Фредерика

Глава 13

Фредерика не знала, предпринял ли маркиз попытку получше узнать свою юную кузину, но обещание продемонстрировать свету заботу о новых подопечных он выполнил очень скоро, чем подтвердил подозрения Фредерики о мнимой его всем хорошо известной забывчивости. Он заехал за Черис на Верхнюю Уимпол-стрит и повез ее кататься по Гайд-парку во время самого оживленного гулянья, чтобы, правя своими серыми, несколько раз обменяться приветствиями с друзьями и дать возможность Черис раскланиваться с ее многочисленными поклонниками. Она делала это с очаровательной, но невинной грацией красавицы, не сознающей своей красоты. Черис, казалось, не придавала значения ни той огромной чести, которую оказывал ей маркиз, ни тому удивлению и догадкам, которые он вызывал своим поступком. Она вежливо поблагодарила его за приглашение на эту прогулку, но призналась, что Гайд-парку она предпочитает Кенсингтон-Гарденс, потому что там такие красивые цветы и есть местечки, где чувствуешь себя так, будто ты в деревне.

— Вам не нравится Лондон? — спросил он ее.

— Не очень, — спокойно отвечала она. — Здесь, конечно, весело и много интересного, но не так свободно, как в провинции.

— Все считают как раз, что здесь гораздо свободнее.

— Правда? — Она наморщила лобик. — Интересно, отчего же?

— Ну, скажем, оттого, что здесь больше развлечений.

Она на минуту задумалась.

— Да, конечно: тут есть и театры, и концерты, и другие представления, и балы. Но только лондонские вечера в гостях, хотя они и великолепны, не такие веселые, как там, не так ли?

— Вот как? Но почему вы так думаете?

— Не знаю. Я не умею объяснять, — извиняющимся тоном сказала она. — Мне больше всего нравятся вечера, где я всех знаю, если вы меня понимаете.

После недолгого размышления она добавила:

— Наверное, потому что я не привыкла к городской жизни, где на новичка смотрят во все глаза.

— Какая досада, — мрачно сказал он. — Я чувствую, вас надо было повезти куда-нибудь в глухомань, где обитают дикие деревенские жители.

— Но вам пришлось бы ехать так далеко, ведь правда?

Ему стало скучно, и он сухо ответил:

— Да, совершенно верно.

Она замолчала. Через некоторое время он заговорил с ней о чем-то, но она не высказывала своего мнения, а просто соглашалась с ним во всем, и ему стало еще скучнее. Сделав последний круг по парку, он отвез ее на Верхнюю Уимпол-стрит, ругая себя за поспешно данное обещание. В других обстоятельствах он тут же забыл бы о ней, но слово чести обязывало пригласить ее куда-нибудь еще. Так он и сделал, поинтересовавшись, куда бы она хотела отправиться в следующий раз. Она радостно воскликнула:

— О, как это великодушно с вашей стороны! Я бы так хотела съездить в Хэмптон-Корт, сэр! Мы с Фредерикой читали о нем и так давно мечтаем туда попасть! Только…

Она колебалась, глядя своими огромными глазами прямо ему в лицо.

— Только что? — подсказал он.

— Не могли бы вы отвезти нас, кузен Алверсток! Я имею в виду — всех нас! Там есть знаменитый лабиринт, и мальчикам так бы там понравилось!

И вот, через несколько дней маркиз оказался во главе семейного выезда в Хэмптон-Корт, в коляске, запряженной породистыми лошадьми, хорошо известными членам клуба Четырех Коней, которые глазам бы своим не поверили, увидев их здесь. Лорд не носил клубного значка, но Джессеми, который по очереди с Феликсом водружался на место возле кучера, уверял сестер, что знатоки, увидев его управляющим такими лошадьми, сразу узнают в нем члена этого клуба.

Семейство Мерривилл назвало эту поездку самой восхитительной в их жизни, и даже Феликс решил, что блуждание по лабиринту и угощение в «Звезде и Ордене» оказалось даже лучше его путешествия в Рэмсгейт. Он поглотил столько пирожков с джемом, что брат, назвав его обжорой, сказал, что можно подумать, он голодает. На это Феликс беззаботно отвечал, что он и крошки во рту не держал (не считая нескольких порций мороженого и пирожных в качестве легкой закуски) с самого завтрака, состоявшего из яиц, булочек, тостов с вареньем и уже порядком проголодался.

Предусмотрительно ознакомившись с планом лабиринта заранее, маркиз провел этот день гораздо приятнее, чем ожидал. Так, побродив немного по лабиринту, он вывел из него Фредерику, оставив младших участников прогулки самих добираться до цели; все они пребывали в радостном возбуждении и веселились каждый раз, когда оказывались в тупике. Служитель, в чьи обязанности входило выводить из лабиринта утомившихся посетителей, несколько раз предлагал свои услуги, которые с презрением отвергались, так как каждый из этой троицы был уверен, что сам сможет найти путь к выходу.

Фредерика, следуя по извилистым аллеям за маркизом, сначала думала, что случайная удача так быстро привела их к центру лабиринта, но когда он безошибочно повел ее прямо к выходу, она со смехом воскликнула:

— Так вы знали секрет! Какое мошенничество! А я-то подумала, что вы такой сообразительный!

— Просто расчетливый! — ответил он, — Меня совершенно не привлекала перспектива проболтаться большую часть дня в этих перегородках, а вас?

Она улыбнулась.

— Да, признаюсь, я бы с большим удовольствием прогулялась по саду или лесу. Но детям это ужасно нравится, спасибо вам, что вы их привезли сюда! Вы так добры, ведь вам это совсем неинтересно.

— Ничего подобного! — ответил он, — В этом есть очарование новизны.

— Вы никогда не вывозили так своих племянников? — с любопытством спросила она.

— Никогда!

— Даже когда они были детьми? Как странно!

— Еще более странным показалось, если бы я это делал, уверяю вас.

— Но только не мне.

— И вам показалось бы. Я же предупреждал вас, Фредерика, что не отличаюсь ни уступчивостью, ни добротой.

— Да, я заметила, что вы не отличаетесь добротой к своим сестрам, — откровенно сказала она. — Я не осуждаю вас за это, ни в коем случае! Похоже, им доставляет удовольствие сердить вас! Интересно, знают ли они, чем оборачивается такое обращение с братьями? Но что бы вы ни говорили, вы все-таки не такое уж эгоистичное чудовище! Вы бы не были так добры к Джессеми и Феликсу, если бы это было так.

— Или если бы они утомляли меня, — уточнил он.

— Но вас же утомила эта экскурсия в литейный цех, — напомнила она.

— О да, и поэтому на Монетный двор Феликса поведет Чарльз, — ответил он спокойно.

— А почему вы не послали его с нами сегодня? — спросила она невинным тоном, но с подозрительной искрой в глазах, — Вы же предполагали, что эта прогулка будет ничуть не веселее похода в мастерскую.

Он посмотрел на нее, чуть улыбаясь, но со странно напряженным выражением на лице. На секунду она растерялась, но затем сказала с иронией в голосе:

— Не думаете ли вы, что я поверю, будто вы не доверили бы мистеру Тревору своих лошадей?

— Нет, не думаю, — медленно проговорил он. — Хотя это правда. Я думаю, как вам идет эта шляпка.

На ней действительно была прелестная шляпка, с нежно-розовым пером вокруг тульи из жатого шелка; но она рассмеялась и воскликнула:

— Вы неподражаемы, кузен! Но почему вы решили убедить меня в том, что вы законченный эгоист! Боитесь, что я воспользуюсь вашей добротой?

— Нет, этого я не боюсь.

— Ну конечно, вы всегда сможете поставить меня на место одним из своих ледяных упреков, не правда ли? — сказала она с веселым блеском в глазах.

— Вряд ли! Вы бы просто так не отступили! — ответил он, подводя ее к уединенной скамейке. — Сядем и подождем детей здесь, если вам это не покажется слишком церемонным.

Она согласно покачала головой, но сказала, располагаясь на скамейке:

— Как будто вам не все равно, что мне покажется?

— Это несправедливо, Фредерика! Почти так же несправедливо, как ваше предыдущее замечание! Когда я ставил вас на место?

— А в самую первую нашу встречу! Вы были так отвратительно высокомерны!

— Неужели? Ну, тогда примите мои самые смиренные извинения и согласитесь, что больше такого не было.

— Правда, больше такого не повторялось, — с теплотой в голосе сказала она. — То есть вы так не вели себя с нами! Но я дважды слышала, как вы… Однако это не мое дело! Вы не любите, когда вас благодарят, но позвольте мне все же один раз сказать, как я вам благодарна! Вы сделали для нас гораздо больше, чем я ожидала. Вы даже спасли нашего Лаффа, и если это не доброта, то что же еще?

— Но тогда вы ведь именно этого ожидали от меня, — заметил он.

— Но я не знала точно. Я… я надеялась на вас! Ах, вы ведь так и не сказали, сколько вы заплатили, чтобы выручить его! А я и забыла! Будьте добры…

— Нет, — перебил он ее. — Я не знаю и знать не хочу, сколько это стоило. И если вы не прекратите говорить об этом, тогда я точно поставлю вас на место.

— Я вам очень признательна, но, обращаясь к вам за помощью, я не собиралась запускать руку в ваш карман!

— Ну, в таком случае мне надо вспомнить точно, сколько я истратил сегодня по вашей милости. Жаль, что я не оставил себе счета. Погодите, значит, так, четыре билета в лабиринт, да еще пришлось заплатить за вход во дворец, правильно? Затем…

— Ну почему вы не хотите говорить со мной серьезно! — перебила она его, кусая дрожащие губы.

— Сейчас я очень серьезен. И щедр к тому же, потому что не возьму с вас за проезд.

— Не говорите ерунды! — возмутилась она. — Существует большая разница между тем, что вы заплатили за собаку, и оплатой наших развлечений, когда вы пригласили нас на прогулку в Хэмптон-Корт!

— Конечно, но я не приглашал вас, — сказал он. — Это Черис попросила меня об услуге.

Она задохнулась.

— Что! Ну и негодяй! — воскликнула она, забыв о приличиях. — Вы же знаете, что ей и в голову такое не пришло бы, если бы вы сами не спросили ее, куда она хочет съездить?

— Ну, если вы это называете приглашением съездить со мной в Хэмптон-Корт, захватив и сестру, и обоих братьев…

— Невыносимый, невыносимый человек! — сказала она, сдерживая смех. — Ладно, больше я ничего не скажу. Даже не скажу спасибо! Или мне извиниться за то, что я с братьями навязалась вам сегодня?

— Напротив! Если бы вы отказались, я бы вспомнил, что у меня какое-нибудь очень важное дело. Ваша сестра очень милая девушка, но у нее совсем нет чувства юмора. Мне так трудно общаться с ней, просто мучение! Она спрашивает меня, что я имею в виду, в ответ на самую обыкновенную шутку.

Она не смогла подавить усмешку, но сказала, защищая сестру:

— Возможно, у нее и нет чувства юмора, зато она очень практичная! Гораздо практичнее меня, уверяю вас! Она умеет вести хозяйство, к тому же изумительно шьет, и у нее отличный вкус, и еще она умеет делать массу полезных вещей!

— К сожалению, все эти добродетели не могут пригодиться на прогулке в парке.

— Но уж ее нельзя назвать пустой болтушкой! — ответила Фредерика.

Он засмеялся.

— Нет, уж это точно!

— Я думала, что джентльмены не в восторге от женщин, которые трещат без умолку.

— Верно, но существует большая разница между болтовней и умением поддержать беседу в обществе. Нет, нет, не перебивайте! Я согласен, что Черис — девушка несравненной красоты, доброжелательна и добродетельна! Но… — он умолк, нахмурив брови.

— Что? — ждала она.

Он оторвался от задумчивого разглядывания перчаток, которые держал в руке, и повернулся к ней. Он сказал с непривычной мягкостью в голосе:

— Дитя мое, вам никогда не приходило в голову, что будущее, которое вы ей уготовили, это не то, что она выбрала бы сама?

— Нет, это невозможно! Если бы я задумала то, что вы называете блестящей партией, но это не так! Я только хочу, чтобы у нее все было, чтобы ей не пришлось сводить концы с концами и чтобы она жила в комфорте!

Она заметила, как удивленно поднялись его брови и добавила:

— Вы думаете, это так маловажно? Ведь вам никогда не приходилось отказывать себе в чем-либо.

— Не приходилось, — согласился он. — Вы, конечно, лучше знаете свою сестру, но я из того немногого, что заметил, сделал вывод, что она будет гораздо счастливее, сидя дома, занимаясь хозяйством, чем блистая в обществе. Вы знаете, она сказала мне, что деревенские балы ей гораздо больше по душе, чем лондонские рауты.

— Боже, неужели она так сказала? — воскликнула пораженная Фредерика. — Должно быть, она шутила! Ведь у нее такой успех! Ей без конца присылают цветы! Наш звонок не умолкает! Вы, вероятно, не так ее поняли, кузен!

Он заметил, что она расстроена, и весело сказал:

— Вполне возможно. В любом случае не вижу причин впадать в уныние.

— Но если ее все это не трогает, и она не стремится к удачному замужеству, значит, я делала это все напрасно!

— Вздор! Зато хотя бы вы наслаждаетесь лондонской жизнью!

— Это не имеет никакого значения! — нетерпеливо проговорила она. — Можно подумать, что я притащила их всех в Лондон, чтобы доставить удовольствие только себе.

— Наверное, Джессеми предпочел бы остаться дома, но чем плохо, что он увидел что-то новое? Что касается Феликса, то он счастлив, как никто! Любопытно, как же так получилось, что вы решили, будто Черис разделяет ваши вкусы?

Она покачала головой.

— Я так не думала. Просто было обидно держать ее взаперти или позволить выйти за молодого Рашбери или еще кого-нибудь из нашего окружения до того, как ее увидит свет.

Она замялась и затем робко добавила:

— Все дело в ее уступчивости! Она может согласиться на что угодно, и хотя у нее твердые принципы, но характер такой мягкий, что иногда это выводило меня из себя!

— Еще бы, если она готова уступить домоганиям любого зеленого юнца, который волочится за ней! Она влюбляется в них?

— Не думаю, что она влюблена в кого-нибудь, — ответила Фредерика честно. — То есть ни в кого больше остальных. Она такая ласковая и добросердечная девушка, что готова осчастливить любого!

— Милосердна ко всем, да? Бедная Фредерика!

— Вот именно! Вы видите, ну, как я могу быть спокойна? Она готова выйти за бог знает кого, и, представьте, как ужасно будет, если я позволю схватить ее какому-нибудь зеленому юнцу, который даже не знает, как сделать ее счастливой, или какому-нибудь жулику.

Его губы сложились в улыбку, но он сказал очень важно:

— Действительно ужасно! Но жулики обычно охотятся за наследницами.

— Ну, я не совсем то имела в виду, — уступила она, — И, наверное, мне не стоило говорить, что Черис никого не любит. Я сама никогда не была влюблена, так что не мне судить. Мне только кажется, что она не влюблена.

Он слушал ее с рассеянным интересом, но тут вздрогнул.

— Никогда не были влюблены? — повторил он недоверчиво. — Никогда, Фредерика?

— Нет, мне кажется! Однажды я испытывала нежность к одному человеку, но это было давно, я была еще совсем юной, и все так быстро прошло, что это, наверное, нельзя было назвать любовью. Думаю, что, не встреть я его на балу в офицерском мундире, вряд ли вообще обратила бы на него внимание, — сказала она и добавила серьезно: — Знаете, кузен, я бы запретила появляться мужчинам на балах и собраниях в элегантной военной форме! В ней есть что-то обманчивое. К счастью, я нашла его совсем не таким привлекательным, когда через неделю встретила уже без мундира, так что и не успела как следует влюбиться. Это было такое крушение иллюзий!

— И кто же был этот несчастный? — спросил он, смеясь.

— Не помню его имени, это было слишком давно!

— Ах да! — подхватил он сочувственно. — Еще до того, как вы превратились в старую злючку!

— Старая злючка, — она задумалась с грустной улыбкой. — О боже! Наверное, я действительно такою стала.

— Вы так думаете? Тогда позвольте заметить, дитя мое, что повторяя то и дело, какой вы были юной, вы поступаете в высшей степени глупо!

— Ничего подобного! Мне двадцать четыре года, и я осталась старой девой, годы мои ушли, — возразила она.

— Что вы говорите! — усмехнулся он.

— Скажите, что вы думаете стало бы с ними всеми, если бы я занималась собой?

— Понятия не имею!

— А я знаю, и меня это волновало больше всего! Более того, я нахожу свои преимущества в том, чтобы остаться старой девой и быть избавленной от некоторых ограничений. Если бы я ходила в невестах, разве я могла бы сейчас сидеть тут с вами без надзора со стороны какой-нибудь дамы? Сразу бы решили, что я охочусь за вами. А теперь, если даже графиня Ливен или миссис Баррелл пройдут мимо нас, они и бровью не поведут, как если бы тут сидела мисс Берри.

Это сравнение с шестидесятипятилетней незамужней дамой почти вывело из равновесия его светлость. Он придал лицу спокойное выражение, но легкая дрожь в его голосе выдавала его.

— Действительно! И как это не пришло мне в голову?

— Да вы и не задумывались никогда об этом! — сказала Фредерика добродушно.

— Нет, никогда, — согласился он.

— Да и зачем вам? Мужчинам не надоедают дамы-провожатые.

Она задумалась над этим счастливым преимуществом джентльменов.

— Уверяю вас, что и я натерпелся от них! До чего же они утомляют!

Ее задумчивый взгляд исчез в мгновение.

— До чего же вы ужасающее создание, кузен! — сказала она дружелюбно.

— Да, за мной много грехов! Разве я не предупреждал вас об этом?

— Возможно, но вы столько двусмысленностей говорили о себе, что я уже и не прислушивалась. — Она повернулась к нему, и открытая улыбка осветила ее лицо. — Кто только не говорил мне, какой вы опасный человек! У вас печальная репутация, кузен! Но к нам вы более чем добры, несмотря на то, что и не собирались помогать! Так что я не верю никому, кто дурно отзывается о вас!

Он встретился с ее чистым взглядом, но в его глазах трудно было что-нибудь прочесть.

— Вот как? Что ж, это дает мне свободу действий.

— Бросьте вы дразнить меня! — сказала она строго. — Лучше скажите, что вы знаете о сэре Марке Лайнхеме!

— Это что, еще один из воздыхателей Черис? Но, дитя мое, ему уже далеко за тридцать!

— Конечно, но то, что она сказала на днях, навело меня на мысль, что, возможно, ей будет лучше с человеком постарше нее. С человеком, который будет направлять ее, заботиться о ней, не ссориться с ней, если она вдруг выйдет из себя. Я заметила, что молодые мужья часто раздражаются по пустякам, а это не годится для Черис. Она слишком чувствительна, и даже когда наши мальчики ссорятся, так сильно расстраивается! От малейшего упрека она впадает в уныние! Ну вот, а сэр Марк кажется таким чутким, не правда ли?

— Я почти незнаком с ним, так что не могу ничего вам сказать. Если бы я был на его месте, то очень скоро удушил бы ее или стал искать утешения на стороне! Нет ничего хуже, чем иметь пустоголовую жену.

— Она не такая! И сэр Марк не стал бы развлекаться на стороне, у него безупречная репутация!

— Ах, вот оно что? Впрочем, я так и думал, что он зануда, — ответил лорд.

— Если человек уважаемый, это не значит, что он зануда! — возразила она.

— Не значит, но чаще всего именно так и бывает!

— Я слышала, что в молодости сэр Марк пережил сильное разочарование и с тех пор не взглянул ни на одну женщину, — холодно произнесла Фредерика.

— Бога ради, не продолжайте! — с отвращением воскликнул лорд. — Я не перенесу этого!

— Мне кажется, — сказала Фредерика, враждебно глядя на него, — что у вас совершенно нет чувства сострадания.

— Вы совершенно правы, ни капли!

— Но здесь нечем гордиться.

— А я и не горжусь! Скажите, Фредерика, вас действительно восхищает такая сентиментальная чепуха?

— Видите ли, — ответила она, — искренние чувства и уважение к ним всегда вызывают восхищение.

— Вздор! — отозвался он. — В жизни так не бывает, дитя мое. Я-то уж знаю.

— Но во всяком случае, так должно быть, — защищалась она.

— Вот это уже ближе к правде, — согласился он. — А то я начал подозревать, что вы сами неравнодушны к этому образцу добродетели, а он совсем не для вас, поверьте мне!

— Охотно верю! — ответила она, смеясь. — К тому же я не собираюсь перебегать дорогу Черис! Даже если бы и могла.

— А я думаю, что вы еще и не на такое способны, — сказал он.

— Неужели? Тогда у вас в голове еще большая неразбериха, чем у меня! — внушительно произнесла она.