входом в отделение «Скорой помощи», шины протестующе завизжали, напоминая, что их необходимо подкачать.

Сонливость, крепко державшая его в своей хватке, совершенно испарилась. Адреналин, бурливший в крови, гнал его вперед, как во время работы.

Только в этот раз ставки были гораздо более личными.

Слейд оказался рядом с Шейлой раньше, чем она успела открыть дверцу. Он взял у нее Ребекку. Ребенок плакал, не переставая.

Черт побери, это не должно было случиться. Она слишком маленькая, чтобы бороться в одиночку. Шейла в страхе взглянула на Слейда.

— Она слабеет.

— Четыре часа плача доконают кого угодно. — Он все пытался шутить, чтобы взбодрить Шейлу.

Они поспешили внутрь через автоматически открывшиеся двери.

Шейла не сводила глаз с лица дочки.

— И голод.

Сразу за дверями был большой холл для ожидания со стеклянными стенами. Шейла никогда раньше не входила сюда с улицы. Ее окутало тепло человеческих тел. Она почувствовала слабость от одной мысли о множестве людей, вошедших сюда до нее.

Хуже того, она знала, что происходит. И каким может оказаться результат. Организм Ребекки обезвоживается. При ее незначительном весе кризис может начаться очень быстро.

Женщина за регистрационной стойкой, почувствовав их присутствие, едва взглянула на них.

— Садитесь, пожалуйста. Придется подождать, мы несколько перегружены.

Первый раз в жизни Шейла воспользовалась своим рангом. Может, это неправильно, но сейчас ей некогда думать об этике. Она должна думать о жизни своей дочери.

— Я доктор Шейла Поллак. — Женщина немедленно оторвалась от своих дел. Шейла не узнала ее. — Я работаю в этой больнице. Пожалуйста, посмотрите, здесь ли доктор Вильямс или доктор Мэттокс. У меня очень больной новорожденный. Моя дочь.

Конечно, лучше было бы позвонить одному из педиатров из дома, но тогда она ничего не соображала. Как будто все в ее голове перемешалось.

Как только Шейла назвала имена, регистраторша быстро просмотрела список дежурных врачей, висевший перед ней. Ни одного из названных в списке не было.

— Я не знаю, но постараюсь выяснить. — Она потянулась к телефону и начала набирать номер, но тут заметила вошедшего интерна. — Саймон, проводи доктора Поллак с ребенком, пожалуйста.

Слейд и Шейла последовали за интерном.

— Все дети болеют, — утешающе пробормотал Слейд.

Шейле оставалось только удивляться, утешает он ее или самого себя. В любом случае успех был минимальным.

— Это естественно, — продолжал Слейд, когда интерн подвел их к одной из свободных кроватей.

У Ребекки поднималась температура. Слейд чувствовал жар крошечного тельца. Он не мог припомнить, когда еще чувствовал себя таким растерянным.

Интерн уныло перевел взгляд с большой кровати на ребенка в руках Слейда. Даже если поднять боковые поручни, ребенок все равно может вывалиться.

— Я думаю, вам лучше подержать ее, пока мы не принесем колыбель. Посмотрю, что можно сделать. Вернусь через несколько минут.

Он исчез за занавеской прежде, чем они успели хоть что-то ответить.

Слейд нежно положил ладонь на головку Ребекки, едва касаясь волосиков. Он не хотел тревожить ее. Истощенная девочка задремала.

— Ее, вероятно, придется оставить здесь на ночь, — прошептал он Шейле.

Ему не нравилось думать о том, что Ребекка, его маленькая девочка, останется среди других больных. Несмотря на все, что он говорил Шейле, он считал происходящее несправедливым. Однако Ребекке необходимо питание, и, поскольку она не может удержать еду, ее придется кормить внутривенно.

— Я знаю, — Шейла подняла глаза на Слейда. В ее глазах светилась благодарность за поддержку. Она положила ладонь на его руку. — Я тоже останусь.

Слейд накрыл ее ладонь своей. Им еще предстоит так много уладить, так много обсудить. Но сейчас не время. Сейчас важна лишь Ребекка.

— Мы останемся, — поправил он. Шейла сглотнула комок в горле и кивнула:

— Спасибо.

— Не за что меня благодарить. Она и моя дочь.

Интерн вернулся через несколько минут без колыбели, но явно обнадеженный.

— Хорошие новости, доктор Поллак. Мы пока не нашли колыбель, и боюсь, что доктора Мэттокса нет в городе...

— А хорошие новости? — нетерпеливо подсказал Слейд.

— Нашли доктора Вильямса, и он уже едет.

Бен Вильямс. Хороший врач, подумала Шейла. Он работает педиатром больше двадцати лет. И он врач Ребекки. Рассудком Шейла поняла, что ее ребенок будет в надежных руках.

Однако ужасное чувство страха не покидало ее. Шейла кивком поблагодарила интерна, и он снова исчез.

Они остались одни в тесном пространстве за занавеской. Шейла посмотрела на Слейда. На своего мужа. Все остальное было забыто.

— О Господи, Слейд, — прошептала она, боясь говорить громче, боясь, что голос ее прервется, — если с ней что-нибудь случится...

— Не случится. Ты должна верить.

Шейла кивнула и судорожно вздохнула. Она верит. Только это ей и остается.

— Знаешь... — медленно начала она, чувствуя потребность объясниться, — я думала, что ты можешь и не вернуться.

— Я должен был вернуться. У тебя остались мои вещи. — Он посерьезнел. — И мое сердце.

— Слейд, насчет нашей ссоры...

Раньше он хотел все прояснить. Сейчас это уже не имело значения.

— Забудь. Все в прошлом.

— Нет, я не могу забыть, — настаивала она. Ее голос был тихим, но в нем звучало глубокое волнение. — Я должна рассказать тебе.

— Рассказать что?

— У меня был близкий человек. До тебя. — Ей ужасно не хотелось вспоминать, но она должна ради Слейда. — Это случилась, когда я работала ординатором. Он был главным ординатором больницы...

Шейла умолкла, остановив взгляд на ребенке. Ее милом, бесценном ребенке.

Это оказалось труднее, чем она думала. Сегодняшний день состоит из одних испытаний.

— Ты ничего не должна рассказывать мне сейчас.

— Нет, должна. Я хочу, чтобы ты понял. — Шейла уставилась на белую занавеску, но видела прошлое. — Я влюбилась в него. Доверяла ему. А он мне лгал. Лгал о своей жене и дочери. То есть он просто забыл о них упомянуть. Его жена позвонила однажды, когда я была в его квартире. Спросила, когда он приедет домой. Я подошла к телефону.

Точно как с моей матерью, подумал он. Кусочки мозаики сложились.

— Значит, когда ты обнаружила, что я солгал о своем отце...

— Я решила, что это снова Эдвард.

Но Слейд не Эдвард. Далеко не Эдвард. Теперь она это знала.

— Прости. Я слишком бурно отреагировала.

— Учитывая обстоятельства, это понятно. Я прощен?

У него было такое выражение лица, что Шейла чуть не рассмеялась.

— Прощен, если простил меня.

Слейд улыбнулся ей.

— Улажено. — Он взглянул на дочку. — С ней все будет хорошо, Шейла. Я обещаю. А я не нарушаю обещаний.

Шейла только кивнула.

Прошло еще полчаса, прежде чем они увидели доктора Вильямса. Шейле казалось, что она не выдержит ожидания. Доктор прибыл, одетый в смокинг и не очень счастливый оттого, что его вырвали с шикарной театральной вечеринки, устроенной для актеров и спонсоров.

Его недовольство значительно смягчилось, когда он увидел, что его вызвала Шейла.

— Эй, я видел эту маленькую леди на прошлой неделе. И тогда все было прекрасно. — Казалось, что вся головка Ребекки утонула в его мясистой ладони. Он нахмурился. — Давно она в таком состоянии?

Пока педиатр осматривал Ребекку, Шейла быстро перечислила симптомы и время, когда их заметила. Ребекка проснулась и заплакала. Слейд подумал, что никогда не слышал таких скорбных звуков.

— Я думаю, она подхватила грипп, — заключила Шейла. — Кроме жара, в ней последние двенадцать часов не держится еда.

— Да, это грипп. — Врач надел стетоскоп, показавшийся неуместным на смокинге. — Шейла, нам придется оставить ее, пока она не справится с болезнью.

Шейла согласно кивнула.

— На сколько?

Он пожал плечами.

— На несколько дней. Может, на неделю. Мы мало что можем сделать на этой стадии. Только понижать температуру и вводить питательные растворы. Хорошо, что вы привезли ее.

Доктор Вильямс сочувственно оглядел обоих.

— Не волнуйся, Шейла, твоя дочка поправится. Я останусь, пока ее не переведут в палату.

— Спасибо, Бен.

Доктор Вильямс вызвал интерна и дал ему инструкции насчет Ребекки.

— Мы не вовремя вызвали вас? — Слейд кивнул на смокинг Вильямса.

— Что? Ах, это, — доктор взглянул на свою одежду. — Нет, вы спасли меня от банкета и лишних пяти фунтов жира.

Шейла увидела вопрос во взгляде доктора, устремленном на Слейда. В своем волнении она совершенно забыла представить мужчин друг другу.

— Бен, это мой муж, Слейд Гарретт.

Доктор сердечно пожал Слейду руку. Вокруг его губ и глаз появились веселые морщинки.

— О да, бракосочетание в родилке. — Он взглянул на Шейлу. — Шейла, ты надолго прославилась.

— А я-то надеялась, что меня запомнят за мою квалификацию, — пробормотала она.

Доктор Вильямс закончил заполнять медицинскую карту Ребекки и повесил на спинку кровати, где санитар найдет ее.

— Так гораздо эффектнее, — утешил он Шейлу. — Девочка будет в педиатрическом отделении. Вы больше ничего не сможете сделать сегодня. Почему бы вам не отправиться домой? А я попрошу медсестру позвонить, если будут какие-либо изменения.

Он ее не выпроводит.

— Я не смогу спать, Бен. Я просто поставлю стул рядом с кроваткой.

Доктор Вильямс посмотрел на Слейда, ожидая поддержки.

— Вы не могли бы уговорить свою жену?

Слейд положил руку на плечо Шейлы. Ни один из них никуда не пойдет.

— Нет, я как раз собирался спросить, где можно найти еще один стул.

Доктор Вильямс вздохнул. Спорить было бесполезно.

— Ладно, тогда сами отвезите ее наверх. А мы проследим, чтобы нашли колыбель... и пару стульев.

Доктор позвал санитара и приказал снять белье с постели, хотя Ребекка ею не пользовалась. Затем он повел их к служебным лифтам.

— Итак, — обратился он к Слейду, завязывая беседу, — ходят слухи, что вы зарубежный корреспондент.

— Да.

То есть я был им, мысленно поправил он себя.

— Что вы думаете о ситуации в?.. — пустился в рассуждения доктор.

Слейд старался сосредоточиться на беседе, а не на мрачной тени, парящей над ребенком в его руках.