На секунду теряюсь. Но руки сами обхватывают внезапно ставшего таким родным Фирсова. Кажется, доводам разума не пробиться ко мне. Аргументы, что наш союз имеет ограниченный срок годности, более не действуют.
Становлюсь смелее и сжимаю торс Павла сильнее. Буквально впитываю его душевную боль в себя. Искренне желаю, чтобы она ушла от него.
Безмолвно усмехаюсь. Парни в беде – мой конек. Хотя, конечно, Пашу нельзя ставить в один ряд с предыдущими.
Да и не впечатлялась я чужими проблемами настолько же, как в данный момент.
То, что происходило у Руса, на самом деле легко решалось. Нужно было только действовать. Он сам долго тянул.
И сказала бы я тоже самое про Фирсова, да не могу. Он всего лишь пытался быть хорошим сыном.
Поднимаюсь на носочки и осторожно целую Пашу в подбородок. Я сегодня без платформы, совсем маленькая. Эдакий слегка похудевший колобок. И да, кто о чем, а я снова о фигуре. Образ идеальной Катерины до сих не выветрился из головы.
Еще некоторое время стоим молча. Хорошо. Прямо–таки единение душ. И сладкое не обязательно. Хотя, конечно, я обеими руками за, чтобы оно случилось.
– Идем в дом, – Павел отлепляется–таки от меня и ведет внутрь, – покажу его. Я здесь все сам продумывал, каждую деталь, вплоть до картин на стенах.
– Их же нет, – говорю спустя несколько минут после начала экскурсии.
– Именно! – Фирсов поднимает палец вверх с ужасно заумным видом.
– А–хах, – почему–то его действие смешит. – Ты бываешь таким забавным иногда, удивительно даже.
– Да, когда споришь со мной о цифрах в отчете, я вряд ли забавен, – улыбается Паша. – Идем на второй этаж. Там моя гордость, большая открытая терраса. Вид – закачаешься.
– Хорошо, – соглашаюсь, слегка покраснев.
Я–то успела додумать, что его гордость – это большая кровать, а не терраса с шикарным видом. Неудобно после этого мужчин обвинять в однобокости мышления. У человека семейный кризис, а я только о сладком думаю.
– Присаживайся в кресло, принесу кофе, – радушно предлагает Фирсов и уходит.
Порываюсь отправиться за ним, непривычно сидеть без дела и ждать кофе. Обычно это я всем все подаю. Но я остаюсь.
Усаживаюсь в плетеное кресло и просто смотрю вперед. Задняя сторона дома выходит на поле, а за ним виднеется водохранилище. Луговые цветы среди травы, солнце, отражающееся в глади воды… Сказка.
Но она будет только весной. Пока что ровный слой снега покрывает все вокруг. И хорошо, что терраса застеклена. Не замерзнуть, и вид не портится, ведь окна панорамные, в пол.
Внезапно осознаю, что с удовольствием жила бы на природе. А ведь у родителей на даче такой мысли не возникает. Там хорошо, но в конце дня тянет в цивилизацию. А тут никакая цивилизация не нужна. Такой простор…
– Держи, – рядом со мной на круглом столике появляется высокая кружка, – у меня еще и конфеты оказались дома. Живем!
Улыбается Павел и салютует мне своей чашкой.
– Здесь чудесно. И кофе вкусный. Спасибо, – произношу, все также задумчиво глядя вперед.
– Да, мое место силы. Как модно говорить. Люблю здесь перезаряжаться.
– Почему постоянно не живешь? До города не очень далеко, – смотрю на Фирсова с любопытством.
– Одному в большой квартире уютнее, чем в большом доме на отшибе. Наверное, подсознательно я стремлюсь к людям. В городе соседи вокруг. Здесь у меня их всего двое, да и те имеют такие же высокие заборы, что и я.
– Ясно, – киваю.
– Что насчет тебя? – спрашивает вдруг Павел.
– В каком смысле? У меня нет тайного загородного дома, если ты об этом.
– Нет, – он улыбается. – Куда ты собираешься потратить заработанное от нашей аферы?
И тут я конкретно зависаю.
Потратить? Афера? Мое подсознание уже по–другому называет происходящее. Да и денег не надо. В отношениях ведь по–другому происходит. На взаимном паритете и поддержке.
– Ты собираешься мне заплатить? – спрашиваю удивленно.
– Договор был такой. Разве что–то поменялось?