Фредерика

Глава 22

Вскоре размышления маркиза прервало тихое царапанье в дверь. Он открыл ее и впустил Джадбрука с подносом, который тот осторожно поставил на стол, шепотом сообщив, что помимо ячменного отвара его сестра прислала кувшин уксуса с водой на случай, если у молодого джентльмена разболится голова. Он казался очень расстроенным и печально покачал головой, взглянув на Феликса.

— Э, да он плох! — пробормотал он.

— Нет, надеюсь, все же не так, как кажется. Может быть, ваша сестра пришлет мне холодного мяса или чего-нибудь в этом роде?

— Что вы, милорд, она не собиралась делать этого! Она просила передать, что ваш ужин будет накрыт в гостиной через полчаса, и просит прощения, что нет того, к чему привык милорд, поскольку у нее не было времени приготовить цыпленка или зажарить ногу.

— Мы-то ужинаем раньше, — извиняющимся голосом пояснил он, — но Полли отлично знает, что нужно джентльмену, ведь она пятнадцать лет служила экономкой у джентльмена в Лондоне. Иногда я жалею, что она не осталась там, ведь сестра не любит деревенскую жизнь и никогда не любила, оттого и злится! Однако она посчитала своим долгом жить со мной, когда умерла моя жена, ведь Полли такая сердечная, милорд, при всех ее заскоках! Это я принес молодого джентльмена, не сказав ей ни слова. Она и взбесилась, потому что любит говорить все поперек. Хотя я мог с ней посоветоваться, когда был на своем поле, где это все случилось, в четверти мили отсюда! Ну, что там! — Улыбка медленно расползлась по его лицу: — Ваша светлость знает этих женщин!

— Да, ничего хорошего, — согласился лорд. — Но я думаю, что сумею договориться с мисс Джадбрук, однако кое-что я хотел бы обсудить с вами. Что касается обеда, пожалуйста, попросите ее не беспокоиться о нем! Холодное мясо и сыр — вот все, что мне нужно. Только принесите все сюда, если можно!

— Я думал, что смогу остаться с молодым джентльменом, пока ваша светлость будет в гостиной?

Алверсток покачал головой.

— Нет. Очень признателен вам, но если мальчик очнется и увидит незнакомое лицо, он может испугаться, — тактично разъяснил он.

— Как скажете, милорд. Только вот я прямо не знаю, что предложить вашей светлости выпить! — признался Джадбрук.

— Кроме домашнего вина из первоцвета, которое готовит Полли, а оно вам не подойдет, у нас больше в доме ничего из вин нету. Я мог бы послать за вином в пивную, но сомневаюсь, что…

— Не имеет значения! А пива у вас нет? Это было бы прекрасно!

— Ну, если так, ваша светлость! — облегченно сказал Джадбрук. — Я пришлю вам целую кружку!

Он принес еще один поднос со свидетельствами ретивых стараний его сестры. К тому времени, как лорд расправился с обедом, начатым миской замечательного супа и состоявшим также из баранины и двух голубей, зажаренных на вертеле, этот длинный летний день уже клонился к закату. Он с облегчением заметил, что его подопечный уже немного шевелился, и, изменив положение, повернул голову на подушке. Алверсток провел длительные переговоры с фермером, чей решительный отказ от какой бы то ни было платы за свое гостеприимство при других обстоятельствах невыносимо утомил бы его, потом послал за мисс Джадбрук, чтобы выразить свое восхищение ее кулинарным искусством в надежде на то, что немного лести в этой ситуации поможет Фредерике в будущем. Однако она не дала ему повода поздравить себя с таким хитроумным маневром, и лицо ее оставалось таким же неприступным, как и тогда, когда он сказал, что ей будет гораздо легче с приездом на ферму Монкс мисс Мерривилл. Джадбрук показал, где находится его спальня, и умолял разбудить его в случае надобности, снабдил свечами и пожелал лорду скоротать ночные часы как можно спокойнее, появившись потом еще один раз в пижаме (за которую он, краснея, извинился) передать солевой раствор, присланный доктором.

Маркизу выпало несколько часов покоя, но их оказалось не так уж много. Задолго до того, как поднялись рабочие на ферме, кончилось действие снотворного, и на него свалились новые волнения.

Поначалу Феликс был беспокоен, невнятно бормотал что-то, опять впадал в дремоту, а потом стал тише, переходя от полузабытья к реальности с ее болью и незнакомым окружением. Он произносил имя своей сестры пересохшим горлом и пытался освободить руки от одеял, задев при этом поврежденную кисть и резко вскрикнув. Когда Алверсток взял его другую руку, твердо сжал ее и заговорил с ним, он, казалось, узнал его. Его пальцы впились, как клешни, он уставился на Алверстока и часто тяжело задышал:

— Держите меня! Держите меня!

— Держу, не бойся! — сказал Алверсток, протягивая руку за соляным раствором, который он приготовил при первом же признаке беспокойства. — Теперь ты в полной безопасности.

Он приподнял голову Феликса и поднес стакан к его губам.

— Выпей это! Открой-ка рот!

— Где Фредерика? — спросил Феликс, капризно отворачиваясь.

Однако он подчинился приказным ноткам в голосе Алверстока, когда тот снова сказал ему:

— Феликс, открой рот! Давай! Делай, что тебе говорят!

Алверсток, у которого, хотя и не было опыта в уходе за больными, не дал мальчику увернуться и безжалостно влил лекарство ему в горло.

Феликс подавился, но после выступивших от обиды слез, похоже, стал соображать яснее. Алверсток опустил его на подушку и уложил больную руку.

— Так-то лучше! — сказал он.

— Где Фредерика? — повторял Феликс.

— Она скоро будет, — обещал Алверсток.

— Она нужна мне сейчас! — настаивал Феликс. — Позовите ее!

— Хорошо, она придет.

Воцарилась короткое молчание. Алверсток подумал, что Феликс опять засыпает, но в тот момент, когда он собирался отойти от кровати, заметил, что мальчик смотрит на него, пытаясь сосредоточиться. Ему это, очевидно, удалось, потому что он прошептал со вздохом облегчения:

— Ах, это вы? Не уходите!

— Я с тобой.

— Пить!

Алверсток снова приподнял его. Он с удовольствием проглотил ячменный отвар, и на этот раз, когда опустился на подушку, сразу заснул.

Это был тревожный сон, к тому же недолгий. Он, вздрогнув, пробудился, и какие-то несвязные слова слетели с его губ. Феликса, очевидно, мучил какой-то кошмар, в который через некоторое время проник голос Алверстока. Тогда он сказал рассеянно: «Кузен Алверсток», но через секунду застонал, что замерз. Маркизу это показалось обманчивым ощущением, так как рука, схватившаяся за его руку, была сухая и горячая. Он стал его успокаивать, и это подействовало благотворно: какое-то время Феликс лежал тихо, но не закрывал мутных глаз. Вдруг он испуганно проговорил:

— Это не моя комната! Почему я здесь? Мне тут не нравится! Я не знаю, где я!

Маркиз спокойно произнес:

— Ты со мной, Феликс.

Он сказал это инстинктивно, проговорил первые слова, какие пришли в голову, и чуть позже осознал, что они довольно глупы. Но вглядевшись в него, Феликс улыбнулся и сказал:

— Ах да! Я забыл! Вы не уйдете, нет?

— Конечно нет. Закрой глаза! Тебе нечего бояться, обещаю тебе.

— Да, конечно, пока вы здесь, я не упаду, — пробормотал невнятно Феликс. — Я знаю это!

Алверсток ничего не отвечал и скоро с облегчением увидел, что мальчик засыпает. Осторожно высвободив руку от ослабевших пальцев ребенка, он отошел поправить свечу, чтобы ее мерцающий свет не падал на лицо Феликса. Ему казалось, что тот заснул более спокойно, но его надежда не оправдалась. Дальше, это было ясно даже ему, неискушенному в таких случаях, Феликсу становилось все хуже и хуже, его лицо горело, а пульс стал частым. Иногда он дремал, но эти передышки были очень недолгими, а когда просыпался, то все время находился в состоянии лихорадочного возбуждения, граничащего с бредом. Казалось, он страдает от сильной боли; в один из светлых промежутков он пожаловался, что у него «болит все», но когда Алверсток дотронулся до незакрытой бинтами части лба, тот был рад, когда он убрал руку.

— Это не моя рука! — сердито сказал Феликс.

Вторая доза микстуры принесла некоторое облегчение, но Алверсток уже не раз собирался разбудить Джадбрука и послать за доктором. Только последние слова доктора Элкота, предупреждающие о возможной лихорадке, и мысль о том, что он еще мог возвращать мальчика к памяти, удерживали его.

К утру жар немного спал, но боль оставалась. Феликс тихо плакал и стонал:

— Фредерика! Фредерика!

В пять часов маркиз услышал в коридоре скрип осторожно открывшейся двери и поспешил из комнаты, чтобы перехватить Джадбрука, который проходил мимо на цыпочках с башмаками в руке.

Джадбрук был потрясен, узнав, что Феликсу стало хуже. Он пообещал послать к доктору в Хемел-Хемпстед одного из своих рабочих, говоря, что это всего в четырех милях и парень верхом доберется в два счета. Он взглянул на Феликса и, услышав, что нужен еще ячменный отвар, осмелился предположить, что чашка чая пошла бы ему на пользу. Маркиз засомневался, но Феликс, который казался спящим в тот момент, сказал слабым голосом, что хотел бы чаю, так что он кивнул Джадбруку.

— Сейчас вы его получите, сэр! — сказал Джадбрук, добавляя шепотом: — В любом случае это ему не повредит, милорд!

Маркиз все еще сомневался, когда принесли поднос. Он не был в этом знатоком, как его приятель лорд Питерсхем, и с недоверием посмотрел на красную жидкость в чайнике, будучи уверен, что Феликс откажется от нее. Однако Феликс не отказался, и казалось даже, что это освежило его. Час спустя появился доктор Элкот, который сказал:

— Пока вы не дали ему горячего вина, все остальное делалось верно. А теперь, милорд, перед тем, как я войду к нему, скажите, что вас обеспокоило? Вы выглядите немного не в своей тарелке. Тяжелая ночь была у мальчика?

— Очень, — ответил Алверсток несколько мрачновато. — А в чем дело, я думаю, вы лучше разберетесь! У него был сильный жар, иногда он бредил и все время жаловался на боль во всем теле, но слава богу, не в голове!

— Слабое утешение! — проворчал доктор.

Он зашел в комнату к больному и в конце долгого и тщательного осмотра бодро сказал, укрывая Феликса одеялами.

— Ну, молодой человек, не сомневаюсь, что вы скоро поправитесь, но вам придется для этого постараться! Сейчас я дам вам кое-что, от чего сразу полегчает.

Феликс не бредил, но еще не совсем пришел в себя. Он яростно сопротивлялся осмотру, говоря, что ему больно, когда его трогают, и подчинился только после того, как маркиз приказал ему. Теперь он отказывался принимать зловещего вида лекарство, которое доктор Элкот налил в стакан, и маркиз после многозначительного взгляда доктора снова вмешался, взяв у Элкота стакан. Он сказал, когда Феликс отвернулся:

— Ты начинаешь мне надоедать, Феликс. Я ненавижу зануд. Если те не хочешь, чтобы я ушел, делай что говорят — и быстро!

Встревоженный его угрозой, Феликс проглотил микстуру. Он с беспокойством сказал, когда Алверсток опустил его и убрал свою руку, которой поддерживал его:

— Вы не оставите меня, правда?

— Не оставлю.

Феликс успокоился, и через несколько минут его веки опустились. Доктор Элкот тронул маркиза за плечо и вывел из комнаты:

— У вас есть дети, милорд? — спросил он, когда закрылась дверь.

— Нет, насколько мне известно.

— О! Тогда вам стоило бы их завести. Похоже, вы отлично умеете с ними управляться. Ну, как я и ожидал: ревматический приступ. Пока бесполезно гадать, насколько он серьезен. Все, что я могу сейчас сказать: ему нужен тщательный уход. Вы говорили, что его сестра будет здесь, на нее можно положиться? Простите за то, что я говорю так прямо, но это сейчас важнее всего.

— Вы можете быть абсолютно уверены в мисс Мерривилл, — ответил Алверсток. — Она чрезвычайно разумная женщина и заботится о Феликсе как мать, с самого детства. Теперь, поскольку я не очень разбираюсь в болезнях, не просветите ли вы меня. Этот ревматический приступ, кажется, гораздо серьезнее, чем я предполагал?

— Могут быть серьезные последствия, — ответил Элкот. — Но он вообще-то здоровый мальчик, и мне кажется, у него хорошая конституция, так что давайте пока не волновать его сестру.

— Насколько я ее знаю, она приедет как можно раньше. И захочет вас видеть, конечно.

— Да, мне тоже надо ее повидать! С мальчиком пока все в порядке: я дал ему успокоительное, и он проспит почти все утро. И вам бы надо сделать то же самое, милорд!

— Мне надо побриться! — сказал лорд.

— Сделайте и то, и другое! — посоветовал доктор. Маркиз предпочел бритье. Он с большим недоверием осмотрел старомодную бритву, которую одолжил ему Джадбрук, но лезвие было отлично наточено, и он даже ни разу не поранился. Мисс Джадбрук тем временем привела в порядок его муслиновый галстук, и хотя он не доверил ей погладить свой сюртук, Алверстоку все же удалось к приезду Фредерики выглядеть прилично. Однако ему не хватало опытного глаза его камердинера.

Она приехала около десяти в его удобной легкой коляске, и была одна. Маркиз помог ей спуститься и на мгновение задержал ее в своих сильных руках, чтобы сказать:

— Вы замечательная девушка! Я знал, что вы примчитесь!

— Я не смогла выехать из Лондона так рано, как собиралась, но ваши люди домчали меня как на крыльях.

Она посмотрела на него открыто, как он любил, и сказала с улыбкой в глазах:

— Я так обязана вам и так много уже благодарила, что у меня больше нет слов.

— Не представляете, как я рад слышать, — отозвался он.

— Ах да, ведь вам становится так скучно от благодарностей, но я надеюсь, вы знаете, что у меня на сердце!

— Нет, а хотел бы!

Улыбка тронула ее губы.

— Вы смеетесь надо мной! Прощаю вас, потому что знаю: вы бы не стали этого делать, если бы дела не были так плохи! Как он?

— Еще спит. Доктор дал ему снотворное, когда я послал за ним сегодня утром. Он собирается еще приехать в полдень. Я сказал, что вы захотите его видеть и ему надо поговорить с вами! Он еще имел нахальство спросить, можно ли на вас положиться! Проходите в дом! Вам приготовлена спальня, и гостиная к вашим услугам.

— Если вы соблаговолите пройти за мной, мэм, я покажу вам гостиную, сказала мисс Джадбрук, которая появилась в дверях.

Она произнесла это холодно, но немного оттаяла, когда Фредерика, протягивая ей руку, сказала:

— Благодарю вас! Я так признательна за все, что вы сделали. Боюсь, вам это тоже доставило немало беспокойства.

— Ну, у меня всегда забот хоть отбавляй, мэм, — отозвалась мисс Джадбрук, пожимая ей руку и неуклюже делая реверанс.

— Если бы Джадбрук спросил меня, я бы, конечно, сказала ему нести молодого джентльмена прямо сюда, но сидеть с ним не взялась бы.

— Нет, конечно! — согласилась Фредерика.

— У вас и без этого хватает дел!

Следуя за своей неприступной хозяйкой, Фредерика задержалась на пороге, быстро огляделась и воскликнула:

— Какой чудесный ковер!

Маркиз, которому этот ковер казался ужасным, недоумевал, но тут же понял, что Фредерика сказала как раз то, что надо. Мисс Джадбрук, заважничав от удовольствия, сообщила, что его только месяц, как положили сюда, и почти добродушно пригласила Фредерику следовать за ней наверх.

Лорд, благоразумно оставшийся внизу, отправился на поиски своего верного слуги. Он нашел Керри, приехавшего следом за экипажем в фаэтоне к помогающего работнику переносить багаж из коляски, также своего дворецкого, который преодолел весь этот путь на сиденье рядом с кучером, но не утратил своего достоинства, и теперь руководил разгрузкой багажа. Маркиз распорядился отправить экипаж в гостиницу «Сан», в Хемел-Хемпстед, которую рекомендовал ему доктор, поручил Нэппу договориться там о жилье, а Керри — ждать его в фаэтон, и вернулся в дом.

Вскоре Фредерика спустилась в гостиную. Она отказалась от кресла, а села к столу, положив на него крепко стиснутые руки.

— Он еще спит, но беспокойно. Мне надо поскорее вернуться к нему, но прежде, скажите, прошу вас, кузен, что говорит доктор? Я вижу, что у Феликса жар, и представляю, какую ночь вы провели у его постели.

Она прочитала сомнение в его взгляде и спокойно добавила:

— Не бойтесь сказать мне правду! Меня все равно не проведете. — Она слабо улыбнулась, — Да и потом, это не в первый раз, когда один из братьев болен или попытался себя прикончить. Так что говорите!

— Элкот говорит, что это ревматический приступ, — прямо сказал он.

Она кивнула.

— Я так боялась этого. С моей матерью такое было однажды. После этого она уже не могла полностью поправиться: сказалось на сердце. Я тогда была ребенком, но помню, как тяжело она была больна, а нужного ухода за ней не было. Я помню, что она все время вставала с постели, потому что плакал ребенок, — это, конечно, был Феликс. Нет, с Феликсом такого не будет! Он гораздо крепче мамы, и медицина шагнула вперед. Я не буду отчаиваться, обещаю вам, так что не смотрите на меня так, будто вам сейчас придется откачивать меня!

— Я этого и не опасаюсь: вы слишком благоразумны! Если я выгляжу грустным, то из-за того, что представляю, какие изнурительные ночи вам предстоят. Хватит ли у вас сил?

— Спасибо! Я вовсе не такая уж бедняжка! Мне будет помогать Джессеми. Может быть, уже завтра он будет здесь, если Гарри вернется сегодня вечером в Лондон, как ожидалось. Милый мой Джессеми! Он так хотел поехать со мной, но не сказал ни слова. Понимает, что негоже оставлять бедную Черис одну, и сказал, что должен до приезда Гарри побыть на Уимпол-стрит. Он приедет на почтовых, и, признаюсь, я так рада, что он будет здесь со мной. Ему можно будет доверить приглядывать за Феликсом, пока тот спит, а я смогу в это время прилечь. Видите, какая я практичная, кузен?

— Я в этом никогда не сомневался. Могу я узнать, примет ли какое-то участие в этом мисс Уиншем?

— Вряд ли, — призналась она. — Дядя скончался этой ночью.

— Примите мои соболезнования! Я думал, что это освободит мисс Уиншем от ее печального долга, но, кажется, я ошибался.

— Да, потому что тетушка Амелия убита горем и впадает в истерику, как только тетя Серафина уходит. У нее припадки, обмороки и… Ах, я не должна так говорить! Но я так бездушна, что не способна сочувствовать людям, как может тетя Серафина! Я бы на ее месте… Нет!

— Я знаю, что бы вы сделали на ее месте, — сказал он с улыбкой. — Я видел, как вы справились с Черис в подобной ситуации!

— Но это совсем другая ситуация! — ответила она. — Бедная Черис пережила сильный шок неожиданно! Так что ей это было простительно! А дядиной смерти ожидали уже несколько недель, и в любом случае я бы не стала хлестать по щекам свою тетушку!

— Как бы вам этого ни хотелось, — согласился он.

— Ничего подобного! — сказала она гневно, но смеющиеся глаза выдавали ее.

— Вы самый… — сказала бы я, если бы не была вам стольким обязана!

— Что я самый невыносимый человек на свете?

— Отвратительный, хотела я сказать! — поправила она его тут же. Потом взгляд ее смягчился. — Нет, не хотела! С нами вы были — сама доброта, как бы отвратительны вы ни были на самом деле! Но если серьезно, сэр, то дело не так уж плохо. Тетя обещала присмотреть за Черис, но чувствует, что ее сестра нуждается в ней сейчас больше. Впрочем, на ее месте я чувствовала бы то же, так что вряд ли могу порицать ее. Она считает, что все равно Черис сейчас неудобно появляться на балах, и если Гарри будет ее провожать на прогулки и миссис Харли позаботится о ней, то ее присутствие в нашем доме пока не так уж необходимо. Должна вам сказать, что ваша сестра — я имею в виду кузину Элизабет — такая же добрая, как вы! Сегодня утром она прислала Черис записку и предлагает ей пожить в вашем доме с ней, пока меня не будет, а также согласна проводить ее сегодня вечером на вечер к леди Каслрей. Черис отказалась, конечно, так как в этих обстоятельствах ей не стоит развлекаться, и потому я полагаюсь на Гарри. Знаете, он очень любит Черис и не позволит ей унывать.

Она встала.

— Мне надо идти. Пожалуйста, передайте Черис, когда приедете в Лондон, как здесь обстоят дела, и чтобы она не очень волновалась. Я буду вам за это очень признательна!

— Я бы с удовольствием, но пока я не собираюсь возвращаться в Лондон. Все же не такой уж я отвратительный. Какая же вы недогадливая! Зачем же я тогда посылал за своим камердинером?

— Я не знала, что это ваш камердинер, думала, это кто-то вроде посыльного, и еще удивилась, зачем вы приставили его ко мне!

— Чего еще от вас ожидать? Вы глупы сверх всякой меры, Фредерика!

— Ну уж нет! Откуда мне знать, что вам может прийти в голову? — возразила она. — Я еще не встречала такого экстравагантного джентльмена, как вы! Но зачем вам здесь оставаться! Вам нечего тут делать!

— Ошибаетесь. После таких волнений и стольких забот я совершенно измучен, и мне необходимо отдохнуть на природе несколько дней. Я поселюсь в гостинице Сан, в Хемел-Хемпстед, и умоляю, не спорьте со мной! Нет ничего утомительнее ненужных споров!

— Он взял ее за руку и пожал ее.

— Я ухожу, но скоро вернусь, — проследить, хорошо ли вы ухаживаете за моим подопечным!