Открываю глаза и пытаюсь понять – события ночи мне приснились или действительно имели место быть. Лучше бы, конечно, приснились. На душе такие гадостные ощущения, словно я виновата во всех грехах, хотя вроде почти не причем.
– Доброе утро, – доносится сзади, и сильные руки Фирсова притягивают меня к себе.
– Доброе, – вторю ему.
А подсознание тут же услужливо подсовывает вчерашние моменты, на которых я сомневалась в том, что между нами серьезно. Настроение при этом снижается сильнее.
Вывод – подсознание не всегда пользу приносит, впрочем, как и сознание вместе с памятью. Что–то на философию меня потянуло, но крайне поверхностную. Или психологию?
– Есть хорошая русская примета – как встретишь первое утро Нового года, так и проведешь весь год, – говорит меж тем Паша. – Предлагаю организовать очень сладкий год.
Произносит он и упирается мне в спину тем самым, орудием, обещающим сладость. А я лишь хмыкаю на его вольную интерпретацию приметы.
В голове сразу возникают картинки, которые нельзя показывать детям. И на каждой присутствует реальное сладкое, съедобное которое.
Ох, мой мозг сегодня творит поистине странные вещи.
– Так что, как тебе моя идея? – продолжает Павел, оставляя дорожку из легких поцелуев на шее. – По–моему, замечательная.
Он опускается ниже, его руки свободно блуждают по моему телу, и с моих губ уже готов сорваться стон, но!
– Отличная идея, вот только, – отвечаю приглушенно, собираясь напомнить, что мы не одни в квартире, но меня опережают.
– Мам! Вы спите? Я захожу! – Ника стучит в дверь и почти сразу ее открывает. – Имейте ввиду, на вашей территории несовершеннолетний ребенок!
Добавляет она громко, а я прыскаю от смеха от реакции Фирсова. Он сначала замирает, а потом резко перекатывается на другую сторону кровати.
– Что случилось, дочь? – спрашиваю, отсмеявшись.
Паша так и лежит напуганный.
– Ничего, обед уже, есть хочется. Гости ваши снова ругаются, некомфортно мне с ними, к вам пришла, – отвечает Ника.
Меня мгновенно начинает есть совесть. Совсем о ребенке забыла, привыкла, что дочка самостоятельная. Позор. А еще и гостей нужно развлекать.
– Идем, моя куколка, мама будет исправляться, – встаю с постели, – благо, наутро после празднования Нового года нет проблем чем завтракать.
Мы выходим из комнаты, давая Паше возможность спокойно одеться. Ловлю себя на мысли, что сегодняшний день начинается удивительно уютно и по–семейному. Как и вчерашний. Неловкости между нами тремя нет, даже из–за вторжения Ники.
А сердце щемит, напоминая, что ничто не вечно.
– Я буду твой наполеон. Вчера не дошло у вас до нег, смотрю, – заявляет дочь, заглядывая в холодильник. – Только я не достану, ты его на самый верх поставила, боюсь, уроню.
– Так вот зачем я была нужна, – усмехаюсь по–доброму.
Накрываю на стол, одновременно прислушиваясь к происходящему в квартире.
Сказать по правде, во мне теплилась надежда на то, что Сергей с Анфисой уедут к себе. Столько откровений было произнесено, их бы переварить. Да и не по фэн–шую Паша живет, здесь сложно находиться истинным адептам всего «крайне духовного».
Но приглушенные голоса, к сожалению, доносятся не из телевизора, который забыли выключить. Специфические интонации Анфисы я уже неплохо узнаю.
Делаю глубокий вдох–выдох и заставляю себя постучаться к родителям Фирсова.
– Эм, я извиняюсь, – Паша в душе, приходится мне идти на амбразуру, так бы я его отправила, – что будете завтракать?
Широко открываю дверь, не успеваю войти, как мне прилетает кружкой прямо между глаз. От удара я отшатываюсь, врезаюсь в дверной косяк и падаю.
– Дашенька! – слышу испуганный крик Анфисы, а перед глазами уже темно…