– Ой, кажется, у нас гости, – объявляю Паше и резко подрываюсь.
Кошмар, все вещи разбросаны, и как успеть их собрать?
– Нику привезли? Уже? – испуганно спрашивает Фирсов и озирается в поисках нижнего белья.
– Да! Мама уже на подходе.
Скачу на одной ноге, влезая в домашние штаны и попутно собираю раскиданное.
– Дзинь, – раздается звонок в дверь.
Осматриваюсь в панике, не валяется ли где деталь белья, остальное не так страшно. Но вроде все более–менее нормально. Фирсов уже в поисках майки, тоже не подведет своим внешним видом.
– Мама, привет, – открываю, наконец, дверь, – а у нас тут уборка.
– Я уже подумала, дочку забирать не хочешь, – мама входит вместе с Никой и заносит ее сумку, – медовый месяц себе тут устроить решили, что ли, думаю.
– Здравствуйте, – в дверях спальни появляется Паша в майке наизнанку.
– А, вы уже устроили, ясно, – кивает мама, замечая его. – Ну, извиняйте, ребенка в санаторий не возьмут. Потом, приедем, на дачу на выходные ее заберем. Больше помочь молодой семье ничем не можем.
– Э, спасибо, – Фирсов краснеет от маминых слов.
– Спасибо, мамуль, – усмехаюсь от Пашиного смущенного вида, – ты всегда подставишь плечо. Чаю, может? Или время поджимает?
– Да, поджимает. И отец будет нервничать. Давай, Дарья, не балуй, веди себя хорошо, – обнимает меня мама.
– Ты меня с Никой путаешь, – целую ее в ответ.
– Я хорошо себя веду! – кричит дочка из комнаты, отведенной для нее. – А что на моей люстре делает галстук? Это какая–то новая фишка для привлечения денег? Я только об алом нижнем белье слышала, но ваш галстук черный.
– Ой, – теперь мы с Фирсовым синхронно краснеем вдвоем, – ладно, мамуль, пока, на поезд не опоздай.
Выталкиваю ее за дверь под насмешливо–понимающим взглядом.
– Нет, это чтобы дети хорошо себя вели, – доносится до меня голос Паши, – но я вижу, что не помогает, уберу, – он быстро срывает галстук и заталкивает его себе в карман. – И нечего болтать в школе про этот странный способ усмирения детей.
Качаю головой, Фирсов точно не знает, как общаться с подрастающим поколением. Ника бы забыла через минуту о дурацком галстуке, но просьба не болтать наверняка заставит ее обратить внимание на нашу странную реакцию.
– Мам! – кричит дочь, прищурившись.
– Я тут, милая, просто за дверью была, не заходила.
– Мама, что здесь происходит? – спрашивает Ника. – Когда я уезжала, вы в майках по дому не ходили. Да ты Руса заставляла полностью одеваться передо мной! А я не глупая, с семи лет в курсе, откуда берутся дети.
Ох, я точно в семь лет еще ничего такого не знала. Думала про капусту с аистом. А тут прогресс и образование впереди планеты всей и ставит в неудобное положение несчастных родителей.
– Ника, а в чем, собственно, дело? – хмурится Павел, подходит ко мне и кладет руку на талию. – Я муж твоей матери, если ты забыла. А что там делал Рус – совсем неважно. Забудь, пожалуйста, о всяких и не вспоминай.
– Ничего себе, – кивает Ника, – заметано, чувак. Так ты типа серьезно на нее глаз положил, да? – она кивает в мою сторону. – Ладно, уважаю. Если напишешь расписку, что не отправишь меня в закрытую школу или бабушке с дедушкой на постоянное проживание, пообещаю быть паинькой.
– Расписку? А у нотариуса не заверить?
– Обязательно заверим, – кивает моя дочь на полном серьезе.
– Ника! – восклицаю в шоке.
– Договорились, мелкая, напишу. Но придется и впрямь быть паинькой, документ–то официальным будет.
– Паша!
– Милая, не лезь, пока взрослые разговаривают, – отвечает Фирсов с усмешкой.
– Да ну вас! – машу рукой и выхожу из комнаты.
Муж нашелся. Главное, чтобы груш не объелся, когда наиграется.